Форум » Читальный зал » интервью, часть 8 » Ответить
интервью, часть 8
Карина: Продолжение темы
Ответов - 58, стр:
1 2 All
Карина: источник Тайная жизнь Ульяны Лопаткиной Автор Известия.рф, написано 31 Май 2011 г. в 12:48 Сегодня на сцене Московского театра оперетты выступит Ульяна Лопаткина. Гала-концерт примы-балерины Мариинского театра пройдет в рамках проекта "Великие имена" и будет посвящен музыке Чайковского. Накануне концерта с Ульяной Лопаткиной встретилась обозреватель "Известий" Светлана Наборщикова известия: Московский гала-концерт завершает серию ваших гастрольных выступлений. Вы никогда так много не ездили по стране - Новосибирск, Краснодар, Тюмень, Пермь... Это связано с определенной творческой установкой? ульяна лопаткина: Это связано с жизненной установкой - принимать предложения, которые мне интересны. Интенсивно, по максимуму заниматься творчеством. и: В последнее время вам этой интенсивности недоставало? лопаткина: Раньше был период моего становления в театре. Только набор и совершенствование репертуара уже не самоцель. и: Логическое завершение - это еще и начало. Что вы начинаете? лопаткина: Я не фиксировала ни окончание, ни начало. Это продолжение. и: Но Мариинского театра в вашей жизни станет меньше? лопаткина: По внутреннему ощущению театральная жизнь для меня так же интенсивна. Не скажу, что ее меньше. Просто плотность и скорость событий такие, что переходов от театрального репертуара к новым проектам я не замечаю. Плавное сочетание одного с другим. и: Ждете качественного скачка, освоения нового уровня? лопаткина: Я бы не сказала, что должен быть освоен новый уровень. Просто принимаю обстоятельства, в которых живу, и выбираю то, что мне близко, желательно. Есть конкретный спектакль, проект, требующие концентрации. А дальше все развивается параллельным ходом - и совершенствование, и движение вперед. Я сейчас не ставлю себе определенных психологических и профессиональных рубежей, которые должны быть непременно взяты. Я делаю интересную для себя работу. Интерес к работе - первое, что я учитываю, когда решаю, принимать предложение или нет. и: В Москве вы заявили "Легенду о любви", "Ballet Imperial" - балеты, которые освоили давно. Новизна и интерес уже не совпадают? лопаткина: Новизны здесь немного, но эти спектакли имеют особенную харизму. и: Провинциальный российский зритель сильно отличается от московского и петербургского? лопаткина: Он теплее. Радушно принимает с первой же минуты. В столицах хотят чего-то большего, чем просто высокий профессиональный уровень. Есть ощущение, что столичный зритель испытывает тебя, но сам не знает, чего ждет. А ждут, как правило, некоего сверхъестественного чуда красоты. и: Вы уже двадцать лет в балете, если считать с момента окончания училища. У вас не возникает ощущение дежавю ? лопаткина: Дежавю не было никогда. Случается, не ощущаешь детского восторга от премьеры. Теперь преодолевать нужно не волнение перед спектаклем, а спокойствие в себе. Уже недостаточно одной красоты движения, удовольствия его исполнения. Пришли другие чувства, более глубокие. Сейчас к танцу нужно добавить что-то такое, чтобы у тебя самой ком в горле встал. и: Вы танцуете произведения самых музыкальных хореографов. Делали, скажем, вечер Ханса ван Манена. Лично у меня ком возник, а у вас? лопаткина: В балетах Ханса ван Манена развернут интеллектуально-аналитический аспект взаимоотношений партнеров - разговор через лаконичные, сдержанно-таинственные, экстравагантные движения. Это беседа умных людей, которые понимают друг друга с полуслова, дают друг другу пищу для размышлений. Есть притяжение, есть дистанция... Интересно было бы его прочтение музыки Чайковского и Рахманинова. и: Мне вспоминается характеристика, прозвучавшая, когда вы только начинали: "Снежная королева, выкладывающая из льдинок слово "вечность". Теперь вам наверняка не нравится эта метафора? лопаткина: Для кого-то это определение в конкретном спектакле было бы уместным. Для меня и сейчас важны в работе тщательность и скрупулезность. В этом есть особый смысл. Исполнительская сдержанность предоставляет зрителям возможность домыслить, дочувствовать, дотворить вместе со мной. и: К своей Кармен вы подошли с той же артистической меркой? лопаткина: Я бы не разграничивала так. Я за свободу выражения, за свободу восприятия, за борьбу со стереотипами, которые мы иногда сами себе создаем... и: На апрельском Мариинском фестивале был объявлен ваш дебют в "Ромео и Джульетте", который не состоялся. Ссылались на травму партнера - Андрея Ермакова, но ходили слухи, что вы сами отказались от спектакля. лопаткина: Спектакль действительно не состоялся из-за травмы Андрея, которая случилась незадолго до премьеры. А выбор партнера зависел от желания привнести в спектакль эмоциональность, которая является ключевой в истории любви Ромео и Джульетты. и: "Ромео и Джульетта" Лавровского давно в репертуаре Мариинки. Руководство запрещало вам танцевать этот балет? лопаткина: Не запрещало, но и не давало. Есть же возможность повлиять на ситуацию - сослаться на занятость, множество других спектаклей, на то, что с одним партнером ты не сочетаешься по росту, другой уехал на гастроли... и: Тихий саботаж? лопаткина: Иногда однозначно оценить происходящее сложно при отсутствии очевидного конфликта. и: А почему вы не выступили в балете "Парк" Анжелена Прельжокажа, хотя были заявлены? лопаткина: С "Парком" интересная ситуация. Я этот спектакль видела сначала на видеопленке, потом фрагментами и, слушая божественного Моцарта, пыталась понять, близок ли мне этот балет. Для меня было большим удивлением, когда повесили списки солистов и объявили, что "Парк" будет ставиться в нашем театре. Мы начали работать, и я долгое время боролась с некоторым внутренним душевным диссонансом, который вызывало у меня сочетание музыки и движений. В этом балете мало возможностей для интерпретации. Есть конкретные движения с акцентом на откровенность и неприкрытый эротизм. Я вложила свое ощущение в пластику, рассказала ее своим голосом, своими интонациями, но, вероятно, моя интерпретация не убедила хореографа, и он выбрал тех солистов, которые наилучшим образом выразили его видение взаимоотношений мужчины и женщины. Без слов пришло какое-то понимание... и: ...что это не ваш спектакль, а Прельжокаж - не ваш хореограф? лопаткина: Скорее, я не его танцовщица, будем так говорить, потому что он - мастер своего дела. На сегодняшний день зачастую в первую очередь оценивается авторство хореографа, а танцовщики - это материал. и: Нечто подобное сейчас происходит и в драматическом театре, и в кинематографе. Может быть, это тенденция времени, с которой надо смириться. лопаткина: Творческий человек все равно будет нести свой внутренний душевный заряд. Другое дело, что усложняются условия работы. Например, ситуация с репетициями "Анны Каренины" была чрезвычайно похожа на жизнь в бизнесе. Нужно было четко, быстро, когда хотите - днем, ночью, на гастролях, между гастролями, между спектаклями, чуть ли не в коридоре, - выучить порядок. Мы, несколько пар, встречались в небольшой студии одновременно. Места не хватало, времени не хватало. Здесь, конечно, помог опыт Юры Смекалова (солист Мариинского театра, исполнитель роли Вронского. - "Известия") - его мобильность в поддержках, отзывчивость, безотказность при абсолютно уставшем состоянии после других репетиций. Работали до изнеможения. Алексей Ратманский (постановщик спектакля. - "Известия") очень переживал. Но, для того чтобы спектакль зазвучал, танцовщикам нужно дать время. Иногда быстрый темп - это большой недостаток. С ним мы теряем то, что в балете считается именно искусством. А так до последнего момента я ощущала себя материалом во владении хореографа. Для Алексея было важно, чтобы все прозвучало именно так, как он хотел. Каждое движение приходилось выкладывать как кубик, собирая глобальное. С приходом Майи Михайловны Плисецкой на заключительные сценическую и генеральные репетиции ситуация изменилась. и: И что сделала Майя Михайловна? лопаткина: Она сказала: "Мне недостаточно вашей любви к Вронскому, я так и не успела почувствовать, как сильно вы его любите. Забудьте про роман "Анна Каренина", это балет. Я должна видеть историю двух героев. Не стесняйтесь любить его с самого первого момента. Тогда все встанет на свои места". Действительно, в романе все развивается постепенно, тонко, неопределенно, в мучениях и противоречиях. В спектакле эту нить не выстроить в силу сжатости драматургии, кратковременности мизансцен. Действие строится из кратких вспышек, освещающих лишь некоторые моменты романа... На последней репетиции мы смогли попробовать ее предложение. Пришлось быть предельно открытой во всех эпизодах, и такая эмоциональная мера оказалась убедительной. Майя Михайловна обняла меня и сказала: "Вот теперь все, как надо". Я почувствовала, что ожила...
Карина: источник Махарбеку Вазиеву, руководителю балета миланского театра La Scala, исполняется 50 лет Заместитель Председателя Правительства РСО-Алания, Полномочный представитель республики при Президенте РФ Александр Тотоонов тепло поздравил юбиляра с этим событием. «Вы посвятили свою жизнь балету и добились широкого признания не только в нашей стране, но и далеко за её пределами. Талант и искренняя увлеченность профессией позволили Вам с успехом руководить балетной труппой прославленного Мариинского театра. А сегодня мы гордимся тем, что Вы ставите замечательные балетные спектакли на сцене одного из известнейших театров мира и дарите многочисленным зрителям радость встречи с прекрасным. Желаю Вам здоровья и неиссякаемой энергии, дальнейших творческих успехов и реализации самых амбициозных планов!» Накануне юбилея Махарбек Хасанбекович Вазиев рассказал noar.ru о работе в театре La Scala и своих планах на ближайшее будущее. - La Scala - бренд. Состоялся ли Ваш «роман» с этим знаменитым театром? Нет ли языкового барьера? - Очень люблю этот театр, с благодарностью воспринял предложение поработать здесь. Конечно, поначалу для меня все было в новинку, ведь Мариинский театр - это совсем другая система. Словами объяснить разницу очень сложно. Чтобы ее почувствовать, нужно здесь поработать. La Scala - один из ведущих театров мира с богатейшей историей, прежде всего оперной, ну а потом уже и балетной. На самом деле, мне очень нравится здесь. Могу сказать одно: весьма доволен тем, что я сделал вместе с коллективом театра за то время, что я в La Scala. Работы много, и работы интересной и серьезной. Что касается языка, то я немного говорил по-английски, а итальянского не знал, но быстро освоил. Когда вокруг все говорят на нем, волей-неволей научишься. Хотя и осетинский не забываю. - Сколько лет Вы проработали в Мариинке? Можете ли сказать сейчас, почему ушли из театра? - 29 лет, в том числе 13 - в качестве руководителя балетной труппы. Будучи достаточно законнопослушным человеком, я не разделяю позицию людей, которые после ухода начинают лить грязь на бывших коллег. Считаю, что, если вам дана возможность работать, нужно заниматься именно этим. Причины моего ухода просты. По истечении 13 лет работы я пришел к выводу: нужно что-то менять в своей жизни. Решиться на такой шаг было непросто, поскольку я работал с великим человеком. Поверьте, это не громкие фразы. То, что делает Валерий Абисалович Гергиев для развития российской культуры, невозможно описать словами. Не так давно он приезжал в La Scala с концертами. Конечно же, мы встретились, пообщались. Затем я разговаривал с музыкантами La Scala. Когда я у них спросил о Валерии Абисаловиче, услышал однозначный и емкий ответ: «Гений». Считаю, что у этих людей есть право давать оценки: каждый сезон они работают с двумя-тремя лучшими дирижерами мира. - Каковы сегодня, на Ваш взгляд, основные тенденции развития балета? Быть может, классический танец уходит на второй план? - Классический балет никуда не уйдет. Ведь тогда исчезнет все. Любая современная постановка базируется на классике. Классический балет требует высокого исполнительского качества. В целом же, то, что происходит в балете - это вполне нормальное развитие. Не можем же мы жить вечно только с тем классическим наследием, которое нам досталось. Да и ярких личностей, к сожалению, в современном балете не так много. Считаю, что современного балета в России нет, и пока не может быть. Для его появления необходимо давать возможность развиваться, изменяться, расти, давать больше пространства, как это происходит на Западе. Что касается классического балета, то убежден, что школа классического русского балета - лучшая в мире. - В Москве на Днях Осетии, прошедших при поддержке Постпредства, с большим успехом был представлен танец с участием артистов La Scala. Почему Вы решили отобрать именно этот номер? - Я ничего случайного не делаю, поскольку являюсь должностным лицом. Рад, что номер понравился. - Расскажите о своих новых проектах. Значится ли в них в какой-то перспективе Осетия? - Проектов много. Думаю, не надо оглядываться назад, быть увлеченным тем, чем занимаешься. В любом проекте участвуют актеры, хореографы, музыканты. Это сложная работа. Недавно мы ставили балет «L'altro Casanova» («Другой Казанова»), где Казанова - женщина. Это был довольно амбициозный проект, он оказался успешным. В следующем сезоне у меня два новых проекта. Один - с американским хореографом, а другой - с нашим Алексеем Ратманским. Словом, идей много, будем работать. Что касается Осетии, то это - моя Родина! Несколько раз возникали какие-то предложения. Конечно, я бы хотел привезти балет La Scala в Осетию, но пока это сделать очень сложно. И дело даже не в финансах. В нашем театре очень сложная система планирования. Но о таких гастролях я мечтаю. - Случалось ли Вам в Милане встречаться с «тамошними» осетинами? - Более того. Была замечательная история. Маэстро Гергиев дирижировал в La Scala «Турандот». Потом мы пошли с его гостями в ресторан. Там сидела семейная пара с ребенком. Они, естественно, узнали Валерия Абисаловича, попросили разрешения сфотографироваться с ним. И тут выяснилось, что они - осетины. Такое бывает, и даже часто. Помню, был в Канаде. В гостинице мне позвонили и сказали, что со мной хочет встретиться человек, который утверждает, что он мой земляк. Выяснилось, что он родом из Садона. Уехал из России еще до войны или после войны в 15-летнем возрасте. Он пригласил нас домой, мы просидели с ним до утра, разговаривая об Осетии. - А в Осетии родственники есть? Часто бываете в Осетии? - Да, ведь у меня там - мама, сестра, брат. На самом деле, вся моя улица, все мои соседи на улице Льва Толстого - мои родственники, и это правда! Я уехал из Осетии в довольно юном возрасте, но безмерно счастлив, что это - моя малая родина. То, что мне дали в Осетии - база, на которой строилось все остальное. Мы росли в такой любви со стороны родственников, соседей. Мне иногда кажется, что это был чудесный сон. Дочь моя тоже бывает там, хоть и не так часто. Ей сейчас 22 года, она учится в консерватории. - Планируете праздновать юбилей? - Не особенно люблю устраивать такие праздники. Тем более, в это время у меня много работы в Милане. А позже приеду домой и там с мамой что-нибудь придумаем. Махарбек Хасанович Вазиев родился 16 июня 1961 года в городе Алагир Северной Осетии. Окончил Академию Русского балета им. Агриппины Вагановой (класс Юрия Умрихина). В 1981 году Вазиев был приглашен в труппу Театра им. С.Кирова в Ленинграде (ныне Мариинский театр в Санкт Петербурге). Исполнял сольные партии в балетах: "Жизель", "Дон Кихот" , "Щелкунчик", "Лебединое озеро" и др. В 1995 году Махарбек Вазиев стал заведующим балетной труппой Государственного академического Мариинского театра оперы и балета. Под руководством М. Вазиева Мариинский балет с успехом гастролировал в лондонских театрах Coliseum и Ковент Гарден, в театре Colonn Буэнос Айреса, в мадридском Teatro Real, в театрах Токио, Гонконга, в Большом театре. При поддержке Махара Вазиева на авансцену русского балета выдвинулось новое поколение петербургских балерин, среди которых Ульяна Лопаткина, Диана Вишнева, Светлана Захарова, Майя Думченко. С 1 января 2009 года занимает пост руководителя балета миланского театра Ла Скала. Махарбек Вазиев - Заслуженный артист России (2002), лауреат премии "Душа танца 2002" в номинации "Рыцарь танца". Женат, имеет дочь. Жена Ольга Ченчикова - бывшая прима и педагог Мариинского театра. Оценки критиков: «...один из самых ярких представителей петербургского классического танца, артист, ставший «своим» в лучших американских, европейских и японских балетных труппах». «Талант, прекрасная школа и мужественная внешность позволили молодому артисту сразу занять положение танцовщика, исполняющего все ведущие партии классического репертуара. Он блестяще владеет всеми секретами классики, безупречно знает и понимает истинный смысл дуэтного танца. На таких профессионалах как Махар Вазиев держится репертуар театра». «В лице Вазиева балетный театр постепенно обрёл современно мыслящего и действенного лидера». Пресс-служба Постоянного представительства РСО-Алания при Президенте РФ
Карина: источник «Мое ощущение жизни началось только в Вагановской школе» С примой Мариинского театра Дианой Вишневой для «Московских новостей» поговорил журналист Василий Арканов. — Когда мы созванивались, мне показалось, что вы не очень охотно согласились на встречу. Не любите давать интервью? — Нет, не в этом дело! Просто, знаете, мне всегда важно, чтобы текст в точности отражал то, что я хочу донести. Вот и борюсь с неточностями, довожу журналистов своей дотошностью. Зачем что-то выдумывать? — Я тоже ничего не буду выдумывать и обрисую читателям обстановку. Мы встречаемся в центре Нью-Йорка, в кафе гостиницы «Эмпайр-отель». Через дорогу от нас Линкольн-центр, где вы только что завершили свой восьмой сезон как приглашенная звезда American Ballet Theatre. Завтра у вас съемка для журнала Vogue с легендарным фотографом Патриком Демаршелье, а послезавтра — вылет в Питер, где состоится ваш бенефис по случаю 15-летия работы в Мариинке. Вы заказали бокал белого вина, но даже не пригубили. — Пока все точно. — Давно у вас роман с Нью-Йорком? — Тринадцать лет. Правда удивительный город? Когда я впервые сюда попала, не было еще тех возможностей, какие сейчас есть у молодых исполнителей: участвовать в гала, разъезжать по миру в качестве приглашенных звезд. Поэтому, хоть меня сразу заметили и критики, и профессионалы, я совершенно не представляла, что буду когда-нибудь здесь работать. Но потом какие-то встречи, партнеры, репертуар — и ты вдруг понимаешь, что мир не ограничивается стенами Мариинки. А в АВТ, оказывается, с самого начала хотели заполучить меня в качестве постоянной солистки. Правда, сама я узнала об этом не так давно. — Как вы могли не знать? — Разговоры шли через агентов, менеджеров. Я же тогда не говорила по-английски. И когда мой менеджер сказал директору Мариинского театра, что АВТ хочет предложить мне контракт в Нью-Йорке, так получилось, что до меня эта информация не дошла. Не знаю, что бы я в тот момент решила. Но думаю, все равно осталась бы в Мариинке. Там был такой подъем, такая удивительная атмосфера, такая востребованность — было бы обидно все это упустить. — Сейчас не так? — Понимаете, я уже на том этапе, когда репертуара одного театра мало или недостаточно. Я всегда мечтала танцевать в таких постановках, как «Евгений Онегин» в постановке Джона Кранко, «Дама с камелиями» Джона Ноймайера, «Кольцо вокруг кольца» Мориса Бежара. Вот в следующем году планирую станцевать Татьяну в «Онегине». Я всегда мечтала об этом балете. — А вообще многое из того, о чем в детстве мечталось, сбылось? — Трудно сказать. Дело в том, что я никогда не мечтала праздно. Все мои мечты с самого раннего возраста заведомо определялись целью. Передо мной ставили задачи — и я к ним шла. Чаще всего задачи казались невыполнимыми, но я каким-то образом их выполняла. Еще студенткой Вагановского училища выиграла конкурс. Еще студенткой станцевала в театре спектакль «Дон Кихот», хотя его обычно танцуют только зрелые, опытные балерины, поскольку он достаточно силовой. Кому-то, естественно, это не понравилось, но, по счастью, рядом оказались люди, которым я верила безоговорочно. — Иногда, наверное, хотелось все бросить? — Ни разу. Попав в Вагановское училище, я сразу поняла, что это что-то невероятное, что я хочу здесь остаться. Во всем была какая-то магия. Чем сильны мы в России? Тем, что мастерство передается из поколения в поколение, из рук в руки, из ног в ноги. И та школа удивительная — она буквально пропитана историей. От стен, от станков, от лестниц тебе передается эта энергия. Мое ощущение жизни началось только в Вагановской школе. Для меня все началось только там. — Это можно назвать рано и счастливо найденным призванием. — О призвании я не думала. Было дикое желание: понять, добиться. И ежедневный изматывающий труд, сверхусилия и самоограничение. Хоть я и маленькая была, но видела свой путь и по нему шла. Так же потом было и с современной хореографией, которой в школе не было. Когда стали появляться первые видеокассеты и я увидела на них работы западных хореографов, у меня был настоящий шок. Я подумала: «Вот как надо! Вот куда надо!» Было бешеное желание: впитать другую эстетику, освоить новую технику, на ходу запрыгнуть в этот проносящийся мимо поезд. — Чем же вас так поразила современная хореография? Ведь нас вроде бы учили, что классика — это основа основ и вершина вершин. — Классика — основа основ, я с этим согласна. Самое трудное в театре — танцевать классику. Но постепенно ты набираешь репертуар, ты его совершенствуешь, и возникает вопрос: что дальше? Современная хореография дает возможность еще большего самовыражения для артиста, в еще большей степени раскрывает индивидуальность. И ясно, что найти и по-настоящему раскрыть тебя может только тот хореограф, который будет работать конкретно с тобой. А это может быть только твой современник. Мне очень повезло, что мой приход в Мариинку совпал с появлением там нового репертуара. Стали ставить Баланчина, Макмиллана, Ролана Пети, Ноймайера, Форсайта. — Но на Запад вас стали поначалу приглашать именно как классическую балерину? — Здесь классика идет в других, более современных редакциях. Основной материал в принципе такой же, но есть нюансы, детали. Это все приходится добирать, осваивать. В первые годы было очень непривычно — переучиваться всегда тяжело. Я сопротивлялась сначала, спорила, переубеждала. А потом поняла: я у них в гостях — и нечего диктовать свои порядки. Все равно в любую редакцию я привнесу то, чем сильна. Так и получалось. Я стала досконально исполнять те или иные редакции, но используя «наши» руки и спину и, конечно, базу нашей потрясающей школы танца… — Где вас теплее принимают — в Америке или в России? — В каждой стране по-разному. В Америке очень благодарный зритель. И очень уважительный. В России танцевать труднее. Я бы сказала, что высочайший уровень нашего театра сформировал и уровень нашего зрителя, потому публика профессиональнее и требовательнее. — А за прессой вы следите? Вам важно, что о вас пишут? — И важно, и неважно. Критика, как правило, всегда очень субъективна. Допустим, я посмотрела какой-то спектакль и мне не понравилось. А потом прочла критику — хвалят вовсю. Кто тут прав? Что касается меня, то я доверяю только своим глазам, своим ощущениям, и самый большой критик для себя — я сама. А если кто-то профессионально разбирает спектакль и выделяет именно те моменты, которые и для меня ключевые, я обязательно прислушаюсь. Если бы я была критиком, я бы писала так, чтобы людям захотелось пойти в театр. Это главная цель, мне кажется. Даже когда ругаешь. Придите, посмотрите, составьте свое мнение. Не бывает «запрограммированного» спектакля. Спектакль — живой организм, он все время видоизменяется. Сегодня ты танцуешь так, завтра иначе. Каждый раз как с чистого листа: заново выстраиваешь, заново проживаешь. Ни один критик за этим не угонится. — Присутствует ли в балете момент соперничества? — Честно говоря, соперничество — это последнее, о чем я думаю. Если рассуждать обывательски, конечно, во всем есть соперничество. Но оно должно быть разумным и уважительным. Ты не можешь нравиться всем. Но мы прежде всего коллеги, и, главное, каждый вкладывает в то, что делает, максимум силы и души. — Бенефис в честь вашего 15-летнего юбилея в Мариинке — это ваша инициатива или театра? — Моя. 15 лет для балерины все-таки большой срок. Десятилетний юбилей я отмечала спектаклем «Жизель», и это было немного формально. А сейчас мне хочется показать что-то совершенно новое — чем я сейчас живу, что мне интересно. Несколько лет назад я попала на спектакль труппы Марты Грэм и сразу почувствовала, что мне хочется попробовать стилистику этого выдающегося хореографа и выдающейся личности. Я стала думать об этом, «примерять на себя», стала подробнее изучать ее творчество. Она создала такие образы, что это, наверное, можно назвать подлинным воплощением женщины в танце. При этом это очень сильные, технически непростые роли. Молодым исполнителям они, наверное, просто неподвластны. Это должны танцевать зрелые, состоявшиеся танцовщицы. Я сама поначалу понимала, что пока не готова к ним, не доросла. Тут не только хореография, а еще очень сильная актерская составляющая, настоящий пластический театр. И это мне безумно интересно. Удивительно, что хореография Марты Грэм никогда не показывалась на российской сцене. И я не думала, что у меня так быстро осуществится этот проект. Несколько месяцев назад мы встретились с руководством ее труппы и практически сразу обо всем договорились. На бенефисе я покажу балет «Лабиринт». Еще должна сказать, что в случае моего бенефиса буквально сошлись звезды — и в прямом, и в переносном смысле. Это редкий случай, что удалось составить такую программу, какую и хотелось, и увидеть тех артистов, которых хотелось. У всех же напряженное расписание, работа в разных частях света. Но ко мне приедут мои любимые партнеры — Владимир Малахов, Дезмонд Ричардсон, Роберто Болле. Я им очень благодарна. — Я знаю, что осенью вы представите свой новый проект, своего рода продолжение спектакля 2009 года «Красота в движении». Уже можно рассказать подробнее? — Это не совсем продолжение «Красоты в движении», а скорее результат всех накопленных ролей, проектов и знакомств. В прошлом году я встретилась с канадским хореографом Эдвардом Локком, участвую в его новой постановке, которую, надеюсь, привезем и в Россию. Недавно, в апреле Мариинский театр показал премьеру знаменитого балета «Парк» Анжелена Прельжокажа. Началась работа с танцевальной компанией Марты Грэм. Все это стало предвестьем моего нового проекта, который я назвала «Диалоги» и покажу в следующем сезоне совместно с Мариинским театром. В этом спектакле все будет «впервые». Будет «Лабиринт» Марты Грэм. Впервые в России будет представлена хореография Пола Лайтфута из Нидерландского театра танца. Наконец, специально для меня ставит новую работу Джон Ноймайер. — Это впечатляет. А возвращаясь к классике — ее просто физически тяжело стало танцевать? — Всему свое время. Классику я буду стараться танцевать как можно дольше. Но уровень исполнения не должен снижаться. Та физика уходит, но открывается нечто новое, становится преобладающим актерское наполнение роли. И это для меня гораздо более ценно. — Не грустно от того, что это проходит? — Нет. Прошло — и незачем цепляться. Перерастаешь какие-то моменты, и уже нормально с этим расстаешься. Спокойно. Тем более когда у тебя есть что делать сейчас и ты знаешь, что будешь делать завтра. — То есть ранняя балетная пенсия вам явно не грозит? — Что вы, какая пенсия! У меня практически все расписано на ближайшие пять лет. Мне друзья иногда говорят: «Ну с тобой невозможно, тебя никогда нет». Я говорю: «Так меня и для самой себя нет. Это не потому, что я вас обделяю, — я сама себе не принадлежу». Каждый спектакль — огромная ответственность. Надо привести себя в порядок, отрепетировать, донести до партнера, настроиться. С годами эта ответственность лишь возрастает. От тебя ждут определенного уровня. Ты в постоянном поиске, и тебе не дает покоя ни твой ум, ни твоя душа. После этого, естественно, нужно как-то восстанавливаться, а времени на это нет. Конвейер запущен, идет сезон, идет репертуар. А еще есть реальная жизнь. То с машиной что-то случилось, то еще быт какой-то. Без помощи близких людей я бы, наверное, с этим совсем не справлялась. У меня все посвящено творчеству и сцене. — От участия в фильме Даррена Аронофски «Черный лебедь» вы тоже из-за отсутствия времени отказались? — С Аронофски мы не знакомы. Предложение поступило из агентства, которое проводило кастинг. Я спросила, когда пробы. Оказалось, что у нас в это время гастроли в Японии. Я сказала, что хоть это и Голливуд, хоть это и Аронофски, Япония мне не простит и театр тоже. — Теперь жалеете? Поехали бы на «Оскара»... — Совершенно не жалею. Тем более что фильм не о балете. Но популяризацию балету он дал — это приятно. К тому же у меня случилось свое счастье в кино. В прошлом году мы познакомились с Рустамом Хамдамовым — нашим питерским художником и режиссером, человеком, который создает совершенно удивительные миры. Он предложил мне сыграть главную роль в фильме «Бриллианты», и в прошлом году уже состоялась премьера на фестивале в Венеции. Поработав с Рустамом, я ничуть не жалею о «Черном лебеде». Те, кто видел «Бриллианты», думаю, наверняка со мной согласятся. — Если бы у вас была возможность что-либо в жизни поменять, что бы вы поменяли? — Мне кажется, мне еще рановато об этом думать. Я слишком увлечена своим делом, чтобы досадовать, обижаться или сожалеть. Конечно, у меня не так все розово и безоблачно, было немало препятствий. И все равно всего, чего хотела, добивалась. Тем более что рядом со мной всегда были люди, которые меня понимали и поддерживали. — В прямом смысле носили на руках. — Ну на руках нас только на сцене носят. Хотя в жизни это тоже очень приятно.
Карина: источник Черно-белый лебедь Дмитрий Губин расспросил балерину Диану Вишневу о театре, родине и даже любимых книгах Фото: Юлия Лисняк / Коммерсантъ Прима Мариинского театра Диана Вишнева накануне юбилея — 15 лет она блистает на сценах всего мира — и бенефиса в родном театре рассказала "Огоньку" про различия между Россией и Западом, а также развеяла иллюзии о фильме "Черный лебедь", в который ее приглашали на пробы Как-то все странно складывалось с этим интервью. Я-то рассчитывал на прогулку с Дианой по Петербургу — так сказать, звезда вернулась из Америки в свой город, знакомый до слез. Пройдемся по Невскому, обсуждая, почему у нашего среднего класса в чести вместо условных искусств — этого европейского musthave — безусловная попса. И я увижу, на какие витрины Вишнева смотрит или как реагирует на рыбий жир ленинградских речных фонарей. История Вишневой — это история отечественного Колумба, девочки-Колумбессы, рванувшей из своей Генуи на утлых каравеллах, на вечно болящих от нагрузок ногах, в большой мир — и покорившей все сцены, от Гранд-опера до Метрополитен-оперы, и завоевавшей все награды. Плюс, конечно, Вишнева — это смуглая бровь, нежный абрис, живые, как бельчата, глаза — богиня, красавица, черный ангел. А тут после жарких солнечных дней в день ее прилета нагрянули холод, ветер, дождь, и белые ночи стали тусклыми. Не погулять. И сразу — две репетиции с утра. Встреча, встреча, еще встреча. "Извините, мы опаздываем". Чуть не в полночь встретились все же в лобби "Астории", сели в кресла, где парой недель раньше сиживали Депардье, Ардан и Машков, игравшие в фильме "Распутин" Распутина, императрицу и императора. Вишнева сказала: да, знаю. Несколько раз их встречала здесь. Я рассказал ей про параллель с Колумбом, она, аккуратно пряча усталость, ответила: да, правда, ноги вечно болят. Я начал объяснять, почему сравниваю с Колумбом, а не, скажем, с другими балеринами: те — танцующие статуэтки, а Вишнева — танцующая ртуть. Хотел продолжить, но Вишнева вскинула бровь (у нее это мило, по-домашнему, по-детски даже выходит): — Я — танцующая ртуть? Если вы так говорите, значит, мало меня видели! — Если уйти от балетного языка... Представьте, вашу статую помещают в Музее восковых фигур. Рядом с какими женщинами вы хотели бы оказаться? — Интеллектуального склада. С Мартой Грэм, Матой Хари и Жанной д'Арк, хотя они такие разные, что нельзя сравнивать... — Диана, у меня к вам главный вопрос как к Колумбу, то есть не про путешествие, а про Вест-Индию. Скажите, Россия — это часть европейской цивилизации или мы разные цивилизации? А потом вернемся к балету, поговорим, как вас отказывались брать в Вагановское училище... — Да это нормально совершенно! Спросите любого одаренного человека, и он вам расскажет свою историю, как его куда-то не брали или как выгоняли... И то, что меня дважды не брали, оказалось судьбоносной вещью, потому что в итоге я попала к тому педагогу, без которого меня бы не было. А если бы зачислили сразу, то я и танцевала бы тихо, спокойно и как все... А тут не взяли! Понимаете? На начальной стадии всегда должны быть какие-то сложности, которые дадут тебе понимание серьезности происходящего. И тогда ты или все это бросаешь, или начинаешь по-другому работать... — Ну вот, мы снова о балете, а я хотел про Америку... — Про Америку и Европу? Мы и Запад — совершенно разный менталитет, разные цивилизации и разные системы. Я там даже становлюсь другим человеком и другой танцовщицей. Со всей своей классической школой. Там комфорт работы другой... — Там комфортнее? — Там — ожесточеннее. Если ты там прима-гость, то должна доказывать право быть гостем, потому что иначе почему кто-то из постоянных танцовщиков компании должен отдавать тебе роли? Это нужно заслужить. Причем ты должен доказывать это каждый спектакль и каждый год, иначе тебя пригласят на один год, а дальше уже нет. А здесь ты вот стала прима-балериной, и хотя понятно, что каждый выход ты должна показывать свое развитие, зрелость в ролях, но все равно это твой родной театр! — Вопрос: почему вы не уехали из страны? — Потому что я люблю свой город, свой театр, свою школу... — Ну, и любили бы, живя на Кап-Ферра, танцевали бы в Монте-Карло, а в Петербург прилетали бы... — В Монте-Карло нет балета такого уровня ... А в Мариинском есть. Да и в Американском балетном театре я уже не приглашенная, я там principal dancer... — Но вы же не будете отрицать, что поклонников у вас больше там? — Там все тоже не так просто. Раньше за границей очень ревниво относились к тому, что у них танцует много русских. Ну да, русские действительно лучше танцуют, и от этого никуда не денешься, но они не хотели в этом признаваться. И раньше так осторожно тебе давали спектакли. А сейчас больше выбора! Мне предлагают в неделю танцевать два спектакля, да еще с разными названиями. — Соглашаетесь? — Да вы что! Мне спектакль нужно носить в себе неделю, чтобы вынести на сцену. Невозможно делать каждый день по качественному спектаклю! — Диана, вы так красиво уходите от вопроса, почему русский балет, опера, классика популярнее за рубежом, чем в России. Вы хоть знаете, что в Петербурге нет ни одной радиостанции классической музыки? — Как это? Есть же "Радио классика" и "Эрмитаж"! — "Классика" закрылась, а "Эрмитаж" — это джаз. — Печально. Почему туристы едут в Россию? Чтобы приобщиться к русской культуре. К балету, к музыке... Я даже не знаю, почему сейчас так. — А кто из известных людей в России на балет ходит? — Владимир Путин несколько раз был, когда мы в Большом выступали, и на гала в Питере он тоже приходил... Вагит Алекперов, Олег Дерипаска... Наоми Кэмпбелл регулярно ходит... Майкл Дуглас с Кэтрин Зета-Джонс приходил, когда приезжал... Не знаю, насколько эти люди увлечены балетом. — Вы "Черного лебедя" Аронофски посмотрели? — В этом фильме мне предлагали сниматься. Я была на Венецианском фестивале с Рустамом Хамдамовым, он снял со мной и с Ренатой Литвиновой фильм, "Бриллианты", и вот там на первой же пресс-конференции меня забросали вопросами, почему я не снялась в "Черном лебеде"... Но мне пробы пройти предлагали, а я даже сценария не читала, потому что сразу сказала, что, извините, у меня гастроли в Японии и я не могу их отменить. — Так все-таки, сексуальная жизнь актрисы влияет на исполнение роли, как об этом говорит фильм? — Сам фильм — замечательно кассовый, привлек аудиторию, и люди сейчас пойдут с куда большим интересом смотреть "Лебединое озеро"... Но это фильм не про балет, не про балетную жизнь, не про создание образа Черного лебедя, это все так далеко! — Как это "далеко"? Да там пара деталей как с вас списаны! Разве не вы танцевали в Нью-Йорке Джульетту, истекая кровью, потому что за кулисами напоролись на какой-то штырь?! — Я, да. Было такое. А что я должна была делать?! Там сидят зрители, 5 тысяч человек. И люди у театра спрашивают "any ticket" — любой билет, и это очень приятно. И я дотанцевала. По счастью, это был последний спектакль сезона. — Насколько ваши репетиции для вас рутина и насколько эта рутина тяжела и скучна для вас? — Да это самое любимое, что может быть, репетиции! Как скульптор, знаете, лепит свою Галатею, так и я обожаю репетиции. Куда больше, чем спектакли. Спектакль — это результат, выношенный кропотливой каторгой, которую я люблю... Это огромный труд, иногда света не видишь, не понимаешь, где ты и что ты, но все равно продолжаешь работать, потому что это безумно интересно — как ты себя трансформируешь, как ты эмоционально доводишь ту или иную сцену... И ты знаешь, что в спектакле все будет по-другому, но копишь бесконечное количество вариантов любого жеста! Ты все время в диалоге либо с зеркалом, либо с собой, вот почему у меня новая программа будет называться "Диалоги". Ты молчишь, но все время разговариваешь. Вот вживаешься в Анну Каренину и думаешь: а как бы ты поступила? А как бы ты переложила это в пластику? Это бесконечный процесс, который увлекателен донельзя, вопрос только в силах, которые оставляют тебя через 4 или 8 часов. Я это безумно люблю, хотя на следующий день сталкиваюсь с болью в ногах, и с утра все опухшее, не встать с кровати, я не высыпаюсь, потому что я продолжаю это переживать, и тело тоже страдает... — Считается, что физика русского тела такова, что наш танцовщик никогда не сможет танцевать хорошо современный балет, а только классику. Что черные парни по своей анатомии таковы, что перетанцуют, ну вот как этот ваш роскошный американский партнер, извините, я имя забыл... — Дезмонд. Дезмонд Ричардсон... Понимаете, вот я приезжаю в Америку и начинаю работать. Там все с опаской относятся к русским, это нормально: классическая основа, классика в репертуаре... Проходит день, проходят два, и мне говорят: да ты как будто всю жизнь модерн танцевала! Это было с каждым хореографом, начиная с Ноймайера. Ни Дуайт Роден, ни Бежар — никто в жизни ни разу не сказал, что, вот, она русская, у нее как-то все по-другому... Наоборот — да ты как всю жизнь у нас танцевала! — Примерно известно, что нужно, чтобы стать звездой: талант, трудолюбие, внешность и умение общаться с журналистами. Каковы должны быть пропорции этих ингредиентов? — Природные данные — это 50 процентов. Или 60. Этого достаточно. Трудолюбие — чем больше, тем лучше. Человек должен быть готов к сумасшедшим нагрузкам. Это как подготовка спортсмена. Хорошее сердце, хорошая выносливость, хорошие сосуды. Такое трудолюбие порождается хорошими амбициями: вот я так сделать хочу! Вот я в детстве ходила в театр каждый день практически. На третьем ярусе ступеньки всегда были мои. И я смотрю на какую-нибудь балерину, не обязательно звезду. И я переживаю, потому что я считала, что не смогу никогда в жизни так сделать. Я иду в зал и начинаю пробовать, чтобы сделать так. Я добьюсь! — А насколько важна для успеха внешность в балете? — Понимаете, в балете главное линии тела, пропорции. Это у нас называется "индекс". И когда детей в балете измеряют, все равно приглашают родителей: чтобы посмотреть, какие родители по пропорциям... Должна, например, быть маленькая голова. Ты должна быть как статуэтка! — То есть Матильда Кшесинская сегодня бы шансов не имела? — Раньше не только она, раньше многие были такими полненькими! (Глядя в изумленные глаза интервьюера.) Меняются время, эстетика, костюмы, больше открываются ноги — раньше пачки были ниже. Сейчас движения спортивные, мышцы вытянутые. Раньше балерины были обтекаемые. — Объясните, почему 10 лет отказывались от предложений станцевать Одетту-Одиллию? Разве "Лебединое" — не мечта каждой балерины?! — Понимаете, когда я начинала с Китри в "Дон Кихоте", я готовилась не так, как сейчас, 2-3 недели и пошел на сцену. У меня подготовка занимает месяц, два, потом через год ты должна повторить. У меня огромный классический репертуар, и я понимала, что мне есть что доводить до ума. Я хотела дорасти до "Лебединого" и хотела станцевать его на Западе, где другие редакции, которые мне больше нравятся, потому что в России стереотипы сложились... Ведь что такое балет? Это не когда ты внутри ощущаешь эмоцию, а когда определенный поворот головы рождает определенную эмоцию. То есть это должно быть очень четко, но не засушено. И на Западе есть редакции, где злой Ротбарт с матерью Зигфрида обо всей интриге договаривается, а есть где Одетта и Зигфрид гибнут вдвоем... — Давайте составим "рекомендательные списки" от Вишневой. Итак: три фильма? — "Синий", "Белый", "Красный" Кеслевского, "Семейный портрет в интерьере" Висконти... Еще я очень люблю фильмы с Маньяни, Дитрих, Гарбо. — Три книги? — Сэлинджер. Толстой, хотя раньше я бы назвала Достоевского. И книги по индуистской и буддийской философии. — Три певца или певицы? — Мария Каллас, Фредди Меркьюри... Вот сейчас назову, а потом буду себя корить, что кого-то не вспомнила. — Шевчук, Гребенщиков, Земфира? — Земфира. — Три музея? — Метрополитен, Эрмитаж и даже не знаю, какой третий: Лувр или Прадо. — Три города? — Париж, Петербург, Нью-Йорк. — Три места в Петербурге? — Набережные Невы, пригороды, Летний сад. — У нас так хорошо получается, давайте и дальше в ритме блица? Из тех вещей, какими приходилось заниматься, какие, кроме балета, самые приятные? — Я лошадей люблю, раньше каталась, но сейчас времени нет. Еще фильмы и путешествия. Хотя, если разобраться, какие это занятия? — Что вы не умеете делать, но хотели бы уметь? — Говорить на многих языках. Сейчас я немножечко общаюсь по-французски и по-английски. — Когда вы последний раз делали что-либо на спор? — В школе был какой-то спор, о чем, уже забыла, но помню, что на коробку "сникерса"... Представляете, раньше для детей и один-то "сникерс" был мечтой, а тут выиграть целую коробку! Но я выиграла, и мой партнер честно отдал ее мне. — Разве балеринам можно есть шоколадные батончики?! — Можно, можно... Хотя моя любимая сегодня кухня — японская. Это вообще моя любимая страна, я восхищаюсь этими людьми. Как они себя ведут. Как обращаются со стариками, с детьми. Они не просто хорошо воспитаны — у них культура в крови. — В каких социальных сетях вы зарегистрированы? — В "Фейсбуке". — На какую покупку последний раз вы потратили больше тысячи евро? — У мамы с папой было 40-летие свадьбы. Я подарила маме антикварные серьги. — Когда вы последний раз катались на велосипеде? — В Австралии, год назад. — Что вам доставляет больше хлопот — душа или тело? — И то, и другое. Но договориться с телом проще, конечно. — Чем вы будете заниматься через 20 лет? — Надеюсь, буду жить в своем доме на берегу озера или моря... Кроме того, есть мой фонд, благодаря которому возникают новые интересные проекты, есть возможность помогать детям и ветеранам сцены. Беседовал Дмитрий Губин Как закалялась "Душа танца" Визитная карточка Диана Вишнева родилась в Санкт-Петербурге. Танцем начала заниматься с 6 лет, в 11 была принята в Академию русского балета им. А. Я. Вагановой, которую окончила в 1995 году (класс Людмилы Ковалевой). В 1994 году выиграла золотую медаль и Гран-при Международного конкурса юных артистов балета в Лозанне. Это первая и единственная награда российского исполнителя на этом конкурсе. В 1995 году танцевала ведущие партии в Мариинском театре. В 1996 году начала сотрудничество с Большим театром. С 2001 года началась международная карьера Вишневой в качестве приглашенной солистки зарубежных театров (La Scala, Staatsoper, Grand Opera, Royal Opera House, Metropolitan, American Ballet Theatre и другие). Звания и награды: народная артистка России и лауреат Государственной премии, премия "Божественная", приз Benois de la danse, "Золотой софит", приз "Душа танца", приз лучшей танцовщице Европы, четыре "Золотые маски", приз "Балерина десятилетия" и многие другие. 23 июня на сцене Мариинского театра состоится бенефис Дианы Вишневой, посвященный 15-летию ее творческой деятельности. Впервые российскому зрителю будет представлена хореография легендарной Марты Грэм, основательницы американского танца модерн, в исполнении звезд мирового балета. А в Музее театрального и музыкального искусства откроется мультимедийная выставка, посвященная творчеству балерины.
Карина: источник Диана Вишнева: "Нужно быть сильной" Елена Андрусенко 23.06.2011, 15:59 Фото: РИА Новости Знаменитая прима-балерина петербургского Мариинского театра Диана Вишнева отмечает 15-летие творческой деятельности. 23 июня в Петербурге на сцене ее родного театра состоится бенефис танцовщицы "Я долго шла к тому ритму, в котором сейчас существую. Если взять только последний сезон – это невероятное количество проектов", – говорит Диана Вишнева: "Сейчас у меня такое время, когда я делаю то, что хочу, то, что мне близко. Я благодарна судьбе, потому что за эти 15 лет я получила возможность танцевать почти на всех главных площадках мира, что дало мне колоссальный опыт и развитие, особенно в технике современного танца. Но я не собираюсь подводить итоги, я лишь хочу рассказать своим бенефисом о том, чем я сейчас живу, чем я дышу, что мне интересно". Новое, неизведанное, сложное – вот что постоянно притягивает Диану Вишневу. В юности это была классика – главные роли в "Лебедином озере", "Дон Кихоте", "Жизели". И эти балетные шедевры не исчезли из ее репертуара. Ну а нынче Диану все же больше привлекает танец-модерн, стиль сontemporary. В программу своего бенефиса балерина включила знаменитую постановку американского хореографа Марты Грэм "Лабиринт" - это будет российская премьера. "Ни разу я не слышала, чтобы классическая балерина танцевала постановки Марты Грэм, - рассказывает Диана Вишнева, - и поэтому не ожидала, что ее "Танцевальная компания" сразу откликнется на мое желание поработать вместе и даже предложит мне сделать совместный сезон. Я не понимаю, как так получилось: никогда ни Марта Грэм, ни ее компания не приезжали в Россию! И я очень рада, что на своем вечере я буду представлять совершенно элитарное искусство танца. Марта Грэм создала на балетной сцене настоящий театр, для которого надо быть не только сильной актрисой, сильным человеком, но еще обладать широтой взглядов и за пределами хореографии". "В принципе, нужно быть сильной, а хочется быть слабой", – замечает Диана Вишнева и добавляет, что при всей своей преданности искусству она уверена, что главное в жизни – любовь. Черноглазая красавица Диана, которая с легкостью затмит любую знаменитую модель, любовью действительно не обделена. И, возможно, любовь, семья, дети станут смыслом ее жизни, когда придется оставить сцену – так она считает. Но мечтает еще, например, выучить французский и итальянский языки, освоить компьютер… Талантливой Диане и это по плечу, ведь освоилась же она довольно быстро на съемочной площадке, когда известный российский режиссер Рустам Хамдамов пригласил ее сниматься в фильме "Бриллианты". А сюжет был таинственно-детективный, далекий от балетных историй: героиня Дианы Вишневой похищает дорогую брошь из ювелирной лавки, и за ней увязывается некий черный шар. А еще балерина учредила фонд, действующий на территории России, США и Японии, чтобы популяризировать балетное искусство, создавать новые балетные проекты и оказывать помощь ветеранам сцены. "В общем, дел так много, что расписание составлено на месяцы, даже на годы вперед", – констатирует Диана Вишнева: "Каждый мой день – это большой стресс, который уже превратился в ритм жизни. Я говорю об этом с улыбкой, но все достаточно непросто. Однако, наверное, находятся какие-то резервы, правильная концентрация, понимание, как нужно построить ту или иную работу. Сейчас прибавляется много общественной работы, связанной с фондом. Надо встречаться с людьми, разговаривать, убеждать. Встречи и разговоры отнимают колоссальное количество сил, которые хотелось бы направить на свое творчество, но я сама это выбрала, я сама этого хочу. А когда я возвращаюсь на репетицию или спектакль, понимаю: вот, оказывается, где я отдыхаю, вот то, что мне дает наслаждение". К пятнадцатилетию сценической жизни Дианы Вишневой в Петербурге открыли выставку видео- и фотоматериалов, название которой, вероятно, выражает кредо балерины – "движение никогда не лжет".
Карина: источник Диана Вишнева представит в Москве балет Эдуарда Лока Фото: пресс-служба балерины В Питере прошла пресс-конференция международной звезды балета, примы Мариинского театра Виктор Маслов — 23.06.2011 В конференции также приняли участие художественный директор и ведущий танцовщик балетной труппы Берлинской государственной оперы Владимир Малахов и директор Санкт-Петербургского государственного музея театрального и музыкального искусства Наталья Метелица. Для московских представителей СМИ в столичном пресс-центре РИА «Новости» был организован видеомост. 15-летие творческой деятельности Диана Вишнёва отмечает несколькими событиями. 23 июня в Мариинском театре состоится Бенефис балерины, где впервые российским зрителям будет представлен спектакль легендарной основательницы американского танца модерн Марты Грэм «Лабиринт». А с 20 июня по 28 августа в санкт-петербургском Музее театрального и музыкального искусства пройдет мультимедийная выставка «Движение никогда не лжет», посвященная творчеству Дианы Вишнёвой, где можно будет увидеть многочисленные фотографии и видео с наиболее полюбившихся публике спектаклей. Как рассказала Диана Вишнёва, за 15 лет творческой деятельности она освоила огромный репертуар и получила неоценимую возможность выступать на ведущих мировых площадках. Сегодня ее график предельно насыщен: она танцует в АВТ, гастролирует с Мариинским театром, участвует в проектах современных хореографов – Алексея Ратманского, Марты Грэм, Эдуарда Лока и др. Диана Вишнёва – уникальная балерина, которая с удовольствием танцует и в классических, и в ультрасовременных постановках. Ей подвластны сложнейшие партии Жизели, Одетты, Китри, и в то же время она с легкостью берется за невероятно трудные современные балеты, требующие от танцовщицы особого мастерства. «Сейчас я испытываю огромный интерес к современному танцу, и все чаще представляю проекты современного искусства», - говорит балерина. В одном из таких проектов московский зритель сможет увидеть Диану Вишнёву 17 и 18 сентября в Государственном Кремлевском Дворце на Kremlin Gala «Звезды балета XXI века». В первом отделении Kremlin Gala Диана выступит вместе со знаменитой канадской балетной труппой Эдуарда Лока «La La La Human Steps», представляя премьеру спектакля «Новая работа Эдуарда Лока» - уникальный балет, в котором все участники исполняют сложнейшие элементы современной хореографии на пуантах. Предложение Эдуарда Лока поработать вместе с его труппой поступило Диане несколько лет назад и показалось балерине очень заманчивым. «То, что я видела в записях, казалось невероятным, сверхъестественным для человеческого тела - исполнять такой насыщенности хореографию. И мне захотелось попробовать». Но по стечению обстоятельств обсуждение возможного сотрудничества затянулось на полтора года, хотя Эдуард Лок, восхищенный мастерством Вишнёвой, сразу же сказал ей: «Вы идеально подходите к моей хореографии». «Такой комплимент от ведущего хореографа дорогого стоит», - признается Диана, но все равно «это был эксперимент над собой, ведь приходилось погружаться в совершенно новый стиль». Работа над спектаклем продолжалась в течение двух месяцев и требовала, по словам балерины, полной отдачи и невероятной концентрации. При этом, как отмечает Вишнёва, Лок уделял огромное внимание не только танцу, но и световому оформлению . «Это хореография света, которая завораживает», - восхищается Вишнёва. В свою очередь Эдуард Лок в полном восторге от танца Диана: «Вы идеально представляете мой стиль. Вы делаете именно то, что я ставлю!» Во втором отделении Kremlin Gala «Звезды балета XXI века» Диана Вишнёва с Владимиром Малаховым планируют представить мировую премьеру современного балетного номера. Что это будет за хореографическая композиция – пока секрет. Знаменитые танцовщики решили сохранить интригу, сказав, что сейчас выбирают из нескольких вариантов. «Я не сторонница гала-концертов и в течение последних 5-10 лет в них не выступаю. Но если попадаются высококлассные проекты, то выбираю для них современный репертуар, поскольку считаю, что не имеет смысла представлять классический балет маленьким фрагментом», - поделилась Диана. После пресс-конференции состоялось экспресс-интервью с Генеральным продюсером проекта Kremlin Gala «Звезды балета XXI века» Владиславом Москалевым. - «Звезды балета XXI века» - проект, не имеющий аналогов по уровню и масштабу. Гала-концерты проходили в Торонто, Париже, Нью-Йорке… Насколько сложно организовать такое мероприятие в Москве? - Да, это непросто. В течение 18 лет мы проводили гала-концерты за рубежом. А в Москве мы представляем проект во второй раз – и надо сказать, что второе мероприятие проводить всегда сложнее, чем первое. В первый раз срабатывает элемент неожиданности, а на следующий год нужно уже не просто удивлять, а поражать! Вот почему впервые за 18 лет мы решили поменять концепцию гала-концерта: Kremlin Gala «Звезды балета XXI века» - это лучшие произведения современной хореографии в исполнении ведущих прим и премьеров планеты. И что очень важно: во втором отделении гала 17 и 18 сентября будут представлены разные номера! Мы надеемся, что наш проект посетят 12 тысяч зрителей, а ведь никогда еще не было попытки собрать столько публики на балетное представление. Однако мы уверены, что просвещенная и интересующаяся балетом московская публика придет на Kremlin Gala. - В программе вечера в первом отделении заявлен одноактный балет, а во втором представлены отдельные номера. Почему программа сформирована именно таким образом? - Программа, предложенная зрителям Kremlin Gala, уникальна, такого не было ни на одном из предыдущих концертов проекта «Звезды балета XXI века». Дело в том, что искушенную московскую публику интересует не только качество исполнения сложнейших номеров (московские балетоманы видели лучших артистов мира и умеют отличать хорошее от безупречного), прежде всего, ее интересует новизна. Построив программу таким образом, мы включаем в Kremlin Gala не одну, а две (!) мировых премьеры: спектакль «Новая работа Эдуарда Лока» и совершенно новый номер, который во втором отделении представят Диана Вишнёва и Владимир Малахов. Между прочим, специально для московской публики Эдуард Лок усложнил свою постановку, создав еще более интересную, яркую и захватывающую версию. Кроме того, во втором отделении будут показаны два восстановленных номера, состоится четыре дебюта, а также пройдет российская премьера хореографической композиции «Light Rain» в исполнении солистов Баварского государственного балета Лючии Лакарры и Марлона Дино. - Трудно ли выполнять все требования технического райдера? -Балет Лока – ультрасовременный не только по хореографии, но также по свету и звуку. В нем очень сложная постановочная часть, и для ее осуществления из Монреаля приедет специальная техника. - Насколько, на Ваш взгляд, важно участие Дианы Вишнёвой в Kremlin Gala? - Диана Вишнёва – звезда мировой величины. Если выбирать критерии оценки, по которым возможно всесторонне оценить мастерство балерины, она – балерина номер один в мире. И очень приятно и почетно для нас, что Диана согласилась танцевать на гала, хотя обычно в гала-концертах она не выступает.
Карина: СПБ.Собака.RU Июнь 2011 г. Владимир Шкляров Балеты этого образцово-показательного принца собирали толпы поклонниц и до того, как он стал самым молодым премьером Мариинского театра. Первая работа в новом качестве - спектакль Withou хореографа Бенжамена Мильпье. Without - это живая и красивая неоклассика на музыку Шопена. Сам Бенжамен Мильпье репетировал с нами лишь три дня перед премьерой, но этого оказалось достаточно. Он добивался, чтобы история взаимоотношений пяти пар танцовщиков выглядела как полет чувств, как легкая и ненадуманная фантазия. Бенжамен - очень искренний, эмоциональный человек, с ним было исключительно приятно работать, так же как с его ассистентами Селин Кассон и Жаном -Франсуа Кесслером из «Нью-Йорк Сити балета», которые занимались с нами большую часть времени. Я не всегда легко схожусь с людьми, у меня вообще сложный характер, но с ними сдружился. Когда я впервые увидел этот балет в записи, то не верил в свои силы. А в итоге мы станцевали даже лучше американцев, и Мильпье был абсолютно счастлив. У меня вообще тяга к современной хореографии. Мне интересно пробовать себя в чем-то абсолютно новом, чтобы был творческий рост. Безусловно, классика вечна, но я ведь почти весь традиционный репертуар перетанцевал, и не хочется на этом останавливаться. Исполнять то, что поставлено специально для тебя, - это совсем другие ощущения: учтены твои данные, тебе комфортно, ты получаешь огромное удовольствие. Да и зрители всегда это замечают и ценят. Когда я учился в Академии имени Вагановой, вокруг нас было много педагогов, проработавших в театре всю жизнь. Мы смотрели на них открыв рот. Практически каждый вечер я ездил из школы на улице Зодчего Росси на Гражданку ради дополнитeльныx занятий, а потом в Мариинский театр на спектакли. Помню, умолял билетерш пустить меня на третий ярус, а затем набирался храбрости и спускался в ложи, откуда они меня гоняли. Как оказалось, все это было не зря: ты учишься, понимаешь, что тебе нравится, кто лучше, кто хуже. Конечно, появлялись кумиры, после спектаклей с Фарухом Рузиматовым, Игорем Зеленским я был под огромным впечатлением. К сожалению, я не вижу в театре нынешних учащихся Вагановки, которые проявляли бы похожую заинтересованность. Не могу сказать, что я захотел танцевать сам, так решила мама. Кроме нее, никто из родственников не верил, что из меня получится артист, особенно папа. Он продолжает династию инженеров-строителей вслед за дедушкой и прадедушкой. Сейчас отцу, конечно, очень приятно, когда он встречает знакомых и говорит, что это танцует его сын. Он гордится мной. Учеба никогда не казалась мне каторгой. Все это было мне в удовольствие: и занятия в классе, и дисциплина. Я, например, с интересом читал биографию Михаила Барышникова. С чего он начинал? Где учился? Как он стал Барышниковым? Когда в школе случалась череда дополнительных занятий, я приезжал домой в полумертвом состоянии, а мама садилась и рассказывала мне содержание «Отцов и детей» или «Идиота». Русскую и зарубежную литературу знаю в основном с ее слов. Сейчас стараюсь восполнять эти пробелы, читать, но времени мало. А так хочется взять книжку и посвятить ей целый день, чтобы никто тебе не звонил. Не понимаю людей, которые говорят: «В наши времена все было иначе!» Да, я смотрю старые записи, и, конечно, разница есть. Балет, безусловно, в чем-то теряет: ушла драматургия определенных танцев, артисты стали больше увлекаться техникой. Но сегодня тела стали совсем другими, более эффектными, гибкими, красивыми, а внешний вид имеет очень большое значение. Что касается меня, то я тщательно готовлюсь ко всем спектаклям: придумываю грим и прическу, свои жесты, смотрю фото, видео, хожу по музеям. Например, ездил в Верону. Правда, балкон Джульетты видел только издали - вход во двор дома Капулетти был в тот вечер закрыт, - но я счастлив, что побывал там, прошелся по этим улицам. Перед каждым спектаклем стараюсь ходить к батюшке за благословением. К сожалению, духовника себе пока не нашел. Заезжаю в Чесменскую церковь, в которой меня крестили в семь лет вместе с папой. Я считаю, что в церковь нужно приходить хотя бы по воскресеньям на причастие и приводить туда детей. И в школах нужно преподавать историю религии. Ведь это так удивительно, когда в церковь стоит огромная очередь, чтобы прикоснуться к святыммощам. На мой взгляд, сейчас очень не хватает популяризации балета. Так, в Академию имени Вагановой в прошлом году недобрали мальчиков, и теперь некоторые маленькие партии вместо них танцуют девочки. Казалось бы, все знают «Зенит», зачем ему реклама? Но она висит по всему городу. И я был бы рад, если бы так же висели афиши с фотографиями моих коллег. У нас в театре есть потрясающие артисты, достойные этого. Кстати, о футболе. Я вообще смотрю матчи, болею, а однажды играл за сборную Мариинского в качестве нападающего на чемпионате по футболу среди театров города. За восемь лет в театре я прошел все ступеньки балетной карьерной лестницы. Теперь я премьер. И должен сказать, что статус ничего особенно в жизни не меняет. Появляется лишь дополнительное беспокойство об уровне исполнения. Просто у ребят в кордебалете другая работа: они выходят на сцену почти каждый вечер и в каждом акте. Но я когда-то понял для себя, что не могу танцевать в кордебалете, не могу следить за линиями, то и дело прыгну выше всех. А кто-то, наоборот, теряется, когда остается один на сцене. И хотя стоял я в кордебалете недолго, но считаю это полезным опытом: после него появляется характер, который сложно переломить.
Карина: Светский Петербург июль 2011 Балерина должна уметь все ЕКАТЕРИНА КОНДАУРОВА - ОДНА ИЗ САМЫХ ЯРКИХ МОЛОДЫХ БАЛЕРИН МАРИИНСКОГО ТЕАТРА. ЗА ПОСЛЕДНИЕ ДВА СЕЗОНА ЕЙ ДОСТАЛИСЬ ГЛАВНЫЕ ПАРТИИ В ПОСЛЕДНИХ БАЛЕТНЫХ ПРЕМЬЕРАХ МАРИИНСКОГО ТЕАТРА - «ПАРКЕ» АНЖЕЛЕНА ПРЕЛЬЖОКАЖА, «АННЕ КАРЕНИНОЙ» АЛЕКСЕЯ РАТМАНСКОГО, «КАРМЕН-СЮИТЕ» В ХОРЕОГРАФИИ АЛЬБЕРТО АЛОНСО, «СПАРТАКЕ» ЛЕОНИДА ЯКОБСОНА. В ПРОШЛОМ СЕЗОНЕ БАЛЕРИНА ДЕБЮТИРОВАЛА В «БАЯДЕРКЕ» В КЛАССИЧЕСКОЙ ХОРЕОГРАФИИ МАРИУСА ПЕТИПА. ВОСХОЖДЕНИЕ НОВОЙ ЗВЕЗДЫ СОПРОВОЖДАЮТ ЗНАКИ ВНИМАНИЯ И ПРИЗНАНИЯ В ВИДЕ ПРЕМИЙ: НЕСКОЛЬКО «ЗОЛОТЫХ СОФИТОВ», «БЕНУ А ДЕ ЛА ДАНС», «ЗОЛОТАЯ МАСКА». СП: Вы толъко что стали обладателъницей премии «Золотая Маска». Это что-то особенное для Вас? - Каждая премия важна, это знак признания. Премии дают силы и энергию что-то делать, доставляют радость, что тебя заметили. СП: «Маску» Вам присудили за ролъ Анны Карениной ... - Это была сложная работа - и в хореографию Ратманского пришлось вживаться, и персонаж очень непростоЙ. Конечно, перечитывала роман, чтобы понять Анну. Признаюсь, мне она не близка с того момента, как она забывает всё и всех ради своей любви к Вронскому. Не понимаю её эгоцентризма. СП: Насколъко трудно представитъ персонажа, который не близок? - Трудно и интересно, потому что я понимаю, как это чувствовать, как должен человек ощущать себя, если его раздирают такие клокочущие страсти, как у Анны Карениной. Наверное, даже лучше не разделять этого - когда персонаж не совпадает с тобой, и игра выглядит более душераздирающей, яснее выражается это противоречие. СП: Естъ ли у Вас предпочтения, склонностъ к современной хореографии или к классической? Вы ярко проявилисъ как солистка именно в современной хореографии - в балетах Форсайта. - Не могу сказать, что выбрала бы только современные балеты и отказалась от классики. Я бы заскучала, если бы пришлось ограничиться современной хореографией. Обязательно должен быть баланс. В наше время балерина должна уметь всё. Причём намного больше ценится, если ты танцуешь классику и в то же время можешь хорошо исполнить модерновые танцы и спектакли. Попросите труппу современной хореографии станцевать «Лебединое озеро» - у них ничего не получится. у наших танцовщиков такая школа, такая выучка, они владеют таким сложным хореографическим языком, что могут выучить любой современный балет. СП: А естъ ли для Вас сложности в таком случае? - Конечно. Нужно, чтобы тебя направляли, чтобы был педагог, который может тебе объяснить, особенно в классике. Мы этому учились и совершенствуемся всю жизнь. И артист кордебалета, и солист ежедневно приходят в класс к станку. Сложность современного танца в том, что ты должен постоянно брать энергией, не можешь быть опустошённым. Если у тебя нет сил, творческих желаний, то выйти и показать движения будет очень скучно, это будет просто физкультура. Сюжетов в современной хореографии часто нет, спрятаться не за что. В этом отношении классика проще - если даже ты усталый, эмоции снижены, то зрителям издалека по графике будет казаться, что всё чистенько, что классический танец может быть немного холодноватым. Но, с другой стороны, в современном танце ты можешь импровизировать - если что-то не получилось, даже технически ты можешь как-то выгнуться, повернуться. А если ты это сделаешь в классическом танце - сразу будет резать глаз. Классический танец сложен именно своей формой, «вековой» отточенностью движений и рисунком поз. СП: И всё-таки Вы на сцене ведёте себя не толъко как балерина, но и как актриса. - Чтобы это не выглядело как гимнастика, как спорт. В китайском цирке люди творят неимоверные чудеса и на пуантах, и на голове, делают десятки пируэтов - это можно наработать. Но, наверное, наработать свой внутренний мир и какой-то драматизм сложнее. Это приходит с опытом. В театре бывает, что педагоги тебе подсказывают, как и что ты должен делать по роли, но я не могу сказать, что мы с моим педагогом Эльвирой Тарасовой часто обсуждаем настроение, эмоции. И я не могу в зале каждый раз показывать найденное однажды настроение. Это будет скучно и пресно. Каждый раз на сцене всё идёт от ежеминутного состояния и часто бывает сюрпризом и для меня. СП: После исполненных ролей 3аремы, Алъмы, Эгины, Кармен критики готовы были признатъ Вашим ведущим амплуа стервозных роковых женщин. Но Ваши Одетта, Анна, девушка из «Парка» - совсем другие. Вы - актриса, Вы лицедействуете, можете бытъ разной. А какая основная черта Вашего характера в жизни? - Не знаю. Могу точно сказать, что я энергична. Есть цепкость, иногда жёсткость в работе, требовательность к себе, к окружающим, когда ты с ними связан делом. Без этого не получится работать в театре, добиваться результатов. Характерность проявить легче, чем благородную мягкость, например в Одетте. Я помню первый спектакль, когда я выходила в «Лебедином озере» - мне говорили, что Одетта была слишком суровая. СП: Были ли балеты, поставленные специально для Вас? - У нас в театре несколько раз был проект «Молодые хореографы», и они ставили что-то новое на молодых исполнителей. Я попадала в такие постановки. Хореограф Эмиль Фаски поставил на меня балет «Простые вещи». Кирилл Симонов - «Стеклянное сердце». Это всегда очень интересно - получается, что участвуешь в создании спектакля, а не просто исполняешь роль. СП: С кем из современных хореографов Вам хотелосъ бы поработатъ? - Мне сложно выбрать одно имя. Вот только что работали с Прельжокажем. Мне именно «Парк» давно хотелось станцевать - это было одно из заветных желаний. С удовольствием станцевала бы что-нибудь Нормайера - никогда не танцевала его хореографию. Может быть, ван Манена. Встретилась бы с Форсайтом ещё много-много раз. Я не отказалась бы ни от какой работы. Мне всё интересно. Можно найти что-то для себя у каждого. СП: Вы из Москвы. Как случилосъ, что попали в Петербург, с вечным противостоянием этих городов? - Сегодня я с трудом могу представить себя в другом городе или в другом театре. Я много раз возвращалась назад, в детство, думала, что было бы, если бы всё сложилось иначе. Меня не приняли в московскую школу, куда я поступала два раза. Поехали в Петербург, куда москвичи не приезжают. Но меня неожиданно приняли. Первые впечатления были очень тёмными: несмотря на то что был август, всё было угрюмо, пасмурно, я с трудом могла представить, как смогу остаться одна. Первые годы жила с мамой, а потом я втянулась в этот ритм, и какая-то самостоятельность проснулась. И вот так потихоньку меня этот город затянул в свои сети. Я его очень люблю. И я настолько душой и телом с Мариинским театром, что даже не представляю себя в стенах другого. В театре для меня всё сложилось по обычному сценарию: я прошла всю школу кордебалета, как все девочки, от последней линии лебедей двигалась чуть ближе к рампе, затем - большие лебеди и невесты. В «Лебедином озере» знаю каждую партию. Одетту-Одиллию я только на 7 или на 8 году станцевала. Поэтому мне легче существовать вместе с кордебалетом на сцене - я знаю, что они делают в каждый момент. Это одно, общее дыхание. СП: Говорят, балерина за спектаклъ снашивает несколько пар туфель. - Смотря какие туфли и смотря какой спектакль. у меня было максимум три пары - на каждый акт по паре. Сейчас туфли другие, сделанные по новой технологии, более удобные. На сцене бывают не только разбитые ноги. Но там вообще ничего не чувствуется. Сколько раз бывало, что и колени разбиты, и пальцы порезаны, саблей например, а ощущаешь это только после спектакля. СП: В чем Вы черпаете вдохновение? - Если есть время - стремлюсь уединиться на природе, подальше от города, от шума, от театра и от людей. Люблю гулять по городу, по разным улочкам. Может восстановить один день, проведённый дома с мужем. Мы любим заняться иногда кулинарным творчеством. Когда мама приезжает или друзья приходят - они говорят, что это изыски. А для нас это просто, мы любим сочетания разных вкусов. Всё время пробуем и придумываем новое.
Карина: источник Диана Вишнёва: Ты сама это выбрала, ты так хочешь жить 28 июня 2011 Корреспондент «ВП» Федор Дубшан побеседовал со звездой Мариинского театра о движении, лжи и правде, о «Черном лебеде» Аронофски и «Бриллиантах» Рустама Хамдамова Веер, бутылка воды, иконка и плюшевый мишка В Санкт-Петербургском музее театрального и музыкального искусства (на площади Островского, 6) открылась выставка с названием, звучащим как манифест: «Движение никогда не лжет». Выставка посвящена балерине, народной артистке России и приме Мариинского театра Диане Вишнёвой, точнее — 15-летию ее творческой деятельности. Движение не лжет — это, видимо, про балерину. Но и сама выставка — тоже подвижная, вернее, интерактивная. На экранах танцует Диана Вишнёва, коллеги и соратники говорят какие-то теплые слова в адрес виновницы торжества. По фотографиям на стенах, по блестящим театральным костюмам мерцают блики осветительных приборов. Подсвечена каким-то призрачным светом коллекция призов примы (в центре — «Золотая маска»). «Реконструированный» туалетный столик балерины с веером, бутылкой воды, иконкой и игрушечным мишкой кажется чем-то вечным. Похоже на сокровищницу неизвестного народа. Кажется, на саму балерину выставка произвела сильное впечатление: на открытии она даже расплакалась от волнения. Как я все успеваю — сама понять не могу! — Диана Викторовна, нет ли у вас некоторого суеверного страха по поводу выставки? Все-таки очень монументальный проект, как будто завершающий что-то... — Вот вы спросили — и я чувствую, что страх появился!.. Понимаете, это первая моя выставка. Будут еще выставки. Это как со спектаклем или как с ремонтом квартиры. Сначала делаешь, а потом понимаешь, что все не так хотелось устроить. Но мы сделали максимум того, что возможно. Это интересный проект: не просто развесили фотографии, а создали особый дизайн. Я доверяю вкусу людей из Музея театрального искусства, вкусу его директора Натальи Ивановны Метелицы. 15 лет — это огромный срок. Театр стал не только профессиональной площадкой, но и моим домом. Удалось станцевать много партий из классического репертуара и из современного. И я благодарна судьбе за то, что мне удалось побывать на всех почти площадках мира. Очень рада, что на открытие выставки приехали мои любимые партнеры. Это Владимир Малахов — не только танцовщик, но и человек, много сделавший для меня, это и Дезмонд Ричардсон и Роберто Болле. Сейчас я очень много времени посвящаю работе с компанией Марты Грэм. Ей принадлежит фраза «Движение никогда не лжет», которое я взяла в название своей выставки. Если брать последний сезон — полным ходом идет и классический репертуар, и гастроли, и работа с Мариинкой. Как все успеваю — сама не могу понять! — Почему из всего обилия современных балетов вы выбрали именно Марту Грэм? — Я года два назад в Нью-Йорке попала на ее спектакль, до этого видела только кассеты. Увидела, как она сама танцевала. Это был как раз юбилейный год, показывали лучшие работы. Когда я это увидела — подумала, как же мне это близко, как я хочу это танцевать. Но смогу ли я? Всегда возникает такой вопрос, когда видишь что-то неординарное, новое, незнакомое. Я даже не думала, что это возможно. У Марты Грэм хореография выстроена не на классической основе. И вообще-то я ни разу не слышала, чтобы классическая танцовщица танцевала Марту. Когда я познакомилась с этой компанией и высказала желание поработать с ними — совершенно не ожидала, что мне сразу же предложат сделать сезон. И я тут же решила, что буду танцевать ее на своем вечере. Не понимаю, как так получилось, что такой легендарный хореограф не была замечена в России, что она никогда не приезжала. — Один из планов вашего фонда — содействие и социальная реабилитация ветеранов балета... — Мой фонд очень молодой. В конце концов, я еще действующая балерина, в расцвете сил. Поэтому действия фонда сейчас направлены на осуществление проектов вокруг меня. Я не очень пока знаю, какие проблемы существуют в России у молодых танцоров и у ветеранов сцены. Фонд будет заниматься и этими вопросами. — Ваш отец — президент этого фонда. Скажите, как еще родители вас поддерживают? — О, это отдельный разговор... Мне повезло в судьбе, в театре, в карьере, повезло с партнерами. Но то, как повезло с родителями, — затмевает все. Таких людей я просто больше не знаю, их не бывает. И вот эта выставка — если б не родители, ее бы не было. Это те люди, которые с 10 лет, с того момента, когда началась моя балетная жизнь, — каждый час они в ней участвуют. Даже если я их не вижу, не слышу посреди своей колоссальной занятости — всегда чувствую их присутствие. Если мы куда-то едем — я всегда их беру с собой. Хочу, чтобы они насладились жизнью, и не только балетной. Каждый день — это стресс — Как выглядит обычный день балерины? — В общем и целом каждый день — это большой стресс. И этот стресс превращается в ритм жизни. Сейчас я говорю об этом с улыбкой, а на самом деле такая жизнь дается нелегко. Находишь в себе какие-то резервы, стараешься правильно построить расписание, сосредоточиться на деле. Сейчас еще много времени я отдаю общественной работе в фонде. Надо встречаться с людьми, кого-то уговаривать, популяризировать балет... Отнимается еще больше сил. Потом я прихожу на репетицию и понимаю: вот где я отдыхаю, вот где я испытываю наслаждение, вот где я хочу находиться. Потому что все деловые разговоры забирают колоссальное количество энергии. Но в то же время понимаешь: ты сама все это выбрала, ты так хочешь жить. Бывает, неделю-месяц занимаюсь в зале, откладываю все деловые вопросы. И нужно ведь еще посвящать свое время здоровью — ты должен восстанавливаться, отдыхать. Для этого в каждой стране у меня есть любимые друзья, с которыми можно встретиться. Они дают мне нужную эмоцию, нужное качество жизни. Есть врачи, специалисты. Вот в Америке, например, есть такой врач-кореец, который мне мигом все поставит на место, если что-то болит. И еще хочу развеять миф о том, что балерина не питается. Мое расписание не позволяет мне питаться плохо, иначе я просто упаду в обморок. Как человеку занятому и творческому, мне часто не хочется есть, я забываю про это. Но все-таки это важно — речь о здоровье. Приходится на ходу, в перерывах между делами заказывать еду и насильно заставлять себя поесть. Иначе я так и не съем ничего за целый день. — А какую вы предпочитаете кухню? — Я очень люблю японскую кухню. Поэтому в Японии я каждый раз наслаждаюсь. Предпочитаю домашнюю, приготовленную кухню. С этим мне помогает мамочка: я сама не готовлю. Очень люблю, когда она делает пельмени, манты. Я татарских кровей — наверное, поэтому мне нравится такая еда. — Дианой вас назвала мама? — Да. Она даже ни с кем не советовалась. Хотела, чтобы имя было интернациональное. Я предпочла «Бриллианты» «Черному лебедю» — Правда ли, что вы должны были играть в «Черном лебеде» Даррена Аронофски? — Да, мне было сделано предложение. Я отказалась. Не знала, что это будет, только слышала, что там снимается Натали Портман. Я понимала, что принять участие в фильме невозможно — на это время у меня были еще за три года до того назначены гастроли в Японию. Там люди годами готовятся к гастролям, закупают билеты на свою фамилию. Потом фильм я посмотрела в Монреале. И с первых кадров поняла: мне надо абстрагироваться от того, что фильм имеет какое-то отношение к балету. Это голливудский блокбастер — вот что я могу сказать. Хотя в принципе хорошо, что он напоминает людям об этом искусстве, очень нужно было бы что-то снять еще о балете, какую-то правдивую историю. Вместо «Лебедя» я снялась в фильме Рустама Хамдамова «Бриллианты». И рада, что снялась в более важном для меня фильме. — Вот о «Бриллиантах» и о Рустаме Хамдамове расскажите, пожалуйста, поподробнее. — Я знала его прежде всего как художника, с фильмами не была знакома. Он позвонил мне и сказал: «Вы мне нужны». Я испугалась и сразу стала думать о той самой своей ответственности. Все-таки я перфекционистка и хочу быть представлена в лучшем виде. А кино — это та сфера, в которой я ничего не знаю. И Рустам меня даже уговаривал, потому что я сомневалась, как это будет выглядеть, что я буду делать. Я даже не знала, на что похож съемочный процесс. Он сказал: «Диана, вам понравится. От вас не потребуется никакого труда». И я поняла, что Рустам — это человек, который тебя не будет приглашать просто так. Он абсолютно точно знал, что я справлюсь. Как он сказал — так и получилось. То, что происходит на съемочной площадке, очень отличается от балетной жизни. В кино все происходит так медленно, так долго! То ждешь, что поставят свет, то — что зарядят камеру... И думаешь: боже мой, я же сейчас просто сдуюсь! Но тебе всегда дадут возможность сделать второй дубль. На сцене-то второго дубля не может быть, нельзя реабилитироваться. А здесь расслабляешься и начинаешь действительно получать удовольствие. Очень жалко, что мало было съемочных дней. Как сказал Рустам, «сколько денег дали — столько и снимали». Время, проведенное с ним, было удивительно наполненным. Все вечера и ночи, что я могла, — проводила с ним. Когда я увидела себя на экране — была очень довольна, потому что это безумно красиво. Это память на всю жизнь, что мне довелось попасть в руки Рустама Хамдамова. Таланты и поклонники — Как вы относитесь к популярности Анастасии Волочковой? — Она моя коллега, мы вместе начинали в Мариинке. Сейчас, мне кажется, Анастасия чаще появляется в телевизоре, а не как балерина. Кажется, ее деятельность нацелена на то, чтобы ее знали. Ну что же — она выбрала свою стезю, она довольна и счастлива. Она приводит зрителя на свои неклассические, несовременные, своеобразные спектакли. Тут как с «Черным лебедем»: популяризацию балета я всегда приветствую. — Кто из сильных мира сего — ваш поклонник? — Когда вы говорите «сильные мира сего» — у меня возникают мысли не о политике. Я вспоминаю имена Натальи Макаровой, Михаила Барышникова, Джона Ноймайера, Майи Плисецкой. Это те люди, которые делают для мира невероятные, значительные вещи — красоту, искусство. Если говорить о других — приходил на мои спектакли Владимир Путин. Я встречалась недавно с Мишель Обамой в Вашингтоне, в артистической школе Дюка Эллингтона. Но это, конечно, все были протокольные встречи. Вот Алексей Леонидович Кудрин — он действительно балетоман, всегда приходит на спектакли, интересуется, помогает моему фонду. А те, кто приходит по необходимости, — это другой формат. — Как вы будете отмечать день рождения? — Между спектаклями: 13 июля у меня день рождения, а 11-го и 15-го — спектакли. Устрою специальный вечер в русском ресторане «Мари Vанна» в Америке. Будут гости из Москвы, Нью-Йорка и Петербурга. Федор Дубшан
Карина: источник Диана Вишнева: «Сон мне только снится...» 29 Июня, 2011, Беседовала Майя Прицкер В день нашего интервью Диана Вишнева улетала в Россию. Ее спектакли в нынешнем сезоне АБТ закончились двумя днями раньше, и я сразу спросила: Вы успели отдохнуть, выспаться? Сон мне только снится, даже и снится редко, потому что я мало сплю -- три-четыре часа в сутки. Все время встречи, переговоры, репетиции. Вы даже не представляете, сколько у меня всего готовится – в Гааге, в Питере, в Японии. Постановки, творческий вечер, фотовыставка по случаю 15-летия на балетной сцене. Вы первой в России выносите на сцену спектакль Марты Грэм – великой американской прародительницы танца модерн, изобретательницы совершенно уникального стиля, очень не похожего на классику. Как родилась эта поистине революционная идея – исполнить ее балет в России? Я долго шла к этому. Когда я начала бывать в Америке, то могла увидеть ее спектакли на сцене, «вживую». До этого я видела их только на пленке. Я всегда хотела попробовать это станцевать. Я, конечно, боялась – не помню, чтобы кто-нибудь из классических танцовщиц танцевал Грэм. Но я чувствую, что созрела для этой хореографии. Чтобы исполнять ее, надо быть зрелой личностью, многое понимать, многое чувствовать. Она ведь затрагивает очень глубокие, психологически серьезные вещи. В ее танце невероятно важен каждый жест – он имеет вес, масштаб. Это конечно совсем другая техника... Я много танцевала современной хореографии – Прельжокажа, Форсайта, так что я знаю процесс -- как учить новый стиль, новый язык. Но Грэм – нечто особенное. Я понимала, какие меня ждут трудности, но это драматически такое удовольствие, что я должна был это сделать. Существуют организации, которые ревностно охраняют авторские права. Я имею в виду точность текста. Кто-то следит за вами, за тем, чтобы не было «отмебятины»? Конечно, безоговорочно. Но меня поразило то, как они обрадовались, что спектакль Грэм будет в России. В России ведь эта легендарная личность мало известна – по крайней мере широкой публике. Я выбрала балет, название которого по-русски можно перевести как «Лабиринт». Он основан на вольной трактовке мифа о Минотавре. Но с Минотавром встречается здесь не Персей, а Ариадна. В балете замечательная музыка Менотти, специально для этого балета в свое время написанная. В Мариинском точно воссоздали оформление Намагучи, тоже специально сделанное для Грэм. Это не одноразовое событие – этот спектакль останется в репертуаре театра. В октябре состоится премьера моего следующего проекта -- «Диалоги», куда войдет и «Лабиринт», и новый балет, его для меня создает Джон Ноймайер. Кстати, о Ноймайере. Только что в АБТ вы танцевали в его балете «Дама с камелиями», причем второй год подряд и с одним и тем же партнером – Марсело Гомезом. «Дама с камелиями» - тот балет, который мечтает станцевать каждая балерина. В моей жизни он случился очень вовремя, как и Марта Грэм – я созрела для характера Маргариты. Да, я уже второй год танцую его в АБТ и через год ощущаю балет по-новому, глубже, органичнее. Ты «врастаешь» в роль, в характер. После спекталя кажется, что прошло лет десять-двенадцать, так многое пришлось пережить на сцене, такие разные чувства и состояния – целую жизнь. Ноймайер – удивительный мастер, он докапывается до самых глубин. Зритель смотрит на тебя и как будто читает книгу. И это очень большая удача, что мы повторяем этот спектакль с Гомезом – между нами такое взаимопонимание, такая гармония. Это очень важно. Можно считать его вашим постоянным партнером в АБТ? Интересно, что когда я только начинала танцевать в АБТ, Кевин МакКензи, художественный руководитель АБТ, хотел, чтобы я танцевала с разными партнерами. Но сейчас он сразу говорит – да, Гомез. Такая у нас с ним органика. Вы уже знаете, в каких спектаклях будете заняты в следующем сезоне? Это будет пять разных балетов: «Жизель», «Евгений Онегин» Джона Кранко, «Ромео и Джульетта», «Баядерка» и «Лебединое озеро». «Евгений Онегин» - этого балета не было в вашем репертуаре. Да, и я счастлива, что наконец станцую Татьяну. Когда-то, еще учась в Вагановском училище, я увидела, как Наталья Макарова, она тогда впервые, кажется, приехала в Россию, танцевала Адажио из этого балета, и это стало для меня потрясением, это изменило мое представление о том, как надо танцевать. Кстати, это не новый спектакль в репертуаре АБТ, просто к нему восемь лет не возвращались. У вас никогда не было желания самой создать балет? Нет. Это не для меня. Я думаю, что если бы было, это должно было бы прийти раньше – вот слышишь музыку и сразу начинаешь ставить. Меня устраивает роль соавтора – такое всегда происходит, когда для тебя кто-то ставит новый балет. Ты непременно вносишь что-то свое. Когда Алексей Ратманский поставил для меня «Лунного Пьеро», мы его впервые танцевали в Оранж Каунти, в Лос-Анджелесе. А потом он уехал и увидел спектакль уже после того, как мы его станцевали еще 11 раз по Америке. Он сказал: «Это потрясающе!». Так ему понравилось. Вы все время эволюционируете – и как танцовщица, и как актриса, и даже пробуете себя в кино. Расскажите об этом. Прошлым летом мне предложили попробоваться на главную роль в фильме Даррела Ароновского «Black Swan». У меня были гастроли в это время и вообще другие планы, и я даже пробоваться не стала. Многие тогда не понимали, как я могла отказаться! Но вскоре после этого поступило куда более интересное предложение: Рустам Хамдамов, уникальнейший художник, человек, эстет, гений, хотел сделать со мной фильм. И я согласилась. Это был уникальный опыт. Фильм уже был показан на Венецианском кинофестивале, хотя еще не был закончен. Но к Хамдамову такое уважение и такой интерес, что они готовы были показать даже такую версию. Фильм небольшой – 20 минут, но совершенно уникальный. Это невероятная красота. Ее нельзя передать словами. Это надо видеть. Это 20-е годы, его любимая тема. Я играю балерину, которая крадет в магазине бриллианты. Фильм так и называется – «Бриллианты». Вообще он хотел снять трилогию. Надеюсь, что ему это удастся. Вторую женскую роль в фильме сыграла Рената Литвинова. Но мы даже не встретились с ней на съемках. Первый опыт не оттолкнул вас от кино? Вы надеетесь продолжать эту линию? Смотря какие будут предложения. Если предлагает Хамдамов, то это безоговорочно да. Потому что это такой мастер, такой глаз, что ты абсолютно уверена: он все сделает на высочайшем уровне. Вы снялись только что для августовского номера журнала «Вог». Фотосъемки ведь тоже схожи с актерской работой. Конечно. Это абсолютно творческий процесс, в который я вовлечена вместе с фотографом. Я ему что-то предлагаю, дальше он над этим думает, предлагает свои задачи, пробует... Но сейчас главное для меня это подготовка огромного фестиваля, который пройдет следующим летом, со 2 по 12 июля в Петербурге. Это будет мой фестиваль, и я хочу пригласить на него десять компаний со всего мира. Пять с Запада и пять из России. Спектакли будут идти на разных сценах каждый день. Это будет грандиозное событие, и Питер для него -- самое правильное место.
Карина: источник Диана Вишнева подводит итоги Прима-балерина, настоящая петербургская звезда с мировым именем Диана Вишнева отпраздновала свое 15‑летие на большой сцене. В Мариинском театре состоялся ее бенефис. Знаменитая балерина родилась в Петербурге и с 11 лет училась в Академии русского балета имени Вагановой. В 1994 году Диана Вишнева выиграла свою первую премию — Золотую медаль и Гран-при Международного конкурса юных артистов балета в Лозанне. В 1995 году получила первые ведущие партии в Мариинском театре. — А когда началась ваша международная карьера? — В качестве приглашенной солистки зарубежных театров я стала выступать с 2001 года, когда дебютировала в балете «Манон» с труппой Баварского балета и в «Спящей красавице» с балетной труппой La Scala в Милане. С 2005 года я выступаю с труппой Американского балетного театра в Нью-Йорке. Кстати, в июле этого года вместе с труппой Мариинского театра я представлю в нью-йоркской Metropolitan Opera постановку «Анна Каренина», которая будет посвящена Майе Плисецкой. — Свой первый юбилей вы отмечаете довольно масштабно. Даже открыта мультимедийная выставка в вашу честь «Движение никогда не лжет». Решили подвести промежуточные итоги в карьере? — Открытие этой выставки состоялось в Музее музыкального и театрального искусства. И предложение о ее открытии приятно удивило и обрадовало меня. Там собраны мои личные вещи — лучшие балетные платья и пачки, перчатки, заколки. Выставка занимает два зала. Оба они украшены лучшими моими фотографиями. Также воссоздана моя гримерка. Но этой выставкой мы (я имею в виду наш театр) не подводим итоги, лишь хотим показать, как много сделано и чем я живу сейчас. Если честно, я не ожидала увидеть в залах так много людей. Я долго выбирала место для выставки, но не контролировала ее организацию, так как выступления, переезды не позволили мне этим заниматься. Все получилось только благодаря моему папе, взявшему на себя всю подготовительную работу. — А есть какой-то сценический костюм, который вам особенно дорог? И почему вы выбрали такое название для своей выставки «Движение никогда не лжет»? — Все, что представлено в двух залах Музея музыкального и театрального искусства, для меня дорого. Не смогу что-то выделить. Там костюмы, в которых я танцевала в Мариинском театре, — из спектаклей «Спящая красавица», «Дон Кихот», «Жизель», «Лебединое озеро». А название «Движение никогда не лжет» — это высказывание Марты Грэм, великого американского хореографа, работу которой — «Лабиринт» — я представила в своем бенефисе. Одноактный балет был создан Грэм в 1947 году, но на российской сцене он поставлен впервые. — Много слухов ходило вокруг нашумевшего фильма «Черный лебедь». Якобы сниматься в нем должны были вы… Это правда? — Да, я могу рассказать об этом. «Черный лебедь» Дарена Аранофски обошел меня стороной, так как я сама отказалась сниматься в этом фильме уважаемого мною режиссера. К сожалению, два года назад время съемок совпало с гастролями Мариинского театра по Японии. Поскольку в этой стране билеты скупаются «на фамилию», об участии в съемках я даже не задумывалась — обижать зрителя не принято. Позже, на гастролях в Канаде, я посмотрела фильм. На мой взгляд, он не имеет отношения к балетной истории. Я абстрагировалась и с удовольствием посмотрела его как блокбастер. Но от идеи попробовать себя в качестве актрисы кино я не отказалась. Недавно мне поступило новое предложение. От кого? Я пока сохраню это в секрете. Но уверяю, что это тоже режиссер с мировым именем. Причем роль на сей раз никак не связана с моей профессией. — Широкая публика в нашей стране благодаря усилиям телевидения, уверена, что главной примой-балериной в России является Анастасия Волочкова. Каково ваше отношение к этому? — Тут не поспоришь, ее знают. Вся ее деятельность направлена на то, чтобы ее знали. Понимаете, она моя коллега. Мы вместе начинали с ней в Мариинском театре. Она выбрала свой путь. Вот весь мой комментарий. — А что вы скажете на то, что за границей у вас больше поклонников, чем на родине, и вас туда чаще приглашают? — Не все так просто. Раньше за границей очень ревниво относились к тому, что у них танцует много русских. Да, русские действительно лучше танцуют, и от этого никуда не денешься, но они не хотели в этом признаваться. И раньше так осторожно тебе давали спектакли. А сейчас больше выбора. Мне предлагают в неделю танцевать два спектакля, да еще с разными названиями. Но мне спектакль нужно носить в себе неделю, чтобы вынести на сцену. Невозможно делать каждый день по качественному спектаклю. — Интересно, а что вы больше любите — спектакли или репетиции? — Самое любимое — это репетиции. Куда больше, чем спектакли. Спектакль — это огромный труд. На репетициях иногда света не видишь, не понимаешь, где ты и что ты, но все равно продолжаешь работать, потому что это безумно интересно — как ты себя трансформируешь, как ты эмоционально доводишь ту или иную сцену. И ты знаешь, что в спектакле все будет по-другому, но копишь бесконечное количество вариантов любого жеста. Ты все время в диалоге либо с зеркалом, либо с собой, вот почему у меня новая программа будет называться «Диалоги». С самого детства у меня были правильно расставлены приоритеты. Мне сразу дали понять, что в каждом балетном движении есть смысл, есть тема, есть актерская задача. И ради эмоционального, пластического насыщения роли я и работаю каждый день, «точу» под нее свое тело… Эти задачи я ощутила уже в 11 лет. — Это легенды или правда, что в театре балерины идут на все ради роли? — Я, конечно, слышала о таких вещах. Но у нашего поколения это, по-моему, не принято. Скорее подобное случалось в прошлом. Конечно, и в наши дни существует борьба за роль, за первый спектакль. Но в большей степени в Большом театре, чем у нас, в Мариинке. Хотя судьбы танцоров ломаются везде. — Что для вас стоит на втором месте после балета? — Не на втором, а на первом месте у меня любовь. А балет — это просто другая жизнь. Он стоит для меня совсем отдельно. Это самоутверждение, наверное, рост в человеческом и в профессиональном плане. Но он не стоит ни на первом, ни на втором месте. Беседовал Николай Пешков
Светлана: источник Диана Вишнева: «От Голливуда отказалась из-за гастролей с Мариинкой» Михаил Садчиков, Санкт-Петербург № 121, 13 Июля 2011г. Свой день рождения знаменитая балерина встретит во время короткой паузы между спектаклями в Нью-Йорке — Какие новые проекты вы сами себе дарите на день рождения? — Я очень рада, что на мой недавний бенефис в конце июня смогли приехать мои любимые партнеры — Владимир Малахов, Дезмонд Ричардсон, Роберто Боле. Ну и, конечно, поучаствовали мои коллеги по Мариинскому театру. Тогда же открылась моя выставка «Движение никогда не лжет», которая продлится в Петербурге до конца лета. 15 лет на сцене — для балерины, конечно, большой срок, но я не собираюсь подводить итоги, лишь хочу рассказать зрителям, чем сейчас живу, что мне интересно. Только за последний год у меня было несколько важных проектов. Я провела два месяца с компанией канадского хореографа и кинорежиссера Эдварда Лока, и мы показали премьеру в январе (фильм-балет «Амелия». — «Труд»). Затем с Мариинским театром я сделала премьеру «Парк» с Анжеленом Прельжокажем. Также были работы с American Ballet Theatre, одна из которых — моя любимая «Дама с камелиями». Сейчас я полностью поглощена новой работой в Нью-Йорке с компанией Марты Грэм. Помимо этого идут полным ходом спектакли классического репертуара, гастроли с Мариинкой... Как я все это успеваю, сама не всегда понимаю. Но я ведь делаю то, что хочу, я очень долго шла именно к такому ритму, и мне остается только благодарить судьбу. На днях мы отправляемся на гастроли в Метрополитен-опера с Мариинским театром. Это большое событие, мы там не были уже лет десять. Представим балет Родиона Щедрина «Анна Каренина», посвященный Майе Михайловне Плисецкой. За дирижерским пультом будет стоять маэстро Валерий Гергиев. — Правда, что вы готовите проект с Борисом Эйфманом? — Пока нет, но у Бориса Яковлевича давно имеется такое желание. Мне кажется, было бы интересно сделать в Мариинке его балет «Красная Жизель». — Вас приглашали сниматься в нашумевшем голливудском триллере «Черный лебедь». Вы должны были играть ту роль, за которую впоследствии Натали Портман получила «Оскар», или же вас звали на роль «главной дублерши»? — Я даже не выясняла, просто сразу отказалась. На время съемок у меня были намечены очень важные гастроли с Мариинским театром в Японии, у меня и мыслей не возникало променять их на работу в кино. — А нет мыслей сыграть драматическую роль в художественном фильме? — Конечно, такие проекты мне интересны. Главное -кто будет режиссером, чтобы я смогла довериться ему, чтобы был интересный сценарий. Мне также очень интересны экранизации балетных спектаклей. Маэстро Гергиев очень хочет снять версию нашей «Анны Карениной» в 3D. Конечно, есть балеты, прежде всего современный репертуар, которые нужно снимать не на сцене, а студийно, в павильоне, как это раньше делалось. — Выставка в Музее театрального искусства стала еще и первым проектом нового Фонда Дианы Вишневой. Чем этот фонд будет заниматься? — Фонд молодой, нацелен на творчество: фестивали, творческие вечера, мастер-классы, лекции, новые балетные проекты: Важно популяризировать то, что я сейчас делаю как действующая балерина. Но век балерины короток, мы не можем вечно танцевать, поэтому в перспективе у фонда самые разные программы. Они, например, связаны с подрастающим поколением танцовщиков (я вот позвала юных балерин, которых называю «мои гусятки», на открытие своей выставки), с поддержкой и ветеранов сцены. На Западе меня очень часто приглашают в проекты, связанные с благотворительностью, там это часть имиджа, репутации каждой компании или отдельного человека. Очень важная миссия, тем более когда у тебя публичное имя. У нас эта деятельность пока не очень развита, и фонд попробует изменить ситуацию. — Президентом Фонда Вишневой стал ваш отец Виктор Геннадьевич. А ваша мама Гузаль Фагимовна имеет отношение к этому проекту? — Да, она занимается бухгалтерскими делами. — С кем из дизайнеров вы сотрудничаете? — Не то что сотрудничаю — просто мы очень близко дружим с Татьяной Парфеновой, известным петербургским дизайнером. Я принимаю участие в проектах западных кутюрье, но непосредственно ни с кем не сотрудничаю. — Почему вы не снимаетесь в рекламе? — Пока не было интересных предложений. — Расскажите о ваших предпочтениях в еде. Что скажете насчет алкоголя? — Люблю Японию не только за то, что там поклоняются балету, но и за уникальную историю, культуру этой страны, в том числе за ее кухню. Вообще предпочитаю здоровую, «живую», тут же приготовленную домашнюю пищу. В этом мне помогает моя мама (родители часто сопровождают меня на гастролях по всему миру). Мама отлично готовит пельмени, манты, плов. Что касается алкоголя, красивый ужин должен быть, конечно, с красным вином. — Кто из известных вам сильных мира сего любит посещать ваши спектакли? — При словах «сильные мира сего» у меня прежде всего возникают в голове имена Майи Плисецкой, Натальи Макаровой, Михаила Барышникова, Джона Ноймайера — эти люди действительно оставили в истории абсолютно невероятный след, подняли балетное искусство на новую высоту. В последнее время мы стали очень часто встречаться с Майей Михайловной Плисецкой, это было связано с постановкой «Анны Карениной». Благодаря ее помощи этот спектакль очень быстро появился в Мариинском театре. А что касается политиков, государственных лидеров, то, конечно, все любят приходить на балет. Владимир Владимирович Путин был на моих спектаклях и в Москве, и в Петербурге. Год назад я встречалась с Мишель Обамой в Вашингтоне, в артистической школе Дюка Эллингтона. Есть среди государственных деятелей и настоящие поклонники балета, например, Алексей Кудрин всегда с удовольствием приходит на спектакли, интересуется моими делами, помогает моему фонду. — Все-таки как вы отметите ваш праздник 13 июля? — Между спектаклями, в Нью-Йорке. Думаю, сделаю специальный вечер в русском ресторане «Maри Vanna», приглашу гостей из Москвы, Петербурга, Нью-Йорка. А 14 и 15 июля у меня запланированы спектакли.
Светлана: источник Пируэты судьбы 22 июля 09:55 Ираида Фёдорова собственный корреспондент (г. Новосибирск) Народного артиста России Игоря Зеленского называют главным «мачо» русского балета. И не потому даже, что танец его мужествен и могуч, а прыжок высок. А потому, что жизнь Зеленского, его творческая судьба изобилуют решительными поступками. Его звезда взошла в Мариинке. Ещё не закончив собственной танцевальной карьеры, он возглавил сразу два балетных коллектива – Новосибирского театра оперы и балета и Московского Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. Востребованы не только его имя, успешность (обладатель двух национальных премий «Золотая маска»), но и взгляды, которые сочетают новаторство с традициями русской балетной школы. 16 сентября 67-й сезон в Новосибирске откроется «Спартаком», где Зеленский, восстановивший балет на сцене Сибирского Большого в родной хореографии Юрия Григоровича, исполняет партию Красса. – Игорь Анатольевич, партия Красса тяжела для любого танцовщика, даже такого сильного и опытного, как Вы. В чём профессиональный интерес? – В нравственной подоплёке. Станцевать коварство всегда труднее, чем героику. Партия Красса сложна не только и не столько физически, сколько морально, эмоционально. Конечно, она изобилует сложными поддержками, прыжками, но всё это есть и у антипода Красса – Спартака. В Мариинском театре Санкт-Петербурга я как раз танцую предводителя восставших рабов, поэтому могу сравнивать. Крассу не чужды человеческие чувства. Если бы он был воплощением абсолютного зла, его не смог бы, наверное, станцевать никто в мире. На человеческих качествах я и строю партию. – За время работы в Новосибирском театре оперы и балета Вы показали себя и как танцовщик, и как руководитель труппы, много внимания уделяя выпускникам Новосибирского хореографического училища. Кем труднее работать? – Трудно только в одном: стоять вместе у станка, потеть рядом, выходить на одну сцену – и тут же поневоле дистанцироваться, чтобы уже в качестве руководителя что-то требовать от молодых. А кроме репетиций, приходилось вверх-вниз носиться, как угорелому, по лестницам театра – договариваться, всё проверять и перепроверять, потому что для художественного руководителя балетной труппы, особенно перед премьерой, мелочей нет! Огромный коллектив надо было настроить, наподобие музыкального инструмента. Только так в нашем искусстве можно добиться успеха. – Вы восстановили в Сибири не только «Спартака», но также «Баядерку» и «Лебединое озеро», с которых словно стёрли пыль – они засияли новыми красками. У Вас не было искушения пойти по авангардистскому пути и изменить балеты до неузнаваемости? – Никогда. Петипа и Иванов поставили на музыку Чайковского шедевр. Внедряться в него было бы опасно. Моя редактура в «Лебедином озере» минимальна. Мы с Луизой Спинателли – итальянским автором декораций и художником по костюмам – старались сохранить в балете то гениальное, что было сделано до нас. В своей жизни мне пришлось танцевать в разных вариациях «Лебединого озера», и я посчитал, что нужно оставить балет в первоначальном виде. Поэтому, к слову, восстановил и трагический финал. Можно сказать, что «Лебединое озеро» на сцене новосибирского театра – традиционная для русского балета постановка, с классической хореографией и сценографией в стиле романтизма. И в то же время это современный спектакль, где мы применили новые сценические технологии, свежие художественные идеи, только исподволь, не во вред музыке великого Чайковского и хореографии Петипа – Иванова, всему духу спектакля. – «Баядерка» открыла новые имена: в театр пришли молодые интересные артисты. Помог случай или Вы пестовали таланты целенаправленно? – Фифти-фифти. Конечно, Новосибирское хореографическое училище, которому в этом году исполняется 55 лет – это инкубатор талантливого молодняка. Но ни один инкубатор не сможет дать путёвку в жизнь «маленьким лебедям», если у них не будет шансов показать, на что они способны. А благодаря тому, что вчерашние ученики работали рядом с великими, они учились преданности танцу, тому, что во всём мире называют русской балетной школой. Мы и сами гастролировали, в том числе за рубежом, и ведущие примы и премьеры из Большого и Мариинки приезжали в Новосибирск, они также были заняты здесь в постановках. – В прошлом году гостями фестиваля «Танцевальное лето в Париже» стали два коллектива: труппа Новосибирского театра под Вашим руководством и балет Михаила Барышникова. Говорят, великий Барышников однажды сказал: «Лучшие танцовщики – это те, у которых русский верх и французские ноги». А как Вы думаете? – Я думаю, что сейчас в мире сосуществует несколько традиций и школ, но ни одна из них не обошлась без влияния русского балетного искусства. И дело здесь не в пресловутых «ногах» или какой-то особой манере делать па. Главное в том, что танцовщики закладывают в исполнение – какую мысль, какое мироощущение. В Тбилиси я учился у Вахтанга Чабукиани (Один из лучших танцовщиков ХХ века, до Великой Отечественной танцевал в Ленинграде в театре им. Кирова, затем уехал в Грузию – И.Ф.). Он говорил: не важно, сколько ты сделаешь пируэтов – главное, чтобы ты сделал их в музыку. Она была доминантой. Потом я стал смотреть видеозаписи с Михаилом Барышниковым, с Владимиром Васильевым – увидел, что они по-новому танцуют, и решил, что мне надо ехать учиться. Так я поступил в училище им. Вагановой, которое сейчас называется Академией Русского балета. Постепенно главным становилась не музыка сама по себе, не танец и пластика отдельно, а сплав. Что же касается «ног» – с ними у русских солистов всё в порядке. Например, в «Баядерке» мы показали то, чего, быть может, никто не ожидал. Например, поза лотоса в полутора метрах над сценой. – Вы почтительно, по-джентльменски относитесь к классике, при этом делаете попытку продолжать и баланчинскую традицию. Чем это обусловлено? – Тем, что я много работал по всему миру. В том числе в такой знаменитой труппе, как New York City Ballet, которую создал ещё Баланчин, теперь уже сам ставший классикой. – За море Вас перенесла неслучайная случайность? – Последовательная цепь случайностей. Я отучился в Питере полтора года, когда поехал на конкурс в Париж и получил там Гран-при, после чего мне предложили контракт в Берлине. Пригласил меня знаменитый датский танцовщик Питер Шафус. Проработал у него два года, увидел работы Ролана Пети, Бежара – и мир распахнулся перед глазами. Одновременно я оставался солистом Мариинки. И вместе с театром однажды оказался в Нью-Йорке, на гастролях. Мы выступали в «Метрополитен-опера», где меня заметил директор New York City Ballet Питер Мартинс. Он предложил у них поработать, причём не как приглашённому солисту, а постоянно. А надо сказать, что труппа NYCB – довольно закрытая, там до сих пор царит баланчинская семейная атмосфера. Исключение в своё время сделали для Барышникова – его взяли в постоянный состав. Мне, к счастью, тоже предложили контракт. И до 27 лет я был в труппе NYCB. Оттанцевал там массу баланчинских балетов, но в какой-то момент почувствовал – надо развиваться дальше. И уехал в Лондон. – Опыт работы в разных интернациональных труппах пригодился, когда Вы организовали Сибирский международный фестиваль балета? – Да, мы продолжаем обмениваться идеями. И репертуар новосибирского театра пополнился благодаря фестивалю и контактам с фондом Баланчина раритетными спектаклями: «Серенада», «Аполлон» и «Не всё ли равно?» на музыку Гершвина; появились также «Кармен» Ролана Пети и балет американской модернистки Туайлы Тарп, которую в России до этого можно было увидеть только в Большом. В Новосибирск по нашему приглашению приехал молодой Эдвард Льянг, который в своих постановках пытается продолжить баланчинскую традицию. Время доказывает: русская балетная школа не есть что-то застывшее. Она развивается, благодаря этому и ценится во всём мире. – Вы танцовщик. А значит, всё время носите женщин на руках. Многих довелось? – Высокие и сильные танцовщики в балете – на вес золота. Практически сразу, как только стал солистом Мариинки, тогда ещё Кировского театра, я начал танцевать с ведущими солистками – с Ульяной Лопаткиной, Дианой Вишнёвой, Светланой Захаровой… И за рубежом приходилось выходить на сцену с разными партнершами, звёздами первой величины – Сильви Галлем, Алессандрой Ферри. – Вы умеете преодолевать препятствия? Много их было на Вашем пути? – Наверное, самое сложное – преодоление самого себя. У меня была тяжёлая травма, после которой пришлось на два года оставить сцену. Чтобы восстановиться, занимался гимнастикой, на тренажёрах. Силу духа во мне воспитала мама. В Грузии, где я жил в детстве, балет считался несерьёзным занятием, особенно для мужчины. Отец говорил: «Какой балет? Стыдно! Футбол – другое дело!» И до сих пор считается – футбол или бокс, вообще спорт – это мужское дело. Только не балет. Но считаю, первым моим мужским поступком стало то, что я отстоял своё право заниматься балетом. Кстати, слова «балет», «танец» – мужского рода.
Светлана: источник Валерий Гергиев: Мы народ рабочий Мариинский театр заканчивает 228-й сезон. Последним спектаклем сезона станет балет «Бахчисарайский фонтан», который пройдет 31 июля. Одновременно закрываются на лето и главнейшие проекты Мариинского. 29 июля в Концертном зале сезон завершится «Аидой» Верди. А 24 июля закончился XIX фестиваль «Звезды белых ночей». Художественный руководитель Мариинского театра Валерий Гергиев подвел итоги уходящего сезона. И рассказал кое-что о будущем, не столь далеком — театр продолжит работу в конце сентября. — Я считаю, минувший сезон удался, он был активным, — отметил самое главное Валерий Абисалович. И действительно, за сезон в театре прошло более 200 спектаклей, в Концертном зале было дано более 150 спектаклей и концертов. В репертуаре появились премьеры вроде «Средства Макропулоса» — его поставил Грэм Вик — и «Мертвых душ» в постановке Василия Бархатова. В Концертном зале тоже стартовали свои оперные постановки. Главным за весь сезон, конечно, были «Звезды белых ночей». Валерий Гергиев особо отметил прошедший в рамках фестиваля Международный конкурс им. Чайковского — на сцене Концертного зала состоялся гала-концерт лауреатов конкурса. Победители выступят в Нью-Йорке, Вене, Токио, Баден-Бадене, посетят Италию. Но Петербург тоже услышит их — особенно важно будет, считает Гергиев, представить наших пианистов и виолончелистов, которые здесь не играли. Так что в октябре продолжение конкурса на сцене будет весьма интенсивным — под него уже освобождено 9 дней в начале сезона, в октябре. — Я не превозношу как-то неоправданно наш труд, — отметил маэстро. — Просто это факт, что мы работаем втрое-вчетверо больше по сравнению с другими театрами. За 8 дней гастролей в Нью-Йорке мы успели выступить 8 раз. Теперь Америка знает нашу «Анну Каренину», нашего Баланчина. На Эдинбургском фестивале привыкли, что если приезжает Мариинский театр — он устраивает мощные, развернутые показы. Все это — уникальная возможность продемонстрировать богатство репертуара и силу театра. Наша балетная труппа до сих пор самая почитаемая в мире. Американские гастроли это подтвердили. Так говорили в эти дни в Нью-Йорке — это не мои слова. Гастролей у Мариинского и в ближайшее время будет предостаточно. Сейчас театр гостит у лондонского «Ковент-Гардена»: отмечают 50-летие первого визита Кировского театра в английскую столицу. А затем — концерты в Турку, Стокгольме, в Эдинбурге и Роттердаме, в Рио-де-Жанейро, Сингапуре и Бангкоке. 26 сентября Гергиев откроет новый сезон Концертного зала тем же, чем и завершился предыдущий, — «Аидой» Верди. В главном здании оперный сезон откроется 28 сентября «Борисом Годуновым» в постановке А. Тарковского, а балетный начнется 29 и 30 сентября с «Ромео и Джульетты» С. Прокофьева. Конечно, Гергиев не мог не упомянуть о еще одной интересующей всех дате — открытии второй сцены театра. — Я категорический противник того, чтобы верили ползучим слухам, — отрезал он. — А журналисты скоры на расправу и любят поговорить о том, что сцена откроется в 2014 году, а то и в 2015 — 2016-м. Если возникнет такая опасность, то будут приняты надлежащие меры. Конечно, и сцена, и все оборудование должны быть протестированы уже в 2012 году. Те люди, которым доверили работать с огромными средствами, добавил Гергиев, конечно, могут работать вполсилы, поправлять сроки. Но если написано «1200 человек рабочих» — то их не должно быть 300. Спрос театра был и будет очень жесткий. — Коллектив будет готовиться к переезду, к тестам, к открытию. Это займет у нас очень большое время. Спектакли, которые готовились еще 2 года назад к переносу на новую сцену, теперь необходимо корректировать. В сущности, это будут уже другие постановки. Но все равно дело надо довести до конца, — сказал Валерий Абисалович. — Ведь сюда приезжают люди, которые мечтают увидеть красоту города, — и тут же думают о Мариинском театре. Не знаю, какое место культура занимает в жизни России. Не знаю даже, что я сам считаю культурой. Честно говоря, боюсь этого слова. Мы просто организуем сольные концерты, камерные, ставим балет и оперу. Мы создали один из лучших залов в мире. Является ли это частью русской культуры? Может быть. Но, мне кажется, надо просто делать дело, а кто-то поумнее и повыше нас — пусть об этом скажет. Это должны делать люди масштаба Соллертинского. А мы народ рабочий, у нас другая профессия. Федор ДУБШАН
Светлана: сточник Полвека аплодисментов Лондон отмечает 50-летие знакомства с Мариинским балетом Анна Галайда Трехнедельный лондонский сезон балета Мариинского театра в разгаре. "Я словно пишу любовное письмо, а не критическую рецензию на спектакль, за которую несу ответственность перед читателями газеты", - это признание старейшего английского критика Клемента Криспа пока разделяют практически все его коллеги, утопившие открывавшее гастроли "Лебединое озеро" в восхищенных эпитетах. Так они приветствуют возвращение Мариинского балета после пятилетней паузы на главную сцену Лондона - в театр Covent Garden и отмечают 50-летие первого визита петербуржцев (тогда под именем Kirov-Ballet) в Великобританию. Те легендарные гастроли были первым большим западным турне труппы. Оно стало историческим, потому что тогда прошлое в лице живших в эмиграции старых артистов Императорских театров признало продолжателей традиций. Но тогда спектакли в Лондоне могли и не состояться: труппа прилетела туда из Парижа, где в аэропорту Ле Бурже Рудольф Нуреев попросил политического убежища, что вызвало грандиозный международный резонанс. Тем не менее, именно тогда Мариинский театр завоевал репутацию эталонного интерпретатора классического наследия. Поэтому основу сегодняшнего гастрольного репертуара составляют "Лебединое озеро", "Баядерка" и "Дон Кихот". Все разнообразие петербургской афиши демонстрируют программа балетов Фокина, отвечающая за русский модернизм, демонстрирующий освоение западной классики ХХ века вечер Баланчина и Роббинса, а также одна из последних премьер - "Анна Каренина" Алексея Ратманского. В спектаклях участвуют практически все петербургские звезды, включая Ульяну Лопаткину и Диану Вишневу. Среди главных героинь гастролей - прима-балерина труппы Виктория Терешкина, танцующая в Лондоне "Лебединое озеро", "Баядерку", Ballet Imperial, "Шехеразаду", "В ночи". Ее международное признание началось на одних из предыдущих лондонских сезонов Мариинки, о чем балерина рассказала "Российской газете". Российская газета: Вы ощущаете, что участвуете в историческом событии - 50-летии первых гастролей Мариинского театра в Лондоне? Виктория Терешкина: Первый раз я приезжала сюда восемь лет назад. Тогда наше руководство сомневалось, ставить ли мне "Лебединое озеро". Махар Вазиев - тогда руководил труппой он - сказал: "Вика, это Лондон. Не будем рисковать, ты еще молодая". Но потом ситуация изменилась, потому что кто-то из балерин уже прямо здесь по какой-то причине отказался от спектакля. И Вазиев сказал: "Я поставил тебе спектакль, но ты должна танцевать очень хорошо". Вы не представляете, что в тот момент я чувствовала! Я жила и считала дни до спектакля. Даже не думала над образом, какая будет Одетта, какая Одиллия. Я думала о том, как физически выдержать этот спектакль, так как была еще совсем маленькая. После этого моя карьера и начала подниматься по лестнице. А сейчас я приезжаю совсем в другом статусе, знаю, что выдержу спектакль, безусловно, и как раз думаю над образом, над нюансами. Но груз ответственности давит по-прежнему, потому что я не имею права станцевать плохо. РГ: Лондонская публика отличается от петербургской или московской? Терешкина: В Петербурге люди, которые любят и ценят балет, часто не могут себе позволить поход в театр, потому что билеты очень дорогие. А те, кто приходит, к нам привыкли. Хлопают, когда совсем нечто из ряда вон выходящее, любят фуэте - тогда просыпаются. А в Лондоне всегда просто шквал аплодисментов, там зрители реагируют непосредственно, потому что им нравится. Очень приятно, когда выходишь из театра и тебя встречают аплодисментами. Когда знаешь, что некоторые покупали билеты специально на твои спектакли, это особенно приятно. РГ: Одним из ваших партнеров в Лондоне стал премьер American Ballet Theatre Дэвид Холберг. Терешкина: У нас не было возможности репетировать: Дэвид приехал за два дня до спектакля, но в первый вечер я танцевала Ballet Imperial, а за день до "Лебединого озера" я танцевала "В ночи", а Дэвид - "Шотландскую симфонию". Такой получился тяжелый марафон. Дэвиду было в два раза сложнее, так как он был приглашенная звезда, и на него, естественно, были направлены все взгляды: наши артисты следили, что нового он привнесет в наш спектакль. К тому же редакция для него была новой, все это надо было выучить. И он с достоинством провел спектакль. Вы знаете, Дэвид - настоящий принц. РГ: Удалось ли вам найти с ним контакт? Терешкина: То, что было мало репетиций, для меня даже лучше: эмоционально спектакль получился более насыщенным. Потому что на репетициях оговаривается каждый взгляд: "Давай, ты посмотришь на меня здесь, здесь…", а тут он появился с арбалетом, я испугалась, он меня поймал - все по-настоящему. Было здорово. РГ: В Лондоне на днях состоялся необычный для вас дебют в "Шехеразаде". Терешкина: От этой премьеры я получила ни с чем не сравнимое удовольствие. В этом балете не нужно делать ни пируэтов, ни стоять на пальцах - ты просто наслаждаешься спектаклем, в котором есть и сюжет, и образ. Наш руководитель Юрий Валерьевич Фатеев отговаривал меня: "Вика, "Шехеразаду" ты можешь и на пенсии станцевать!" Но на пенсии спина уже не будет гнуться, я не буду такой молодой. Так что давайте сейчас! РГ: У труппы нынешний сезон получился огромным, с премьерами, гастролями, возвращением после 10-летнего перерыва в Нью-Йорк. У вас есть рецепт, чем стимулировать себя на ответственных гастролях? Терешкина: В прошлом сезоне я благополучно отдыхала два месяца, а в этом все время думала: "В прошлом году я 2 июля уже ушла в отпуск, а в этом только 24 июля поеду в Лондон!" Было очень тяжело это сознавать. Но организм в стрессовых ситуациях собирается. Меня, конечно, тешит мысль, что еще чуть-чуть - и поеду домой, а потом - на море! Для меня это просто счастье. Но своим коллегам я не завидую: у труппы после Лондона на все время отпуска длиннющие сложнейшие гастроли в Бразилии и потом - Сингапур. Конечно, тяжелее всего придется нашему кордебалету. Надо отдать ему дань, там артисты работают больше всех, им сложнее всех - они заняты в спектаклях и репетициях каждый день. Я сама когда-то прошла его и знаю, что это такое.
Карина: источник Time Out Петербург №15(227) / 19 июля - 1 августа 2011 г Интервью с балериной Дарьей Павленко В «Бахчисарайском фонтане» Дарья Павленко теперь играет не польскую пленницу в гареме крымского хана, а ревнивую жену татарского владыки, эту пленницу закалывающую. От белой голубицы – к ревнивой фурии. Такую трансформацию начальство предложило, или вы сами захотели попробовать новую роль? Предложило начальство, и я была рада: моему нутру роль Заремы соответствует больше, чем роль Марии. То есть вы предпочтете убить соперницу, а не стать невинной жертвой? (Cначала хохочет, потом говорит совершенно серьезно.) Я готова бороться, скажем так. С кем из педагогов вы готовили эту партию? Я работала с Еленой Викторовной Евтеевой, как всегда. Мне кажется, она тоже думает, что Зарема мне ближе. Но прежде всего она продолжает верить в меня и считает, что я универсальна и могу танцевать все. Я сама так не считаю – но это очень помогает в работе. Как проходили репетиции? Я ужасно волновалась, так как партия сложна с точки зрения выносливости. Много материала, я смотрела записи других танцовщиц и видела, что в конце балерина всегда дохнет. Я боялась, что тоже буду дохнуть к финалу, и очень рада, что месяц назад, когда я впервые танцевала Зарему, со мной этого не случилось. А ведь спектакль по-настоящему большой, «четыре действия с прологом и эпилогом». Помните, как Раневская говорила: «Королевство маловато, разгуляться негде»? Так вот выяснилось: здесь – не маловато, этот размер по мне. Мне кажется, что вы больше, чем другие балерины, интересуетесь какими-то новыми вещами, хореографией XXI века. А что интересного вы находите в «Бахчисарайском фонтане»? Когда я пришла в театр, я очень не любила этот спектакль. Он казался скучным прежде всего с музыкальной точки зрения. Но теперь я, наверное, стала умнее и терпеливее и понимаю, что это достояние русского театра. Его не просто можно, но и нужно сохранять. Он идет в Мариинском театре с 1934 года – это раритет, и мы должны беречь его, как полотна в Русском музее. С какими хореографами, не ставившими еще в Мариинском, вы хотели бы поработать? Допустим, вам предложили пригласить кого-то на постановку в театр – кто это будет? Прежде всего – Уэйн Макгрегор. Его Chroma, поставленный в Английском королевском балете, – это ого-го что такое! В любом большом театре должен быть Иржи Килиан. Беда, что у нас профукан Форсайт. Бежар, конечно, «Болеро» – хотя я знаю, что с авторскими правами есть сумасшедшие сложности. И Кранко, его «Онегин» – зритель это любит, а мы ведь работаем для зрителя. Вообще, надо давать шанс молодым и не обязательно русским – я недавно была в Перми (танцевала там «Лебединое»), там главный хореограф Алексей Мирошниченко пригласил современных иностранных хореографов и выпустил программу под названием «Видеть музыку». Это прорыв для Перми, безусловно. Надо просто искать людей, которые умеют соединять движения. Если ваша дочь захочет стать балериной, вы обрадуетесь или огорчитесь? Мы обсуждали это с Сашей (Александр Сергеев, солист Мариинского театра. – Прим. Time Out) и решили, что препятствовать не будем. Она постоянно просит поставить записи спектаклей, в которых участвую я или Саша, и если, когда подрастет, захочет пойти в Вагановское – значит, пойдет. Но если в какой-то момент она скажет: мама, я устала, я больше не могу и не хочу – я буду рада. «Бахчисарайский фонтан» На сцене Мариинского театра, расписание смотрите здесь Анна Гордеева
Карина: источник Этой осенью Диана Вишнева представит свой новый проект — «Диалоги», где исполнит хореографию Марты Грэм, Джона Ноймайера и Пола Лайтфута. «Диалоги» окончательно подтвердят статус Вишневой как главной современной русской балерины Богиня охоты Я пришла в Мариинский театр на премьеру «Парка» Анжелена Прельжокажа — специально на Диану Вишневу, которая танцевала сольную партию. За месяц до того парижская опера показала каноническую версию «Парка» в Большом теат-ре. Блистательный, прозрачный, но холодноватый и отстраненный спектакль. Диана Вишнева взорвала его изнутри. Станцевала не по-французски, а по-русски — про страсть-борьбу-смерть. Когда в знаменитой мизансцене с бесконечным поцелуем партнер закружил ее по сцене, эффект гибельного восторга на краю бездны был таким сильным, что в зале раздались вскрики. Я вспомнила, как впервые увидела восемнадцатилетнюю Диану в мариинском «Дон Кихоте». Шел 1995 год. Она стрелой вылетела на сцену, сверкая черными глазами, ослепляя улыбкой и так неистово взмахивая веером, что, казалось, он заменяет ей крылья. В зале зашелестели программками: «Кто эта девочка?» Но настоящие балетоманы уже знали кто. За год до «Дон Кихота» ученица Вагановского училища выиграла одну из главных балетных наград — Prix de Lausanne. Причем выиграла с миниатюрой «Монолог Кармен», которая длилась меньше двух минут. Посмотрите этот номер на YouTube, и вы увидите, что даже старая запись кажется наэлектризованной. Ровно такие же разряды проносились сегодня над мариинским залом. Жених Дианы и по совместительству ее агент Костя ведет меня за кулисы, где Диана, надев на босые ноги шерстяные красные валеночки, дает интервью тележурналистам. Она застенчиво жмет мне руку: «Спасибо, что приехали на премьеру». Рядом с ней сам хореограф Прельжокаж позирует с розой в руке — манерный, как юная девушка. Я спрашиваю его, что он может сказать про сегодняшнюю Диану. И получаю ответ, столь же претенциозный, как его позы: «Описать ее невозможно, как эту розу. Так же прекрасна и так же сложна». На следующий день Диана Вишнева сидит в холле питерской «Астории» — маленькая, хрупкая, вся в черном — маленькое черное платье, маленький черный кардиган, маленькие черные ботинки без каблуков. Она очень устала — вчера премьера «Парка», ночью деловые встречи, сегодня визит к врачу и к своему любимому дизайнеру Татьяне Парфеновой, завтра снова в самолет. Машинально размешивает ложечкой черный чай, но не прикасается ни к печенью, ни к орешкам, ни к пирожным. — На диете? — Нет, что вы, у меня другая проблема, я не успеваю поесть. Утром полноценный завтрак есть не могу — перед репетицией нельзя. После репетиции — тоже особо не могу. Ем нормально только вечером — заезжаю к родителям и мама меня кормит. Дома я вообще не готовлю. Если у меня есть свободное время, то я же не буду его на это тратить, правда? Зато обожаю с детства творожные сырки. Если не съем сырок с утра, то потом днем думаю: «Блин, чего-то мне не хватает, сырок забыла съесть!» В «Черного лебедя» ее приглашали на пробы, Диана толком даже не знает, на какую роль — приехать она не смогла, потому что гастролировала в Японии. «Я с первых кадров поняла, что надо забыть, что это про балет. Смотрела только на игру Натали Порт-ман. А все эти балетные истории — чушь, конечно. Зато какая попу-ляризация балета в мире! Как сейчас билеты улетают, вы не представляете». Она хохочет, смешно морща нос, а я думаю, что Вишнева всегда была символом легкого и счастливого таланта. И вот она сидит передо мной и говорит про усталость, больные ноги, каторжный труд. И по-детски называет ноги — ножками, пальцы — пальчиками, прыжки — прыжочками. И это не имеет никакого отношения к инфантильности. Только почтительная нежность к драгоценным и хрупким инструментам своего искусства. Она трудоголик и еще маленькой девочкой из мрачного питерского рабочего района под названием «Веселый поселок» говорила маме, что хочет быть героем соцтруда. Ей предстоял и вправду геройский труд — маленькую Диану дважды не брали в Вагановское — данные не подходящие, что-то не так гнется, не туда тянется... — Я в школе доводила своих педагогов. Света нет, отопления нет, нога болит — все равно хочу работать. У меня на ахиллах было три надрыва, потому что нельзя ребенку так тренироваться. Но я днем ездила к какому-то сумасшедшему врачу, который мне руками убирал эти узлы, а вечером снова шла репетировать. Все мариинские балеты маленькая Вишнева смотрела с третьего яруса — «там все ступеньки были мои». Первого «Дон Кихота» увидела в одиннадцать лет и навзрыд плакала на своем третьем ярусе, потому что думала, что никогда в жизни не сможет так танцевать. Но прошло восемь лет — и ей, еще ученице, предложили партию Китри. — И веер в «Дон Кихоте» я сама придумала! Мой педагог Людмила Ковалева мне говорила: «Это невозможно, тебя как парашютом будет относить». Но я это сделала! В Петербурге Диана предпочитает одеваться построже — и почти всегда в черное. Любит Jil Sander — за безупречную форму. Если хочет немного похулиганить — надевает Miu Miu и Anna Sui. Всегда интере-суется новыми дизайнерскими именами: «Я, как в театре, люблю менять образы». Каб-луки сейчас почти не носит — хочет, чтобы «ножки отдыхали». К тому же в Нью-Йорке «если идешь на каблуках, все на тебя оглядываются, как на ненормальную. А на открытие сезона я всегда надеваю платье от Парфеновой и всегда всех поражаю». Диане повезло — она пришла в театр в момент смены поколений. В другие времена ей пришлось бы ждать годами. Но новый энергичный балетный худ-рук Махар Вазиев сделал ставку на молодых. Мы тогда, как на работу, ходили то на Ульяну Лопаткину, то на Диану Вишневу. У первой — трагическая отстраненность. У второй — ртутная энергетика. Тогда они казались полярными балеринами, лирической и характерной, Сильфидой и Кармен. Диане долго пришлось этот стереотип ломать, доказывая, что она может танцевать диаметрально разные партии и что она, как говорят в Италии, «балерина абсолюта» — та, которая может всё. Когда несколько лет назад Вишневу позвали приглашенной звездой в Большой, ведущие балерины театра пришли с протестом в директорский кабинет — в театральных кругах этот эпизод окрестили «вишневым чаепитием». Слишком на многое Диана с ее блестящей техникой, фантастической работоспособностью и актерским даром могла претендовать. Солисткой Вишневу сделали всего через год после прихода в Мариинский театр, а в парт-неры ей достался лучший премьер Фарух Рузиматов. Я помню их вместе — и в «Дон Кихоте», и в «Кармен» Ролана Пети. Казалось, на сцене высекаются искры — от столкновения бурных темпераментов и смешения горячих кровей -(Диана наполовину татарка). Пожар был неизбежен — и он случился. — Фарух стал моей первой любовью. Он сложный человек, все время был недоволен — и собой, и мной. Но были минуты такого счастья, что ради них стоило все терпеть. Когда мы с ним танцевали «Кармен», это было что-то невероятное. Как будто что-то посылалось нам сверху. Он был старше меня на тринадцать лет, но на сцене мы были равны, он меня и в жизни воспринимал равной. А я была совершенным ребенком. И сценическая жизнь так перепуталась с личной, что были моменты, когда я думала: «Господи, только бы живой остаться!» Мы расставались, снова сходились — это была страсть, которая могла закончиться только трагически. И тогда я решила, что мне надо уехать на Запад. На Западе зрители влюбились в Диану мгновенно и страстно, как Хосе в Кармен. «В Японии очереди выстраиваются, чтобы только к тебе подойти. Они целую ночь могут ждать. Они так благодарны, что ты дала им пережить сильную эмоцию». А американский Vogue на- писал: «Диана Вишнева — это красота в движении». Эти слова дали название спектаклю Beauty in Motion, который спродюсировал для нее Сергей Данилян. Запад означал не только смену партнера и страны. -Запад был другой школой, другим репертуаром, другой рабочей этикой. Всем тем, чему на улице Зодчего Росси не учили — как все вагановские выпускницы, Диана не умела использовать свое идеально тренированное тело вне классической лексики. — В школе я впервые на видео увидела Сильви Гиллем. Меня потрясла эта невероятная физика: «Боже, чем мы здесь занимаемся! Ничего не знаем, ничего не видим, ничего не понимаем!» Надо по-другому работать ногами, по-другому тянуться. Меня сам путь ее поразил — уйти из «Гранд-опера», чтобы танцевать современную хореографию, балеты, сделанные специально на нее... Известна история с хореографом Уильямом Форсайтом, который снял Диану с роли — за неявку на мариинскую репетицию. Она уверяет, что произошло просто недопонимание, но все равно это стало для нее уроком — никакой звездный статус не оправдывает капризов. — Ты должна забыть про свою корону. Это трудно, потому что ты вроде звезда, а тебе надо превратиться в пластилин в руках хореографа. Ничто не дает такого адреналина, как работа с хореографом. Зачем ей, живущей от спектакля до спектакля и от самолета до самолета, ей, у которой все время мучительно, как у Русалочки, болят ножки, этот дополнительный адреналин? — Балерина все равно запомнится теми работами, которые специально на нее поставлены. Джульетта — Уланова, Плисецкая — Анна Каренина и Кармен. Под балерину должен делаться репертуар, сейчас об этом никто не думает, а время уходит. И я во что бы то ни стало должна этого добиваться. Поэтому я и создала свой фонд — театр не будет искать под меня балетмейстеров, я сама должна все организовать. Ратманский поставил на нее прокофьевскую «Золушку» в Мариинке — но она была там не единственной солисткой. Когда попросила его о персональном спектакле, он задумчиво ответил: «Ну вы ведь и стенку сможете сыграть...» И предложил ей «Лунного Пьеро» Шёнберга, вручив диск с музыкой. — Я даже пяти минут не могла выдержать. Подумала: «Ну, я, наверное, некультурный человек». А потом поняла, что раз он меня в этой музыке видит, то надо ему довериться. И все получилось. Она рассказывает про работу с канадским хореографом Локом, про продолжение проекта «Красота в движении», про то, как важно показать в России Марту Грэм и устроить в Петербурге балетный фестиваль. И про съемки в фильме Хамдамова «Бриллианты», и про несостоявшиеся пробы к «Черному лебедю». И снова, и снова — о том, как важно все успеть и как мало ей отпущено времени. — Вы даже не думаете про ребенка? — Все время думаю. Но говорю себе: надо еще дотянуть немножко. Если я рожу, то возможности тела будут уже ограничены и классику не смогу идеально танцевать. Классика требует абсолютизма. Очевидно, что семейная жизнь при подобном абсолютистском режиме, когда все человеческие радости положены к «ножкам», не может быть простой. Хотя ей, похоже, наконец повезло. Со своим женихом Костей (он сделал ей предложение 23 июня, сразу после ее бенефиса в Мариинке) Диана познакомилась на Олимпиаде в Пекине, где была почетным гостем и куда приехала с приятелем-хореографом и огромным чемоданом платьев. — Каждый вечер мы наряжались и эпатировали людей. Костя меня увидел и спрашивает: «Кто это, что это?» Ему гово-рят: «Это же самая знаменитая балери-на!» А он занимался хоккейным менедж-ментом и на балете даже ни разу в жизни не был. Набрался смелости только в свой день рождения, который там праздновал. Выпил бокал вина и решился попросить телефон. — И у вас сразу начался роман? — Сразу со мной не бывает. Сразу я ему сказала: «Кос-тя, я знаю, чем это закончится. Не получается у меня личная жизнь, видимо, я просто должна своим делом заниматься». Но он был настолько чуток, что мы как-то легко все это преодолели. Я вспоминаю свои прошлые страдания с мужчинами — я их любила, они меня еще больше любили, но не получалось ничего! Такой стресс, такой труд, такой тяжелый график, такая жуткая усталость... -Необходимо быть одной, сосредотачиваться, расслабляться, думать... Все посвящено спектаклю, и твой партнер должен этим жить. Костя так и живет, хотя я его ни о чем не просила, условий не ставила. Просто делает для меня все самые простые и все самые важные вещи. На протяжении нашего двухчасового интервью Костя сидел в дальнем углу лобби «Астории» и терпеливо ждал. И подошел к нам, только когда Диана подала ему знак — с таким счастливым и нежным лицом, что я подумала, как здорово, что ей хотя бы дома ни с кем не надо сражаться и никому ничего не надо доказывать. На сцене она всегда играет борьбу. Борьбу страстей, борьбу с мужчиной, борьбу — как в «Лабиринте» Марты Грэм — с собственными инстинктами. Я говорю ей об этом. Диана в ответ пожимает плечами: «На самом деле я всегда борюсь только сама с собой». Фото: Patrick Demarchelier. Стиль: Ekaterina Mukhina. Прически: Teddy Charles/Art + Commerce. Макияж: Fulvia Farolfi for Chanel/Bryan Bantry. Маникюр: Megumi Yamamoto for Nars Cosmetics/Susan Price. Ассистенты фотографа: Margaret Gibbons, Rob Massman, Brendan Burke. Ассистенты стилиста: Debbie Lerner, Kasey Noziska. Продюсер: Елена Серова.
amarilllys: ох, уж этот костя! мне он напоминает человека, положившего голову в пасть льву, причем лев не цирковой-дрессированный, а дикий.
amarilllys: интервью гаевского о бт http://lenta.ru/articles/2012/01/25/gaevskiy/
Карина: источник Фарух Рузиматов: «Хочу танцевать лучше самого себя» 11 февраля 2012 17 февраля в БКЗ «Октябрьский» состоится гала-концерт артистов балета «Звезды двух столиц». На одной сцене встретятся мировые звезды балета и ведущие солисты Мариинского, Михайловского театров, Большого и Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. Наш корреспондент встретился со звездой этого проекта выдающимся танцовщиком Фарухом Рузиматовым. – Фарух Садуллаевич, вы танцевали на лучших балетных сценах мира… А в БКЗ «Октябрьский» давно выходили на сцену? – Уже лет двадцать назад! На мой взгляд, большая проблема Петербурга – отсутствие нормальной концертной площадки именно для балетных вечеров, концертов. Так что для меня предстоящий концерт своего рода премьера, и, конечно, я буду волноваться. Наш вечер в БКЗ направлен на популяризацию классического балета. Сюда попасть все-таки проще, чем в Мариинский или Михайловский театр, да и цены вполне демократичные. Продюсер Ирина Белякова и ее Театральный центр на Коломенской задумали проект интересный, яркий. Собрали действительно звездный состав. Каждый представит свой лучший номер, я буду танцевать «Болеро» на музыку Равеля в хореографии Николая Андросова. – Название «Звезды двух столиц» не намек на конкуренцию танцовщиков из Питера и Москвы? Ведь совсем недавно на Первом канале было показано танцевальное шоу «Болеро», что было построено на состязании артистов двух столиц, и вы, Фарух, возглавляли питерскую сборную… – Такой проект, как «Болеро», изначально заинтересован в интриге, поэтому и был добавлен состязательный момент. Нынешний же гала-концерт – совсем другая история. Знаете, я не хочу танцевать лучше кого-то, я хочу танцевать лучше самого себя! Балет – это не спорт. Мир балета довольно замкнут, и здесь все друг друга знают, знают, что ты можешь и чего ты стоишь в творческом плане. Балетный язык – международный. Многие танцовщики начинают в Петербурге, потом уезжают в Москву, бывают и другие примеры, как в истории с Натальей Осиповой и Иваном Васильевым, которые недавно перешли из Большого в Михайловский театр. – Вам больше нравится выступать в Москве или в родном Петербурге? – Я очень давно не выступал в Москве да и в Питере нынче выхожу на сцену два-три раза за сезон. В прошлом году прошел мой бенефис на сцене Мюзик-холла, и это был прекрасный вечер. Но моя танцевальная география сейчас больше распространяется на страны Запада. Меня часто спрашивают: где самая лучшая публика? Для меня – там, где я хорошо танцую. Я всегда считал, что если тебя не принимает публика, то это вопрос к тебе самому, а не к публике. Я часто выступаю в Японии, и там даже на мои не очень удачные танцы смотрят сквозь пальцы. Для японцев очень важно актерское мастерство, артистизм, а техника стоит на втором месте. – Нынче на ТВ крайне редко увидишь классический балет… Как изменить эту ситуацию? – Балет по телевизору я никогда в жизни не смотрел и смотреть не собираюсь. Балет – это живое общение. Мне кажется, балет не надо раскручивать! Он родился как элитарное искусство, таким, наверное, и останется. Хотя, надо отдать должное, в советские времена балет был поднят властями на огромную высоту. И Большой, и Кировский театры – эти два гранда держатся, по сути, с тех времен. Но масштабность и широкий охват балету не присущи. На «Лебединое озеро» не поспешит постоянный посетитель кинотеатров с поп-корном. Нужна определенная подготовка, воспитание с детства. – Что происходит сейчас в Фондом Фаруха Рузиматова, который был создан в середине нулевых под лозунгом «За возрождение танцевального искусства»? – Фонд закрыт, больше не существует. У меня не хватало времени постоянно принимать участие к проектах фонда, и он плавно почил в бозе. Меня это не сильно расстроило, потому что работы и интересных проектов меньше не стало. – А как же памятник Мариусу Петипа в Петербурге, за который так ратовал ваш фонд? – Это непростое дело. Решение должно приниматься не мной, не фондом, а городскими властями и общественностью. Когда уже власть имущие созреют до мысли, что в Петербурге, где творил Петипа, родоначальник русского балета, необходим памятник гениальному хореографу. Наверное, должен найтись энергичный и влиятельный человек, который сможет пробить эту идею. Пока такого человека я не знаю. – В чем выражается ваша работа в качестве советника генерального директора Михайловского театра по художественным вопросам? Вы ведь раньше были худруком балета Михайловского и, говорят, ушли с конфликтом… – Неправда. Мы нормально общаемся с Владимиром Абрамовичем Кехманом, никаких особых трений у нас нет, да и раньше не было. Я ушел, чтобы иметь возможность больше заниматься своим творчеством. Гендиректор Михайловского по-прежнему интересуется моей точкой зрения по многим художественным вопросам. Это свободное, дружеское общение. Нет никакого отчета, я абсолютно независимый человек, не числюсь ни в какой организации, надо мной нет ни директоров, ни администраторов. – А «Лауренсию» с Натальей Осиповой и Иваном Васильевым в Михайловском вы уже видели? – Пока еще не видел воочию. Из тех отрывков, что были в YouTube, можно сделать вывод: это действительно здорово. Молодость, техника, артистизм – все это присутствует в полной мере. Конечно, появление в нашем театре таких звезд поднимет уровень всей труппы, потянет за собой… – Что вы скажете о проблеме службы в армии выпускников балетных школ? – Это безобразие! Академия выпускает все меньше и меньше артистов балета мужского пола. И после восьми лет учебы забирать их в армию – это нонсенс, на мой взгляд, это вообще преступление. В рамках всей страны выпускается от силы человек шестьдесят артистов балета, везде их страшный дефицит. Если так будет продолжаться, наша профессия просто вымрет. Лет 25 назад был конкурс ребят в Вагановское училище, а сейчас, когда приводят мальчика, это большое чудо… – Как танцовщика ваше имя прежде всего связывают с Мариинкой, но в последние годы вы сотрудничаете именно с Михайловским театром… – Мариинский театр всегда был для меня родным, в нем я проработал четверть века. Но времена меняются. С Михайловским театром я начал сотрудничать еще в начале 90-х. Сейчас с Мариинским театром у меня нет никаких проектов, от них я не получал никаких приглашений. – Звание «народный артист России» вам было присвоено только в 2000 году, уже в зрелом возрасте по меркам звезд балета… Вас это не обижало? – Нисколько. Я всегда считал и считаю, что любые звания – это абсолютная условность. Да и в последнее время «народных артистов» стали раздавать налево-направо. Раньше это звание получали те, кого действительно знали все. Я бы такое звание вообще не применял к артистам балета. Плисецкая, Нуриев… Да и не было у Нуриева звания «народный артист». Понимаете, есть хороший артист балета и есть не очень хороший. – Согласны ли вы с Борисом Эйфманом, который говорит, что в области балета мы уже не впереди планеты всей? – Согласен. Но ситуация может измениться к лучшему только в том случае, если появится большая, продуманная государственная программа поддержки и развития балета. Этим сейчас никто не занимаемся. Мы питаемся тем, что было сделано в советские времена. Но корабль, который построили еще тогда, плывет по инерции, и ничего нового, кроме ремонта театров, не происходит. – Поделитесь своими творческими планами? – Нет у меня особых планов. Если меня куда-то приглашают, я еду танцевать. Творчество – оно у молодых, а я так, потихонечку выхожу на сцену, что-то делаю. Может быть, к лету сделаю творческий вечер на петербургской сцене. // Беседовал Михаил Антонов. Фото Интерпресс
Карина: источник Русская школа была и остаётся одной из лучших в мире - главный балетмейстер Ла Скала Махар ВАЗИЕВ Легендарный Ла Скала стал первым зарубежным гастролёром на обновлённой исторической сцене Большого, показав два балета — «Эксельсиор» и «Сон в летнюю ночь». То, какими увидела эти спектакли российская публика, во многом заслуга Махара Вазиева, экс-худрука балета Мариинки, который уже три года возглавляет балетную труппу великого миланского театра. В эксклюзивном интервью «Эхо» мэтр рассказал о своей работе и жизни в Италии. — Махар Хасанович, с какими трудностями вам пришлось столкнуться в Ла Скала? — Я родился в Осетии, вырос в России, учился в Санкт-Петербурге, всю жизнь проработал в Мариинском театре — всё это, конечно, накладывает определённый отпечаток. Тем более что в Италии я столкнулся с более жёсткой системой художественной реализации балетных постановок, чем это принято в России. Я не могу сказать, хорошо это или плохо, а просто констатирую факт. Поначалу для меня там всё было ново. Нужно было понять, чего от тебя хотят. На это ушло не так много времени. Важно другое — ты не знаешь, чего тебе ждать от этих людей. Проблемы возникают не столько из-за разности систем, сколько из-за разности менталитетов. Если с этим разберётесь, тогда у вас что-то получится сделать. Ведь даже если вы занимаете высокий пост, не всё от вас зависит. А балет — это вообще командная работа. Поэтому задача руководителя создать такую команду, которая бы наиболее ярко воплощала твои проекты и идеи. У меня в Ла Скала было много разных моментов — интересных, приятных, сложных. Это такой замечательный опыт, я здесь многому научился и многое для себя открыл. — Является ли языковой барьер препятствием для взаимопонимания артистов балета? — Если иностранец приходит работать в балетную компанию, то ему, конечно, лучше побыстрее выучить язык этой страны. В противном случае всегда будут проблемы недопонимания. Лично у меня не было другого выхода, как засесть за итальянский. Сейчас я уже говорю вполне сносно. — Достаточно ли комфортно вам в Ла Скала? — Комфортно я себя чувствую, когда вижу результат своей работы на сцене. Вообще я никогда не предполагал, что уеду из России. Мне было хорошо в Мариинском театре. Я не хотел уезжать. Но получилось так, что, когда я принял решение уйти, мне тут же позвонили из Ла Скала. — И это было предложение, от которого нельзя было отказаться? — Отказаться можно от всего. Итальянцы предложили мне просто приехать и осмотреться. Мои друзья по всему миру, узнав, что идут такие переговоры, меня предостерегали: «Куда ты суёшься? Там же невозможно работать!» После таких отзывов мне, наоборот, захотелось попробовать и на себе испытать, насколько справедливы эти утверждения. Мариинский театр — великий театр. Маэстро Гергиева в Италии очень любят и принимают потрясающе. И я всегда знал, что ничего лучше Мариинки нет. Поэтому, буду честен, у меня не было желания ринуться в Ла Скала. И решение я принял далеко не сразу. После Мариинского балета очень сложно работать в других компаниях. Вот вам пример. Средний возраст танцовщиков в Мариинке — 25 лет, а здесь — 35. И не надо забывать об особенностях Италии, где очень сильны профсоюзы, которые не позволяют никого увольнять. Для меня это было как шоковая терапия. Сначала нам было трудно друг друга понять, но, когда мы прошли через все препятствия и сложности и компания уверилась в том, что я хочу сделать и как, всё изменилось. И сейчас я очень доволен труппой. Если западные артисты вам поверили, они в лепёшку разобьются, но сделают то, что вы от них просите. — А в чём вы видите главную свою задачу? — Нас оценивают по тому, что мы показываем на сцене, поэтому нужно создавать условия для достижения высочайшего результата, иначе это никого не будет интересовать. В чём, собственно, заключается главное дело руководителя балета? Помогать танцовщикам! Ведь все проекты, которые мы выносим на суд публики, реализуются усилиями актёров. Театр интересен тогда, когда в нём есть звёзды, есть потрясающие профессионалы. — Вы часто приглашаете в Ла Скала российских артистов? — Я приглашаю танцовщиков, которые сегодня являются наиболее яркими и признанными на мировой сцене. И в России таких, уверяю вас, немало. Например, Светлана Захарова. Она — прима Большого и одновременно этуаль Ла Скала. — Русская балетная школа всегда считалась лучшей в мире. Это первенство сохранилось? — Могу сказать совершенно искренне, и это не псевдопатриотизм, — русская школа была и остаётся одной из лучших в мире. И у нас нет права ронять столь высоко поднятую планку, имея такую богатую историю, традиции и методику обучения. Другое дело, что времена изменились, и теперь получилось так, что многие русские педагоги разъехались работать по всему миру. Хорошо это или плохо, я не знаю, могу лишь констатировать факты. Я вообще считаю, что для развития искусства русская система потрясающая, потому что при всех своих плюсах и минусах культивирует в людях преданность делу. Сложно достигать блестящих результатов, если относиться к сцене просто как к работе и не более того. А ведь западная система склонна именно к такому рациональному подходу. Европейские танцовщики предпочитают не идти на самопожертвование. И это правильно с бытовой точки зрения. Но с точки зрения искусства такая позиция во многом ущербна. — Каким главным качеством должен обладать танцовщик? — Талантом. Если человек талантлив, этим надо дорожить. Если при этом он подонок, жаль, но в нём есть ценность — его талант. Жуткую вещь вам говорю. Но зритель приходит смотреть не на подлеца или светлую личность, а на артиста, который своим талантом танцовщика может вызвать катарсис — мощное переживание, очищающее душу. — Вы были солистом Мариинки, много танцевали ведущие партии. Сейчас по сцене не тоскуете? — Вовсе нет. Я, наверное, вас удивлю, но я уже даже перезабыл, что же именно когда-то танцевал. Сейчас мне интересней заниматься молодыми, помогать им себя реализовывать. Сегодняшняя молодёжь гораздо способнее, чем моё поколение. И когда видишь перед собой талант, о себе уже не думаешь. У меня был момент славы на сцене, потом моя жизнь изменилась, и сейчас мне интересно то, чем я занимаюсь. История знает примеры, когда танцовщики заканчивали сценическую карьеру, переходя в балетмейстеры, но то, что они потом ставили, это — за гранью добра и зла. Как сказал один великий хореограф: такие примеры — часть позора нашей профессии. Для себя я решил, что буду заниматься компанией, людьми, какими-то организационными вопросами, а не собой. — Чему итальянская балетная система могла бы поучиться у русской и наоборот? — Прежде всего — отношению к педагогам. Зритель даже не подозревает, какой каторжный труд педагогов стоит за каждым триумфом труппы. А ведь в этом большая заслуга репетиторов, хореографов. В Италии труд педагога ценится гораздо выше, чем в России. Я говорю в первую очередь о Мариинке и Большом. В российской театральной жизни есть такой неприятный феномен, как неуважение к педагогам. Это порождает другой феномен — педагоги в театрах становятся зависимыми от артистов. Не хочу обобщать, но я часто наблюдал такое негативное отношение и всегда старался с ним бороться. Ужасно видеть, как порой несправедливо обходятся с замечательными, яркими педагогами. Я бы в обязательном порядке привозил наших зарвавшихся танцовщиков в Италию на стажировку, чтобы они в здешних театрах поучились, как нужно ценить труд педагога. В этом смысле я благодарен Италии и Ла Скала за опыт. Вера Щербакова (ИТАР—ТАСС, Милан - Рим) © ИТАР-ТАСС © Эхо планеты
Карина: источник УЛЬЯНА ЛОПАТКИНА: "ГЛАВНОЕ В БАЛЕТЕ - ТРУД И ТЕРПЕНИЕ!.." Вчера в Большом зале краевой филармонии состоялся грандиозный концерт "Чайковский Гала" с участием великой танцовщицы современности, примы-балерины Мариинского театра, народной артистки России Ульяны Лопаткиной и других звёзд русского балета. Этот уникальный проект был реализован при поддержке губернатора Красноярского края и IХ Красноярского экономического форума. В программе концерта были показаны фрагменты из знаменитых балетов Чайковского "Лебединое озеро", "Щелкунчик", "Спящая красавица" и других спектаклей, поставленных Петипа, Баланчиным, Григоровичем и другими прославленными хореографами. В большинстве номеров этого концерта блистала суперзвезда мирового балета Ульяна Лопаткина, лауреат Государственной премии РФ, Национальной театральной премии "Золотая маска", Международной премии "Божественная", обладательница многих других наград. В её танце гармонично сочетаются безупречная техника и присущее только ей изящество и экспрессия. Как писала газета "Телеграф", "каждый дюйм её невероятно гибкого тела создаёт безукоризненную форму, ей свойственны абсолютная точность, инстинктивное достоинство и музыкальность". И всеми этими качествами знаменитой балерины смогли насладиться красноярцы на вчерашнем концерте. Накануне концерта Ульяна Лопаткина, едва отдохнувшая после прилёта, встретилась с журналистами и рассказала о своих музыкальных пристрастиях, о нелёгкой профессии балерины. Её собственная карьера складывалась негладко, и добиться успеха ей помогли трудолюбие и воля. В 1991 году она была принята в труппу Мариинского театра в Санкт-Петербурге, в 1995-м назначена примой-балериной, но вскоре из-за травмы была вынуждена на несколько лет покинуть сцену. В феврале 2003 года Лопаткина решилась на операцию, после которой смогла вернуться в профессию и добиться триумфального успеха. Отвечая на вопросы журналистов, Ульяна Лопаткина сообщила, что в нашем городе она впервые, а программу гала-концерта охарактеризовала как преимущественно классическую. Эта программа уже была показана в разных городах России и за рубежом - в Азии и Европе. На мой вопрос, не пробовала ли она танцевать современный модернистский балет, Ульяна Лопаткина ответила: - Нет, я танцую только классику. Хотя есть, конечно, и другая хореография. Но классика безупречна в своей красоте, это стиль выдержанный, зарекомендовавший себя в течение долгого времени. Впрочем, я не исключаю, что у меня могут появиться и номера в другом стиле. - Что Вы могли бы посоветовать юношам и девушкам, мечтающим посвятить свою жизнь балету? - Людям, которые влюблены в балет и хотят заниматься этим профессионально, надо быть готовыми к долгому, каждодневному труду. Не нужно ждать быстрых результатов, главное - труд и терпение. - Кого из великих танцоров Вы считаете своими кумирами? - Могу назвать многих из тех, кто танцует сейчас, а также тех легендарных танцоров, кто составляет славу нашего прошлого. Это Михаил Барышников, Наталья Макарова, Екатерина Максимова, Владимир Васильев, Александр Годунов, Галина Мезенцева, Алла Осипенко... И такие легенды, как Анна Павлова, Галина Уланова, Майя Плисецкая. Всё это наше легендарное наследие, историческое достояние, наша гордость. - А можно ли сегодня повторить слова Высоцкого, что "в области балета мы впереди планеты всей"? Или ситуация изменилась? - Думаю, эти слова не совсем верны. Дело в том, что когда не видишь общей картины, то легко обманываться... Но я могу сказать, что русский балет силён, он, как и прежде, остаётся на первых позициях в мире. Другое дело, что искусству балета должно уделяться больше внимания со стороны государства и меценатов. Как и любое искусство, балет требует поддержки, его развитие невозможно без финансовой помощи. Чтобы не питаться только легендарным прошлым, чтобы наше настоящее не было похоже на исторический музей, чтобы расти и идти вперёд - нужны помощь, поддержка и любовь со стороны людей, которые понимают и ценят русскую культуру. А чтобы быть "впереди планеты всей", надо, наверное, в космос улететь! (Улыбается). - О чём Вы мечтаете? - Реализовать себя до конца жизни. Судьба балерины коротка, и поэтому надо найти себя в жизни и дальше, вне сценического искусства. Эдуард РУСАКОВ. На фото: народная артистка России Ульяна Лопаткина. Фото Альфира ФАХРАЗИЕВА.
Карина: источник Суровая профессия Диана Вишнева: "Я никогда не пребывала в эйфории от самой себя" 2012-02-17 / Юлия Виноградова Сегодня в Большом театре – балет «Утраченные иллюзии» на музыку Леонида Десятникова, главную роль в котором исполняет Дина Вишнева. График выступлений примы-балерины Мариинского театра впечатляет – от Санкт-Петербурга до Нью-Йорка, от Амстердама до Токио. В перерывах между репетициями к спектаклю в Большом Диана ВИШНЕВА выкроила время и рассказала ответственному редактору «НГ-антракта» Юлии ВИНОГРАДОВОЙ о моде на балет, Пине Бауш и кинематографе. – Диана, вы сегодня танцуете на сцене Большого театра. Несколько лет назад вас приглашали в Большой, но получилась неприятная ситуация, когда балерины театра фактически воспротивились вашему приходу… – …но это не помешало мне приезжать и выступать. Просто помнят только эту историю, а то, что я продолжила сотрудничество с театром, как-то забыли. Да, это было неожиданно, но на мои отношения с Большим не повлияло. Такая же история произошла, кстати, с Натальей Макаровой, когда она осталась на Западе и балерины Royal Ballet в Лондоне также пошли к директору. В обоих случаях проигрывали балерины трупп, ведь они признавали свою слабость. – И вашу силу, наверное. А такое понятие, как «звездная болезнь», вам знакомо? – Меня с детства, когда я стала лучшей в школе, пугали ею. Но у меня была всегда высокая планка, к которой я стремилась, и мой педагог показывал мне больше моих минусов, чем плюсов, поэтому я никогда не пребывала в эйфории от самой себя. Наоборот, даже хотелось, чтобы критики к самой себе было меньше, потому что она также мешает. Надо знать свои плюсы, так же как и минусы, чтобы быть уверенной. – А были ли такие ситуации, когда казалось, что ничего не получается и лучше вовсе бросить балет? – Это постоянно происходит, потому что это работа физическая и эмоциональная, а артисты – тонко чувствующие люди. К тому же жизнь – это не только балет, неудачи бывают не только в профессиональном плане, и тогда балет встает поперек. Были и срывы, и нагрузки сумасшедшие. У меня никогда не было такого, чтобы я могла сказать – все, я сделала премьеру, а теперь могу вздохнуть. На следующий день начинаются новая гонка, новая цель, новый проект. – Какими качествами, на ваш взгляд, должна обладать балерина помимо таланта, вернее, чтобы раскрыть свой талант? – Прежде всего, конечно, должны быть характер, сила воли, огромное желание чего-то достичь, трудолюбие. И понимание того, что это очень долгий путь, который ты проходишь и набираешь буквально по крупицам. Если ты что-то пропустишь, то твои крупицы, как песок, высыпятся обратно и, чтобы их снова набрать, потребуется столько же лет. Балерина должна расти и развиваться годами. – В театре и в жизни вы разная? – В театре я очень требовательна как к себе, так и к другим. Я не позволяю на репетиции просто так прийти, шаляй-валяй. Нет, всякий раз это серьезная работа, понимание каждого жеста. Ты сразу в глазах танцовщика видишь, готов он или нет. И если он не готов, то приходится быть жесткой. Но об этом все знают, и, идя ко мне на репетицию, партнеры, как правило, готовы и собранны. А в жизни (смеется)… Конечно же, иногда мне хочется быть слабой, это естественное желание любой женщины. – Большая часть вашей жизни – это все-таки балет. А есть какие-то маленькие радости за пределами театра, на которые вы всегда стараетесь находить время, каким бы напряженным ни был график? – Наверное, фильмы, кинематограф. Если есть еще чуть-чуть времени, то драматические театры. Я люблю Ларса фон Триера, Альмодовара, Вонг Кар Вая, несколько дней назад посмотрела новый фильм Сокурова, люблю «Другое кино», не блокбастеры. И, конечно, книги. – Вы ведь и сами недавно снялись в кино – у Рустама Хамдамова в картине «Бриллианты». – Мне повезло, что удалось поработать с таким гениальным режиссером. Это было неожиданно и нетрудно. Я сразу сказала: «Рустам, я никогда этого не делала, может быть, я не смогу». Но он ответил, что абсолютно уверен и что я получу огромное удовольствие. Так оно и было. Эти пять-шесть дней съемок останутся в моей памяти на всю жизнь, так же как и общение с Рустамом. – Фильм «Черный лебедь» показал зрителю мир балета страстным, жестким. Да и среди публики ходит немало страшных легенд о том, как балерины, например, подсыпают друг другу в пуанты битое стекло. Насколько это все имеет отношение к реальной балетной жизни? – Что-то, конечно, существует, просто так не будут говорить, но со мной такого не происходило, для меня это все преувеличено. Другое дело, что есть конкуренция, соперничество и интриги, но это есть в каждом театре. Что же касается жесткости, то я могу сказать, что это суровая профессия и даже неблагодарная. Потому что человек может всю жизнь ей посвятить, все силы отдать, физические и душевные, и не получить никакого результата, никакой отдачи. Это ломает судьбы. – Помимо кино вы снимались для журнала Voque. – Да, это было интересно, но, знаете, всегда немного тушуешься перед той или иной личностью и не сразу решаешься предложить что-то свое. Когда перед тобой такой легендарный фотограф, как Патрик Демаршелье, то хочется полностью исполнить его идеи. Сейчас мне кажется, что мы могли бы больше сделать в эти отпущенные два-три часа. Мне интересна внутренняя жизнь, нравится вживаться в образ, проходить все ступени, чтобы чего-то достичь, понять себя. – Вас называют самой востребованной на Западе российской балериной. – Мне это очень приятно, однако нужно понимать, что поддерживать это на протяжении всей карьеры не так просто. Но мне нравится выступать на разных сценах, это открывает тебе твое мировоззрение и широту взглядов, профессионально ты становишься гораздо интереснее зрителям. Я танцую и с русскими, и с западными компаниями. И мир современного балета и танца для меня всегда был интересен. Я сотрудничала с современными труппами – с Нидерландским театром танца, с компанией Эдварда Лока, с Пиной Бауш. – С какими хореографами понравилось работать, а с какими, может быть, наоборот, было некомфортно? – Если хореограф – такая личность, как Ноймайер, Форсайт, Лок, Бежар, – невозможно, чтобы было неинтересно. Это разные миры, от них можно получить разное понимание, раскрытие себя. Я очень рада, успела поработать с Пиной Бауш, это был замечательный опыт побыть в ее компании, в ее мире, отличающемся и от классического, и от современного балета. Сейчас рассеивается тот миф, что русские танцовщики не могут танцевать современную хореографию, модерн. Просто у нас не было возможностей и хореографов было мало – Голейзовский, Григорович, Якобсон, но они даже были запрещенными. Сейчас западные хореографы едут и с удовольствием работают с нашими танцовщиками. – Вы выступаете на разных сценах, есть ли какие-то самые любимые? – Я люблю Нью-Йорк, сцену Метрополитен-оперы. И не потому, что она такая известная и что все, что происходит в Нью-Йорке, узнает сразу весь мир, а из-за того, как я могу открыться на этой сцене. В Метрополитен дистанция между зрительным залом, оркестровой ямой и сценой так удобна, что я могу свои эмоции открыто, не боясь, доносить до зрителя. – Как вам кажется, балет может и должен быть модным? – Это всегда было элитарное искусство, но вот возьмем открытие Большого театра, конечно, сейчас очень модно туда ходить. Но массового зрителя не было и не будет, и это нормально. Это же искусство, а не спорт. Другое дело, что хотелось бы популяризации балета. В Америке тот же «Черный лебедь» привлек людей в театры. У нас мода связана, наверное, с первыми лицами, которые приходят в театр, но этого явно недостаточно. – Какие сейчас у вас профессиональные мечты? – Дело не в мечтах. Я работаю, делаю очень много. Репертуар в западных театрах, свои личные проекты, последний из которых – «Диалоги» – я считаю определенным пиком в своей карьере. Каждый год у меня несколько премьер, это очень сложно, не просто галочки, что я станцевала еще какую-то роль, а большая доскональная работа. Это процесс: как дальше развить то, что ты сделал. Как продвинуться дальше в том, что тебе хотелось бы увидеть от себя.
Карина: источник Формула балета Накануне открытия XII Международного фестиваля балета «Мариинский», во время которого, наряду с лучшими балетами Мариинского, зрителей ждет премьера одноактного балета «Юноша и смерть» и визит знаменитой труппы «Бежар Балет Лозанна», солисты балета Мариинского театра Екатерина Кондаурова и Владимир Шкляров рассказали о том, чем интересен этот фестиваль. Владимир Шкляров: «Хороший дуэт – формула успешного балета» Кого из приглашенных солистов вы ждете на фестивале балета «Мариинский»? Лучше всех из тех, кто приедет, я знаю Алину Кожокару, Йохана Кобборга и Светлану Захарову. Спектакли с Кожокару и Кобборгом для меня – всегда двойное событие. Никогда не забуду их первое выступление на II фестивале «Мариинский», когда они вышли в «Жизели», – особенно сильное впечатление было от их дуэта. В каких спектаклях вы будете участвовать на фестивале? Очень рассчитываю на то, что станцую премьеру «Юноши и смерти». Готовясь к партии Юноши, я смотрел много записей этого балета, думая о том, какие мэтры мировой балетной сцены брались за нее: Рудольф Нуреев, Николя Ля Риш, Михаил Барышников – все они танцевали это гениально. Недавно на премьере в Большом театре «Юношу и смерть» исполнили Ваня Васильев и Света Захарова. Мне важно показать героя в движении, передать эмоции, которые движут человеком, ожидающим то ли девушку, то ли смерть. История психологически тяжелая. Интересно исполнить ее по-своему. Накануне фестиваля вы готовились к дебюту в балете «Анна Каренина» Щедрина вместе с Викторией Терешкиной. Роман Толстого помог вживаться в образ? Роман я читал в перерывах между репетициями. Хотелось исполнить эту роль не только для того, чтобы станцевать еще в одном балете Алексея Ратманского (я танцевал и в «Золушке», и в «Коньке-Горбунке»), но еще и потому, что Вронский – военный. А у меня и папа, и дедушка, и прадедушка служили, и хотелось хотя бы на сцене приблизиться к военной выправке. Должен сказать, что в фильмах с участием и Вивьен Ли, и Марлен Дитрих персонаж Вронского существует едва ли не как «подставка» для главной героини. А хотелось показать личность Вронского, который может не просто держать партнершу, но и вставать с ней в одну линию. В этом мне помогает моя любимая – Виктория Терешкина. Хороший дуэт, на мой взгляд, формула успешного балета и залог хорошего спектакля, после которого зрители обсуждают, «как же он смотрел ей в глаза!» Вам хватает ролей в репертуаре Мариинского театра, чтобы реализовывать свой артистический потенциал? Я по натуре максималист и могу сказать, что не хватает. Но в Мариинском я перетанцевал почти весь основной репертуар, проще сказать, что я не танцевал: «Легенду о любви», «Раймонду» и некоторые одноактные балеты Баланчина. Сейчас мы в театре собираем подписи, чтобы восстановить балет «Манон» Кеннета Макмиллана, о котором я мечтал еще в школе, когда в 1998 году была премьера с Игорем Зеленским и Алтынай Асылмуратовой. Прошло 14 лет, но не выходит из головы та фантастическая музыка и фантастические дуэты. Потанцевал бы в Нью-Йорке, Милане, Москве... Балетный век очень короткий, а всем нам хочется многого. Екатерина Кондаурова: «Хочется нового» За год, наверное, соскучились по фестивалю? За год я соскучилась, прежде всего, по Мариинскому театру, где, в связи с многочисленными гастролями, я выступала не часто. Главное ожидание от нового фестиваля – премьера балета «Юноша и смерть», станцевать в котором хотела давно, еще до того, как мечтала станцевать «Баядерку» и «Бриллианты». Несколько сезонов назад балет «Юноша и смерть» шел на сцене Мариинского, и вдруг подается как премьера... Когда я пришла в труппу Мариинского в 2001 году, этого балета уже не было. И здесь уже не работают солисты, исполнявшие партию Юноши, – Андриан Фадеев, Фарух Рузиматов, Вячеслав Самодуров. Так что новое поколение солистов очень соскучилось по этому балету. Вы остались довольны своим недавним дебютом в «Бриллиантах» Баланчина? Этот спектакль невозможно танцевать без удовольствия. Я танцевала во всех «Драгоценностях» еще солисткой кордебалета и дождалась сольной партии в «Бриллиантах». Баланчину удалось, на мой взгляд, на 100% передать энергетику камней: спокойных, магически завораживающих изумрудов, ярких рубинов и восхитительных бриллиантов. Когда-то вы танцевали в балетах Уильяма Форсайта, которые совсем исчезли из репертуара Мариинского театра... В Мариинском я станцевала почти во всех балетах Форсайта, и его отсутствие в репертуаре, пожалуй, самая сильная потеря для меня. И артисты, и зрители мечтают о возвращении этих балетов на сцену. Хочется больше современной хореографии. Классика, бесспорно, должна быть, равно как и неоклассика Баланчина. Но нужны встряски. Артисты тоскуют даже по «Стеклянному сердцу» в хореографии Кирилла Симонова на музыку Цемлинского. Этот спектакль трогал зрителей. Чем вы компенсируете нехватку современной хореографии? У нас появился балет, который с лихвой возмещает нехватку современной хореографии, – «Парк» Прельжокажа, который я считаю гениальным. Его покажут на фестивале. Обожаю этот спектакль, знала о нем по записям, мечтая станцевать, и мечта сбылась. Также у меня есть балет «Простые вещи» Эмиля Фаски. Но хочется много нового, потому что я чувствую в себе необыкновенные силы, чтобы пробовать разные стили. Я бы взялась сейчас, кажется, за любой новый спектакль. Станцевала бы «Даму с камелиями» Ноймайера или «Манон» Макмиллана, который шел в Мариинском. Меня нередко приглашают в разные театры танцевать «Лебединое озеро» в разных редакциях, и я однажды подумала: «Как было бы здорово, если бы в Мариинском театре, рядом с его классической версией, появилась бы и современная». Ведь идут же у нас два разных «Щелкунчика»! Найти бы только смельчака, который взялся это сделать. Беседовала: Юлия Бройдо. Фото спектаклей: Наталья Разина Журнал «Ваш досуг» (СПб) №06 (18 марта – 1 апреля 2012) 19 марта 2012
Карина: источник Time Out представляет: Филипп Степин Степин пока числится в Мариинском вторым солистом, но он уже один из лучших Джеймсов театра (в «Сильфиде» взлетает над сценой так, будто это его герой – дух воздуха, а не сама Сильфида) и точно лучший Петрушка. Недавно он станцевал Ромео – и балетоманы начали о нем говорить как об одной из надежд театра. «Эталоном для меня является Михаил Барышников – его жизнь, его карьера. Может быть, звучит сильно, но, по-моему, он божественен. Если же говорить о тех, кто танцует сейчас, – то Карлос Акоста. Когда мне было 13, он приезжал на гала-концерт в Мариинский – это была технически и эмоционально безупречная работа, до сих пор мурашки по коже. После этого я стал иначе трудиться в классе, появилась цель. А вообще прелесть нашей профессии в том, что можно что-то взять от каждого танцовщика – ты смотришь и выбираешь то, что подходит тебе. Мне хочется набрать репертуар, станцевать Альберта в «Жизели» и Дезире в «Спящей красавице». А если более глобально – оставить след, что-то сделать для балета. Конечно, хочется известности, чтобы люди ходили «на тебя» и заряжались положительными эмоциями. Этого, наверное, хочет каждый артист – поэтому столько и поставлено на карту. Сейчас я обеспечен работой и мне нравится в Мариинском. Дают роли, театр двигается в правильном направлении, так что я хочу танцевать и добиться успеха здесь. Но было бы здорово выступать и на других знаменитых сценах – прежде всего в Ковент-Гарден и Ла Скала. Почему нет?» Анна Матвеева
Карина: источник 2 апреля 2012, 14:32 Ярослав Тимофеев, Санкт-Петербург «Главная интрига в том, с какими людьми Путин будет совершать рывок» Валерий Гергиев — о своей дирижерской технике, Пасхальном фестивале и агитации за Владимира Путина Корреспондент «Известий» сидел на телефоне в приемной Валерия Гергиева, а сам Гергиев с трубкой у уха мчался в Пулково. Несколькими часами ранее он продирижировал Восьмой симфонией Малера в Петербурге, несколькими часами позже ему предстояло исполнить симфонии Шостаковича в Мюнхене. Разговор прервался на несколько минут, когда маэстро проходил паспортный контроль, и продолжился в самолете — до тех пор, пока стюардесса не заставила Гергиева отключить связь. — В этом году на Пасхальном фестивале вы впервые отказываетесь от практики играть два концерта в день в разных городах. Решили несколько ограничить свой график? — Мы можем выступить дважды в день в соседних городах: скажем, в Екатеринбурге и Челябинске, Великом Новгороде и Санкт-Петербурге. Если люди обращаются к нам с настойчивым желанием услышать коллектив театра, мы идем на это. Но два концерта в день не являются обязательным условием существования Пасхального фестиваля. — Правда ли, что Юрий Лужков был соавтором идеи Пасхального фестиваля? — Автором идеи был я, а первым, кто поддержал ее — Лужков. Поддержал очень энергично, горячо. На следующий год я обратился к Путину, он тоже оказал содействие — и фестиваль стал всероссийским. Так Пасхальный фестиваль и строился — на искреннем человеческом общении. — Многие в Москве до сих пор не понимают, как так получилось, что главный столичный фестиваль организовал петербуржец. — Я родился в Москве и в чем-то считаю себя москвичом. А то, что Мариинский театр может проводить такой фестиваль, никого в Москве не должно пугать. У нас свои фестивали и в Голландии, и в Финляндии, и в Самаре, и в Сочи и много где еще. — В прошлом году фестиваль впервые охватил несколько столиц стран СНГ. А спустя несколько месяцев в газете «Известия» появилась программная статья Владимира Путина о будущем Евразийском союзе. Это совпадение? — Скорее параллель. Мариинский театр двигается в свободном творческом поиске. У нас есть свои отношения со многими зарубежными партнерами, и они очень прочные именно потому, что никогда не определяются усилиями иных субъектов. Даже очень крупных представителей власти. — Но евразийские взгляды Путина вы, видимо, разделяете? — Огромная Российская империя, которую мир знал в XVIII-XIX веках, в культурном смысле до сих пор не распалась. Поэтому я приветствую любые культурные контакты между странами СНГ, не исключая и страны Балтии. Мы многократно выступали в Эстонии, Литве. Бывает, что русский язык там игнорируют — и в этом нет ничего удивительного. Но российский культурный фонд — литература, поэзия, музыка, философия — и поныне не заменен на американский или какой-то другой. — А западный гастрольный график Мариинки по-прежнему заполнен? — Я помню первые выезды Мариинского театра, которые состоялись при мне — это было в 1989 году. Потом «понеслось». Коллектив это знает. Теперь мы постоянно находимся в режиме мощного культурного обмена. Мы много выступаем в Германии, Франции, Италии. Когда я узнавал, что в России год Франции или Италии, мы уже де-факто были готовы к проведению таких крупнейших культурных форумов. — Несколько лет назад в СМИ неоднократно появлялись сообщения о том, что Валерий Гергиев построит свой культурный центр в Москве. Эта идея угасла? — Об этом мы с вами поговорим позже. Мое отношение к контурам будущего во многом определяется в дни общения в рамках Пасхального фестиваля. — Вы уже построили Мариинский концертный зал, организовали крупнейший фестиваль классической музыки, обновили конкурс Чайковского, сейчас строите Мариинку-2. Вас посещают мысли о том, что будет со всеми этими институциями после вас? — Меня посещают самые разнообразные мысли. Я знаю, что мы все — временные гости на земле. Сейчас, мне кажется, главное — сделать процесс более или менее необратимым. — Можете ли вы рационально объяснить специфику вашей необычной дирижерской техники — я имею в виду колебание, дрожание ваших рук? — По первому образованию я пианист. Видимо, в какой-то степени я до сих пор проигрываю внутри все эти пассажи. Надеюсь, что я таким образом не мешаю музыкантам, а способствую тому, чтобы оркестр в самых мелких деталях чувствовал те импульсы, которые я хочу передать. Я играл с лучшими оркестрами мира. Мы работали молча, и они меня понимали. — Кланяясь залу после исполнения Восьмой симфонии Малера, вы выглядели нагруженным множеством забот. Мешают ли вам посторонние мысли во время концертов? — Тот концерт требовал от меня определенных усилий. У нас гостил детский хор из Уэльса. Это фактически его первые гастроли, и их руководитель волновался. Я был предельно сконцентрирован, чтобы помогать детям — старался показывать все самым ясным образом. Вообще, во время концерта я стараюсь заниматься музыкой, а не размышлениями о том, как идет стройка. — А как идет стройка? — Мы прилагаем довольно большие усилия для того, чтобы вторая сцена Мариинского театра открылась на высоком творческом уровне. А качество открытия подразумевает не только выступления, но и впечатление, которое театр произведет на публику, — свет, техника, современные, но не кричащие интерьеры. У нас есть Мариинка, которая строилась в 1860-м году, у нас есть здания сталинской эпохи и вот сейчас строится театр XXI века. Все это должно гармонично сосуществовать. — Коснулись ли вас финансовые проблемы строительства и проверка Счетной палаты? — Недавно Счетная палата объявила, что три года назад были завышены расценки. Мы об этом знали давно и сигнализировали всем. Даже судились с Северо-Западной дирекцией, каким-то невероятным образом проигрывали эти суды. И вот теперь все об этом заговорили. — Правда ли, что поддержка кандидата в президенты Владимира Путина и, в частности, предвыборный видеоролик, стоили вам ряда зарубежных контрактов? — Это неправда. Поддержка Путина была моей позицией. Никто меня не уговаривал, да и вообще меня нельзя уговорить. Все повторяют: Путин — это стабильность, а значит застой. Я скажу так: стабильность необходима для рывка вперед. Мы, музыканты, особенно хорошо это знаем. Да, опасность стагнации есть в любой стране. Ближний Восток тому пример: там режимы долговременного правления привели к застою. Но Путин сегодня имеет больший опыт, чем 10 лет назад, для рывка вперед. Он думает о развитии. Весь вопрос в том, с какими людьми он будет совершать этот рывок. Здесь сейчас самая большая интрига.
Светлана: источник «Всё богине дал Зевес…» О великой Вагановой, о военных гастролях ансамбля Балтфлота, о том, как ездили с Плисецкой купаться, и о том, каким всегда был русский балет, «ВП» беседует с балериной Мариной Померанцевой Марине Андреевне Померанцевой — в прошлом солистке Кировского театра — недавно исполнилось 90. В это трудно поверить — стройная фигура, легкий, отточенный жест… Карие глаза светятся жизнью… Я встретилась с нею и с ее мужем, Юрием Михайловичем Найдичем, тоже бывшим балетным солистом, в их квартире на Большой Пушкарской. Присела на диван. — Здесь когда-то Рудик сидел, — заметила Марина Андреевна. — Рудик Нуреев. Зашел к нам. Он был тогда, в свою ленинградскую пору, практически бездомным... Какой у него был темперамент! Как он прыгал! И как все чувствовал! Но полностью стал собой уже на Западе, когда освоил графику и четкость датской школы — школы Бурнонвиля. На стене — портрет необыкновенной красавицы в уборе пушкинских времен. — Это я, — поясняет Марина Андреевна, — моя «царица бала» из «Медного всадника». Я танцевала ее в послевоенные годы. А в «Фаусте», в сцене «Вальпургиевой ночи», танцевала нимфу. И партнер мой Юрий Монковский (он постарше, отметил свое 90-летие три года назад) посвятил мне тогда стихи: Нимфа в жизни и на сцене — Все богине дал Зевес: От земли немножко лени И истомы от небес… — А какая партия была вашей любимой? — Юра, скажи, — обратилась хозяйка к мужу, — разве бывает так, чтобы была какая-то одна любимая? Я все любила! — Не из семьи ли балетные ваши корни? — Напрямую нет. Отец был инженер-экономист. Окончил Тенишевское, потом — Политехнический. Мама два года проучилась в Сорбонне, а в 1914-м, как только началась война, вернулась в Россию. В Париже, кстати, она познакомилась с Верой Мухиной, и та даже лепила с нее голову Аполлона… — Так откуда же балет?.. — Бабушка меня туда отдать придумала. Школа, где я должна была учиться, была какая-то хулиганская, и бабушка сказала: «В нашей семье ведь Ваганова есть! Позвоните ей». — Что это означает? Агриппина Яковлевна — ваша родственница? — Н-нет, не совсем, — улыбнулась Марина Андреевна. — Дело в том, что дед мой Андрей Александрович Померанцев, полковник в отставке, управляющий делами миллионеров фон Дервизов, был страстным театралом. Ну и в Мариинском, конечно, имел кресло. Там он с Вагановой и познакомился — в 1903 году. Начался роман, и в 1904-м у нее родился сын, Саша. Но из семьи Андрей Александрович не ушел. Бабушка его, конечно, время от времени пилила: как только дед ляжет ванну принимать, она ему — про Ваганову. А деваться-то некуда! — Вы деда помните? — Его не стало за пять лет до моего рождения. Застрелился под Рождество 1917 года — понял, что все кончено: капиталы конфискованы, будущего нет. И утром, сидя за письменным столом, пустил себе пулю в лоб. — Ну а как же к Вагановой — после всего?.. — А так: мама взяла да и позвонила ей. Та говорит: «Привозите». Жила она на Бронницкой. Помню комнатку, кровать металлическую с шариками на спинках. Ваганова меня к ней приставила: «Держись, ножки вытяни». Поглядела и разрешила отвести меня в Хореографический техникум (тот, что в дальнейшем стал училищем ее имени). Но с условием: «Про меня ничего там не говорите». Меня взяли. Было мне тогда девять лет. Первый год занималась я у Евгении Петровны Снетковой, матери Татьяны Вечесловой. Сперва все шло не очень… Но мама меня дома как-то «растанцевала» — она все-таки на балах бывала, двигаться умела: «Ну, давай, полечку попробуем — ручку сюда, ножку туда». Я оживилась, получила даже «плюсик» по классике. И однажды на обсуждении Ваганова вдруг всем сообщила: «А это моя племянница». — Говорят, Ваганова строгая была… — Боялись ее очень. Прилипали к окнам, с трепетом ждали, когда подъедет машина, на которой ее привозили к нам в училище из Кировского театра. И тут срочно начинали разогреваться, делать плие и так далее (хотя должны были заниматься этим заранее). Она входила, садилась и задавала комбинации, часто даже не вставая с места: «Фраппе-фраппе-пам-пируэт — пожалуйста!» А мы внимательно глядели и повторяли. Ноги драли не слишком — всего на 90 градусов, ну чуть-чуть повыше. Это сейчас стараются, чтобы нога за ухом оказалась. Помню, как приходила к нам на уроки Любовь Дмитриевна Блок, — она писала тогда об истории балета, дружила с Вагановой. Видела однажды, как с Любовью Дмитриевной о чем-то долго разговаривала моя мама. Вдова поэта была полная и не очень, на мой взгляд, интересная. И я все думала, как же это Блок в нее влюбился?.. — В Кировский вас сразу после училища приняли? — Я выпускалась в 1940-м. Спросили: «Где вы хотите работать?» Я сказала, что, конечно, в Кировском. Меня взяли в кордебалет, но в первый же сезон стала я получать и сольные партии. Оксану танцевала в «Тарасе Бульбе», «Шопениану» (вальс и прелюд), вальс в «Сусанине»... Но тут началась война. Отца отправили на окопы под Лугу, а театр готовился к эвакуации в Пермь (тогда — Молотов). Мама собрала вещи, приготовила мешок с пшеном — а папы нет. Я пошла в театр и заявила, что, не дождавшись папы, ехать не могу. Мне сказали: «Не волнуйтесь, пойдет второй эшелон». Проводила коллег, пришла домой совершенно зареванная… Никакого второго эшелона потом, конечно, не было. А папа смог убежать от наступавших немцев и, когда появился, спросил: «Что же вы здесь? Я думал, вы уехали». Мама говорит: «Как мы могли без тебя уехать?» Ну вот так мы и остались. Папа умер от голода 4 января 1942‑го. И крестная моя умерла. А мама, которая до войны полная была, стала щепкой. — Как же вы выжили? — Нас с мамой Сергей Корень спас — был в театре такой характерный солист. «Марина, — говорит, — я собираю танцевальную группу для ансамбля Балтфлота, иди к нам, иначе погибнешь». Я и пошла. У меня и фотографии есть, где я в морской форме. В Ленинграде мы до весны 42-го оставались, даже в Смольном выступали. Потом нас через Ладогу в Москву отправили — готовить репертуар. Незадолго до отъезда иду к замполиту: «Не могу маму оставить, я ей все-таки кусочки хлеба приношу». И он через пару дней сообщил: «Берем вашу маму библиотекарем». Так и выжили. Побыли мы в Москве, и ансамбль бросили в Мурманскую область — на базу Северного флота в Полярном, на полуострове Рыбачьем. Помню, там один военный (воодушевившись, видимо, нашим искусством) сказал мне: «Хотите, я торпеду с вашим именем на немцев направлю?» Я говорю: «Да нет уж, не надо». Ранней весной 1944-го я оказалась в Москве снова. Ансамбль к тому моменту существование прекратил. Надо было где-то работать, и я устроилась в Большой театр. Из эвакуации в Москву привезли Ваганову, и несколько месяцев она давала в Большом уроки. Ходили к ней на класс и Суламифь Мессерер, и Майя Плисецкая (с которой мы подружились и ездили вместе купаться в Химки). Ленинградская школа была в целом качественнее московской. Москвичи, например, характерного танца не знали — как танцуется краковяк, мазурка. У нас мышцы были хорошо укреплены, а у москвичек руки болтались, и Мита Мессерер часто меня просила: «Ой, покажи руки!» Но в Москве, пожалуй, лучше, мягче получался бег на пальцах (говорят, что Сталин терпеть не мог, чтобы туфли по полу стучали). …Война закончилась, мы с мамой возвратились в Ленинград из Москвы, а Киров-ский мой театр — из Молотова. И я вернулась на свою сцену. В те годы, что я провела на ней, громче всего звучали два имени: одни поклонялись Алле Шелест, другие Наталии Дудинской. Я любила обеих: у Дудинской был мощный темперамент, при этом на пальцах стояла великолепно — не сдуешь! А Шелест — потрясающая актриса с великолепным прыжком и значительным жестом — была скорее танцовщицей интеллектуальной. Любовь Блок хорошо сказала, и как будто прямо о ней: «Балет должен быть не только выразительным, но и содержательным». Естественная мотивация жеста, танца… Боюсь, что это уходит… Беседовала Марианна ДИМАНТ. Фото Натальи ЧАЙКИ
Светлана: источник Владимир Шкляров: «Очень хочется новизны» Елена ФЕДОРЕНКО Поводом для встречи с премьером Мариинского театра Владимиром Шкляровым послужило его выступление в спектакле Большого театра. Он исполнил главную партию в «Лебедином озере». культура: В каком статусе Вы вышли на сцену Большого? Шкляров: Как приглашенный солист, и, надеюсь, это не разовая акция, мне бы хотелось продолжить отношения с Большим. культура: Спектаклем довольны? Шкляров: Собой всегда недоволен, но рад, что спектакль приняли тепло. Каждый артист мечтает станцевать на исторической сцене Большого. культура: Московский спектакль отличается от петербургского? Шкляров: Он, конечно, другой. И атмосфера в театре непривычная. Я работаю в Мариинке десять лет и знаю каждого. А когда вокруг незнакомые люди, волнение усиливается. Многие артисты смотрели спектакль из-за кулис. Чувствовалась… культура: Ревность? Шкляров: В какой-то степени — да. У многих возникал вопрос: зачем пригласили танцовщика из Петербурга? культура: А зачем? Шкляров: Этот вопрос нужно задать худруку Большого балета Сергею Филину. культура: Предложений перейти в Большой не поступало? Шкляров: Меня все устраивает в родном театре. Но хочется расширить танцевальный кругозор, не стоять на одном месте. Домашний репертуар я перетанцевал практически весь. Мне 27 лет, уже есть опыт и еще есть силы. Хочется танцевать много — разные спектакли и с разными труппами. культура: Вы танцевали в Большом с Екатериной Крысановой — абсолютно московской балериной: темпераментной и открытой. Приходилось идти наперекор своему строгому петербургскому воспитанию? Шкляров: Залог хорошего спектакля — чистый, красивый и искренний дуэт. Многое пришлось переучивать, переделывать, но все проходило в творческой атмосфере, в рабочем режиме. культура: Ваша прежняя партнерша Евгения Образцова сейчас в Большом театре. Ее переезд в Москву — потеря для Вас? Шкляров: Конечно. И для Мариинского театра, и для меня. Одно время мы с Женей танцевали много, и те, кто следил за нами, видели, как строится новый дуэт. Говорили — интересный. Мы одинаково чувствовали нюансы, нам на сцене достаточно было полувзгляда, чтобы друг друга понять. Танцовщик должен уметь находить контакт с любой балериной, но, чтобы получился запоминающийся спектакль, нужен сложившийся дуэт. культура: С кем танцуете теперь? Шкляров: Танцевал с Викторией Терёшкиной, но сейчас она ушла в декретный отпуск. Стараюсь больше танцевать со своей женой Машей Ширинкиной — надеюсь, и сценический дуэт у нас сложится. Хотя работать в семейной паре непросто. культура: Сезон Вы открывали «Раймондой», Жан де Бриен — новая роль? Шкляров: Да, это была наша с Олесей Новиковой премьера. С Олесей танцуем нечасто, но когда я пришел в театр, то мы вели в дуэте «Спящую красавицу», «Жизель», «Ромео и Джульетту», «Ундину» Лакотта. Все готовили вместе. Потом случился перерыв, и сейчас опять возвращаемся на круги своя… культура: Если говорить честно, в балете Мариинского наметился застой. Ощущаете? Шкляров: Так хочется последовать примеру Большого театра, который в последние годы объявляет одну премьеру за другой. Сейчас готовят балет «Мойдодыр», его ставит мой друг — артист Мариинского театра Юрий Смекалов. Рождение спектакля — огромное событие, и событие вдвойне, когда абсолютно внове все: хореография, музыка, сценография. Обидно, что Юра ставит новый спектакль не дома, в Петербурге, а в Большом. культура: Лет десять назад Мариинка подала пример, включив в свой репертуар балеты Баланчина и Форсайта. Шкляров: Многое ушло из репертуара, причины — разные, на показ некоторых спектаклей попросту закончились права. Я пришел в театр, когда в афише значились балеты, которых нигде в России нельзя было увидеть. Сейчас решено возобновлять Форсайта: «Головокружительное упоение точностью» и «Там, где висят золотые вишни». Но, понимаете, они уже шли, удостоены премии «Золотая маска». Хочется нового. культура: Хореографии Макгрегора, например? Шкляров: Еще бы добавить спектакли Килиана или Форсайта, но те, которые мы не танцевали. культура: Придется переходить в Большой? Шкляров: Сергей Филин показал мне репертуар Большого на два ближайших сезона — столько премьер! А я не знаю своего расписания даже на два месяца вперед. Особое счастье артиста, когда ставят конкретно на него. культура: А как же с хореографией Смекалова? Шкляров: Да, Юра ставил для меня два номера — «Реквием по Нарциссу» и «Расставание». Мы начали работать, когда он еще служил в труппе Бориса Эйфмана. Остальные мои роли — вводы в готовые спектакли. культура: Вы человек упорный, участвовали в Московском международном конкурсе, победили. Лавры помогли? Шкляров: Победа помогла разобраться с личными амбициями. Мечтал, чтобы над фамилией в программке указывали — «лауреат Международного конкурса». Еще в детстве прочитал, что так складывалось у Михаила Барышникова. Подумал — здорово. Первый мой конкурс был в 2002 году — «Vaganova-Prix», я еще учился в Академии Русского балета. Получил вторую премию и поставил перед собой задачу выиграть конкурсное золото. Стать первым. На Московском конкурсе — стал. культура: Волновались? Шкляров: Очень. Еще и потому, что был уже солистом Мариинского театра, танцевал полноценные спектакли. Участвовал в конкурсе как солист. Исполнять вариацию в 50 секунд труднее, чем вести целый спектакль. Это как короткая программа у фигуристов: сделал четверной тулуп — значит, ты в пятерке призеров, упал — резко скатился в низ таблицы. культура: Профессионалы сразу увидели в Вас лидера, зрители полюбили за изысканный артистизм, а за кулисами говорили, что Вы норовистый… Характер тяжелый? Шкляров: Нелегкий. Многие подумали, что я задрал нос: не стал жить в гостинице на окраине Москвы, делить номер с соседом. Когда мне выписали репетицию на десять вечера, притом что назавтра в десять утра начинался следующий конкурсный тур, а часом раньше надо было пройти урок, тоже не смолчал. От нервного напряжения я похудел килограммов на восемь за это время. культура: Зато есть результат… Шкляров: Да, мы привезли в театр две золотые медали, Юра Смекалов выиграл этот конкурс как хореограф. культура: Есть планы совместной работы? Шкляров: Планы есть, но я не стану о них говорить. Хочется, чтобы Юра ставил у нас в театре. Чтобы балет соприкасался с литературной классикой — Пушкиным, Достоевским. Чтобы театр искал новое.
полная версия страницы