Форум » Читальный зал » интервью, часть 4 » Ответить
интервью, часть 4
Карина: Продолжение темы
Ответов - 31, стр:
1 2 All
Карина: источник Дон и Анна Пять лет назад Анна Нетребко произвела неизгладимое впечатление на моего тогда трехлетнего ребенка. Я болела, девать дочку было некуда, и бабушка, по долгу службы направлявшаяся на репетицию Нетребко, взяла мою дочь с собой. Та завороженно просидела в пустом зале полтора часа рядом с прекрасным сеньором, сопровождавшим артистку в поездке. «Ну как концерт?» — спросила я, когда дочка вернулась. «О-о-о! — восхищенно вымолвила та. — Вышла Анечка, такая красивая, платье длинное — и ка-ак закричит! Два часа кричала!» «А жених у нее какой?» — с чисто женским любопытством поинтересовалась я. «Он не жених», — грустно вздохнула дочка. «Почему?!» — «Пока она кричала, он молчал», — коротко пояснил ребенок. В этот момент я почувствовала себя неожиданно причастной судьбе замечательной певицы. Детский комментарий заставил меня всерьез задуматься о сложности нахождения адекватного Ане героя. «Умная, красивая и талантливая, — вздыхала в таких случаях моя мудрая бабушка. — Трудно ей будет…» Принц Только познакомившись с Аней лично, я в полной мере осознала всю серьезность сформулированной бабушкой дилеммы. Влюблялись в нее поголовно все и насмерть — гармонично мог смотреться разве что Сказочный Принц. Сложность представляло удивительное сочетание редкой красоты, всемирной известности и природной естественности. Ничего наигранного — с первого мгновения подкупающее соответствие образа метрике: «Ой, я дискотеки люблю. Оно понятно. Я ж из Краснодара…»; «Ой, я подружек своих люблю. Не могу без них жить. На гастроли с собой вожу, иначе скучно!..»; «Ой, представляете, я мужчинам поначалу вообще не нравилась! У меня первый бойфренд появился, когда мне было уже 22 года!» — Ань, а вы вообще влюбчивая? Честно. — Не так чтобы совсем... Но если влюблюсь, моментально бросаю того человека, с которым была. Я не могу туда-сюда. — И в каких же мужчин вы влюбляетесь? —Только не в тех, кто первым падает к моим ногам (на минуту задумывается). Я из тех, кто начинает и выигрывает. Иначе никакого азарта. Нет, вздыхаю я, Принц ей не подойдет. Оробеет от напора. Гонщик И не догонит. Потому что Аня живет на немыслимой скорости. Не ходит — бегает, не ест — глотает, не пьет — выдувает стаканами. Бутерброды с икрой исчезают в очаровательном рту, как в ускоренных кадрах немой комедии. Ей бы гонщика какого-нибудь в пару, с быстротой реакции Михаэля Шумахера… «Это нам что принесли? “Вдову Клико”? Отлично!» С этими словами Аня выдергивает серебряную пробочку иничтоже сумняшеся разливает шампанское по бокалам. Растерянный официант дорогущего ресторана застывает на лету, не успев обогнать знаменитую клиентку. Сделать это действительно непросто: «Я быстрая, потому что мне все время некогда, — с набитым ртом объясняет Аня. — Даже есть толком некогда…» С этими словами она кокетливо поправляет на себе бриллианты. «Бриллианты теряю. Застегиваю невнимательно». — Слушайте, а как вы себе представляете свою идеальную пару? — Я даже не могу представить. (Хитрый взгляд.) Он такой должен быть… Выносливый. И с темпераментом. Я очень выносливая. Я ночь напролет могу танцевать. Я же гимнастикой в детстве занималась, и прочили меня в чемпионки... Шансы были. У меня характер спортивный. Надо взять планку — умру, но возьму! У меня девиз всю жизнь: победа любой ценой! Говорю себе: «Аня, давай! За тобой страна…» Вы, кстати, напишите, что я в 2004 году выиграла конкурс канкана в петербургском ночном клубе. Я этим очень горжусь! — А какую музыку вы слушаете дома? — подрастерявшись, затягиваю я привычную журналистскую партию. — Дома? (Задумываясь, Аня делает смешное и чуть капризное детское личико.) Дома — где? В Питере? Или в Краснодаре? — Допустим, в гостинице. Вы же в гостиницах, наверное, чаще живете. — У-гу! Ну в гостиницах я МТV смотрю… — И что, находите что-нибудь интересное? — Ну конечно! Я Джастина Тимберлейка люблю, Робби Уильямса, Кристину Агилеру... Надо ж расслабляться хоть иногда! И потом — под них хорошо танцевать! Придешь, телевизор включишь на полную громкость — и… Нет, думаю я, гонщик тоже не пойдет. Гонщику тишина нужна за порогом квартиры. Дон Жуан Факт, что лучшим решением являлся бы для Ани коллегаисполнитель. Но подобного рода история в ее жизни уже была. И не сложилась она именно по профессиональным причинам: сеньор являлся обладателем баса и в театре исполнял исключительно комические партии Лепорелло. Подобное амплуа при всех выдающихся человеческих качествах сеньора женского азарта в Ане не вызывало. В результате гастролировать они стали по отдельности, и отношения распались. «Все потому, что я не могу петь Дон Жуана», — сокрушался друг, не подозревая, что в этот самый момент наколдовывает Ане судьбу.Да, в пару к Нетребко требовался персонаж с поистине выдающимися тактико-техническими характеристиками: герой, способный пожизненно оккупировать ее сердце, должен был быть азартным, ветреным и неукротимым. Только в этом случае он мог составить ей достойную партию не только в жизни, но и на сцене. Потому, когда донна Анна Нетребко появилась на спектакле Зальцбургского фестиваля с Эрвином Шроттом, зрители замерли: красивый как юный греческий бог, уругвайский баритон был скроен специально для Ани по выкройке, которую разрабатывают исключительно на небесах. В нем было все, чтобы стать ее судьбой. Абсолютный красавец с внешностью Марлона Брандо (про него так и писали критики — «оперный Брандо») и голосом, победившим на конкурсе Пласидо Доминго («молодой Доминго»), славился своими похождениями за сценой, а на сцене был неприступен, как статуя Аполлона, и упоен собой, как Нарцисс. Девушки влюблялись в него пачками, он менял свои пристрастия с упорством своего героя. Охота к постоянной перемене декораций определяла всю его жизнь: менял он не только девушек, но и свои увлечения. Начал с желания стать пианистом, потом переключился на скрипку, потом на флейту, гитару, затем последовали барабаны — и категорическое решение уйти в балет. Паралелльно он не переставал петь. На сцену в первый раз вышел в возрасте восьми лет, исполнив детскую партию в «Богеме». Родители не оставляли надежды убедить сына стать юристом и потому пришли в ужас, когда 17-летний сын заявил, что его судьбой является опера. «Ты понимаешь, где мы живем?» — восклицала мама. «Шаляпин тоже не из Брюсселя», — невозмутимо отвечал Эрвин. В результате в 22 года он дебютировал в оперном театре родного Монтевидео. Затем пел в Сантьяго, получил стипендию для обучения в Италии, где провел последующие 10 лет. Известно, что за 35 лет жизни Шротт ухитрился последовательно поучиться у чуть ли не 30 лучших педагогов вокала, причем после первых же десяти уроков он упрямо отказывался от дальнейшего курса. «Я взял отсюда все что мог», — заявлял он. Согласитесь: вести себя подобным образом мог только истинно брутальный тип. Как актер он заставил заговорить о себе с первого же заметного появления на сцене — в роли Фигаро. Во время первого представления откуда-то с ярусов к его ногам полетела выразительная обертка от сигарет. Невозмутимый Эрвин изящнейшим движением ее подобрал и, не переставая петь, приколол к себе в петлицу. «Какая восхитительная самовлюбленность! — писали пораженные рецензенты. — Такое впечатление, что наглеца не смутило бы даже землетрясение!» «Меня смутить практически невозможно, — улыбаясь, комментировал события Шротт. — Если бы в этот момент на меня свалилось пианино, я бы на нем запросто сыграл!» Он не учитывал только одного. Кроме землетрясений, сбрасываемого сверху мусора и потенциального падения к ногам пианино, на свете существует стихия, защита от которой его природой не предусмотрена. И зовут ее Нетребко. Пара Они решили пожениться через неделю после знакомства. — Я впервые встретил женщину, за которой не могу угнаться. Она настоящий вихрь, — смущенно объяснял Эрвин. — Можете себе представить, на третий день знакомства я добровольно согласился учить жуткий русский язык, чтобы понимать ее любимого папу. — Всегда мечтала проучить Дон Жуана, — улыбается Анна. — Наконец мне это удалось. — Учти, что следующей моей ролью будет Мефистофель, — ехидничает в ответ Эрвин. — К тому времени, дорогой, ты будешь папой! — победоносно улыбается Нетребко. Полина Полянко Опубликовано: Июнь, 2008
Карина: источник Кризис хореографов Мариинским балетом будет заведовать Юрий Фатеев Ирина Муравьева Будоражившая балетный мир история ухода из Мариинского театра главы балетной труппы Махара Вазиева, занимавшего эту должность с 1995 года, пришла к развязке. Заведующий балетной труппой, подавший заявление об уходе по собственному желанию еще в марте, ждал решения своей участи всю весну. Безусловно, ожидания Вазиева были связаны не с отставкой на "творческую пенсию", а с пересмотром худруком и директором Мариинки Валерием Гергиевым структуры руководства балетом театра, до середины девяностых годов имевшим отдельную позицию художественного руководителя балета и главного хореографа. Вазиев претендовал на новый статус исходя из собственных заслуг перед Мариинским балетом, который во времена его заведования обрел принципиально новое репертуарное "лицо": Мариинская труппа освоила и новейшие стили ХХ и ХХI века - хореографию Баланчина, Форсайта, - и "реставрационное" направление академической классики. Но момент для "выяснения отношений" был выбран критический: накануне крупных гастролей труппы на сцене Нью-Йоркского Сити-Центра. И хотя Гергиев до принятия окончательного решения комментировать ситуацию отказался, в столицу американского балета уже в марте вместо Вазиева выехал в качестве ответственного Юрий Фатеев - балетмейстер-репетитор театра, тесно сотрудничающий с Фондом Джорджа Баланчина и работавший над постановками его балетов. Именно Фатеев на днях и оказался утвержденным на должность заведующего Мариинской балетной труппой. О том, какой будет структура управления балетом в Мариинке, и о мотивах своего выбора нового завтруппой специально для "Российской газеты" рассказал Валерий Гергиев. Российская газета : На два с лишним месяца затянулось решение вопроса с Махаром Вазиевым. В чем была проблема? Валерий Гергиев: Никакой проблемы не было. Наш заведующий труппой подал заявление об уходе, может быть, под гнетом каких-то нервных перегрузок, усталости, может быть, потому, что не все у него получалось в последнее время. У нас же весной были большие гастроли в Нью-Йорке, в Британии, выступления в Москве. Я дал Вазиеву время на раздумье, но, с другой стороны, театр - не место для отмашек вперед-назад: буду - не буду, хочу - не хочу. Зачем будоражить коллектив перед ответственными гастролями в Нью-Йорке? Так мог бы поступать только неопытный или неумный руководитель. Конечно, и я должен был подумать, правильная ли в принципе структура руководства балетом в нашем театре? Она появилась в годы тяжелейшего кризиса и, может, действительно себя изжила. В связи с этой историей заговорили о некоем кризисе в Мариинском театре. Но никакого кризиса нет: Вазиева ведь никто не обвиняет в том, что в России нет ярких хореографов среднего и молодого поколения. Ратманского-то в свое время мы заметили, причем, когда его еще никто не знал: он был 27-летним танцовщиком в Дании. Кризис хореографии - это не проблема Мариинского театра, это общая проблема. Что касается структуры и организации работы балета Мариинского театра, то при такой явной проблеме с лидером-хореографом я должен был обдумать оптимальную формулу, которая позволила бы нам и сохранять высокое качество труппы, и создавать новые спектакли. РГ: И что, в результате размышлений решили все оставить по-прежнему? Или теперь ориентируетесь на опыт западных трупп - Ковент-Гарден, Парижской оперы, Ла Скала, где вообще нет худруков труппы, а есть только директоры балета? Гергиев: В нашем театре структура руководства балетом постоянно менялась под влиянием обстоятельств. Когда в советские времена главными балетмейстерами были Игорь Бельский, Константин Сергеев, Олег Виноградов, их превосходство над всеми было явным, так же, как и Юрия Григоровича в Большом театре: спектакли их воспринимались как сверхсобытие. И тогда главным была чистота стиля. Помню, как спорили: можно ли в Кировский театр допускать Виноградова, который был из Малегота и никакого отношения к Кировскому балету не имел? Сейчас все изменилось, но в огромной стране почти нет ни одного хореографа, кроме Ратманского, о котором можно серьезно говорить как о худруке. Кому реально можно доверить такую труппу, как Мариинская? РГ: Как возникла персона Юрия Фатеева при таком раскладе? Гергиев: Юрий Фатеев - наш балетмейстер-репетитор, отлично знающий труппу и всю жизнь работающий в театре, он -предсказуемый человек. Ну представьте, вы на гастролях, у вас труппа 200 человек. Они должны знать, что у них репетиция завтра. А им сказано, что завтруппой подал заявление. Меня начинают уговаривать, чтобы я не подписывал его заявление. Я говорю: пожалуйста, пусть работает. Нет, Вазиев работать не хочет. Говорю: хорошо, пусть напишет страницу-две размышлений. Не вышло. У него сложный характер: то ему трудно с Ульяной Лопаткиной, а она артистка мирового класса, то проблемы с Дианой Вишневой. У Светланы Захаровой тоже в Мариинке было трудностей больше, чем нужно, поэтому она ушла. Почему мы должны терять лучших? Почему у меня, скажем, нет трудностей с Владимиром Галузиным, хотя он - выдающийся певец? Потому что я понимаю: он большой артист. Мне все нужны - и Ольга Бородина, и Анна Нетребко, и Лариса Дядькова, и Галузин. Поэтому я совершенно прагматически решил искать человека, который сможет четко строить процесс работы и нормальные взаимоотношения: репетировать будут такие-то, танцевать будут такие-то, столько-то понадобится сценических, оркестровых репетиций. Кроме того, нужно поддерживать молодежь. Скажу откровенно, два дня разговоров с Фатеевым дали мне больше почвы для действий, чем последние три-пять лет работы с Вазиевым. Я никого не собирался и не собираюсь выгонять или убирать. Я просто хочу, чтобы в нашем театре заведующий спокойно и уравновешенно, без крика и шума занимался труппой: репетировал, назначал составы. Чтобы я не узнавал вдруг, что наши артисты бегают танцевать в Михайловский театр. И если бы вдруг я зазвал Ратманского на должность главного приглашенного хореографа, он не знал бы здесь никаких организационных хлопот и занимался только творчеством. Эти задачи и будет решать Юрий Фатеев. Досье Юрий Валерьевич Фатеев, балетмейстер-репетитор Родился 21 августа 1964 года в Ленинграде. Окончил Ленинградское Академическое хореографическое училище им. Вагановой. В 1982 году был принят в балетную труппу Ленинградского театра оперы и балета имени С. Кирова. На сцене театра выступал до 2003 года, исполнив партии в балетах: "Сотворение мира", "Карнавал", "Тщетная предосторожность", "Витязь в тигровой шкуре", "Лебединое озеро", "Ромео и Джульетта", "Баядерка", "Жизель", "Пахита" и другие. В качестве репетитора готовил постановки на Мариинской сцене балетов Джорджа Баланчина, Ролана Пети, Джона Ноймайера. Преподавал в Шведском королевском балете, в Pacific Nord-West Ballet (США), где в редакции Мариинского театра поставил балеты "Корсар" и "Раймонда". В Датском королевском балете осуществил постановку "Корсара".
Карина: источник Шнурова пригласили в Мариинку Теперь певца можно увидеть и услышать в опере «Бенвенуто Челлини» Похоже, Мариинский театр поставил точку в споре на тему «что важнее, классика или современная музыка». В постановку классической оперы Берлиоза «Бенвенуто Челлини» пригласили… лидера группы «Ленинград» Сергея Шнурова. «Комсомолка» побывала на репетиции этого спектакля. Премьера – сегодня, 5 июня, в Концертном зале Мариинского театра. Пока что сцена Концертного зала Маринки почти пуста. На нее только вынесли для репетиции симпатичный диванчик и столик. На премьере появятся декорации, среди которых есть и шкафы с несколькими килограммами бутафорских украшений, которые изготавливал Челлини. В уголке тихонько распевается Сергей Семишкур, который исполняет партию Челлини. А вот его «двойника», Челлини в более зрелом возрасте, играет Сергей Шнуров. Наконец пришел и сам «двойник» в сопровождении режиссера спектакля Василия Бархатова. Перед репетицией, как узнала «КП», оба подкрепились пирогами в ближайшем кафе. Василий был весел, а Шнуров немного мрачноват. Первым делом оба, и Шнуров, и Бархатов, подошли к оркестровой яме и оценивающе заглянули в нее. - Нет, это слишком высоко, я не прыгну, - заявил Шнуров, поворачиваясь к Бархатову. Действительно, высота приличная, метров пять. - А что такое, кто тебя заставляет прыгать? – заинтересовались мы. - Да вот в одной сцене мне нужно сигануть вниз, но при такой высоте это вряд ли состоится, - пояснил Шнуров. Между тем репетиция началась. На диванчик присела восходящая звезда Анастасия Калагина. У нее роль Терезы, возлюбленной Бенвенуто Челлини. Тереза объясняется со своим отцом Бальдуччи. Потом отец уходит, появляется сам Челлини (Сергей Семишкур). Поют оба, и Тереза, и Челлини. Явно о любви. Поют на французском, очень красиво. Неужели Шнуров тоже сейчас выйдет и запоет в стиле группы «Ленинград»?! - Нет, конечно, - успокоили «КП» сотрудники Мариинского театра. - Петь Шнуров не будет, у него драматическая роль, со словами. Он как бы смотрит на самого себя в молодости и анализирует свою жизнь. Для Шнурова петербургский драматург Наталья Скороход специально дописала текст по мотивам мемуаров самого Челлини. Пригласить Шнурова – это идея нашего режиссера Василия Бархатова. Василий молод, ему всего двадцать четыре года, но он уже успел поставить в Мариинском несколько опер. Например, «Москва, Черемушки» Шостаковича, «Енуфа» Леоша Яначека. И все они идут с большим успехом. Поэтому его желание включить в состав труппы Шнурова также было встречено с пониманием. И кстати, это не единственный сюрприз. Зрители увидят Челлини в современном мире блеска и роскоши, где день проходит в прогулках по бутикам, а ночь высвечена вспышками фотокамер. Вспышки фотокамер не заставили себя ждать. На сцену наконец-то вышел Шнуров – настал его черед произносить свой текст. - Неужели это был я? – удивляется Челлини-Шнуров, прослушав объяснение самого себя в молодости со своей возлюбленной. - Может, кто-то и усомнится в этом… Папа римский называл меня «Мон ами»… А король французский Франциск Первый, сидя в моей мастерской и глядя, как эти руки делают работу, говорил: «наконец-то я нашел человека, который мне по сердцу»… Далее Челлини-Шнуров, уже зная все последствия своих поступков, пытается отговорить самого себя молодого от необдуманных шагов. - Ты дурак, калечишь свою судьбу! На что ты потратишь свою жизнь?! Вот такая вот философская роль досталась бывшему скандалисту Шнурову. - А ты вообще в оперу-то ходишь? – спросили мы у Сергея. - Меня мама в детстве часто водила в Мариинский театр, покупала абонементы. Так я и возненавидел музыку, - пошутил Шнуров. – Вообще-то из композиторов я больше всех люблю Глинку. Но чаще хожу на балет. Недавно посмотрел «Весну священную». Предпочитаю короткие, емкие формы. Долго высидеть не могу, для этого мне хватает самолетов. - Дома что слушаешь? - Бывает, что и классику. Например, Рахманинова. - Не удивился, что тебя пригласили в оперу? - В последнее время, особенно после выборов, я ничему уже не удивляюсь. - А почему согласился? - У меня все просто: если мне человек нравится, долгих размышлений не бывает. Справка «КП» Бенвенуто Челлини – скульптор и ювелир эпохи Возрождения. Склонен к авантюрам. Любил деньги. Считался авантюристом с сомнительной репутацией. Вел праздный образ жизни. Но потом отлил статую «Персей с головой Медузы» по заказу Папы Клемента VII - и ему простили грехи. Его личность привлекала многих художников и писателей. Например, Александр Дюма описал его в романе «Асканио». В опере рассказывается о том, как Челлини соблазнил дочь своего знакомого. У отца же был припасен другой жених, понадежнее. Но девушка сбежала с возлюбленным. Премьера оперы Берлиоза состоялась в Париже в 1838 году. Но успеха не имела и была снята с репертуара после четырех представлений. Ее возродили в Мариинском театре год назад. Но тогда состоялось концертное исполнение. И вот сейчас – полновесный спектакль. В спектакле заняты Сергей Семишкур, Анастасия Калагина, Екатерина Попова, Николай Гассиев, Александр Гергалов, Николай Каменский, Злата Булычева, Геннадий Беззубенков, Федор Кузнецов и другие солисты оперы. KP.RU, Елена ЛИВСИ — 04.06.2008
Карина: источник Худрук Новосибирского балета Игорь Зеленский: "До тридцати лет я убивал себя по полной программе" Светлана Наборщикова В Новосибирске завершился Первый сибирский фестиваль балета. Наряду с местными артистами в нем участвовали гости из Большого и Мариинского театров, а также бывший сибиряк, ныне солист балета Цюриха Семен Чудин. Вдохновителем и организатором этого зрелища стал художественный руководитель Новосибирского балета Игорь Зеленский. Менее двух лет назад премьер Мариинки принял сибирскую труппу и за короткие сроки добился впечатляющих успехов. После гала-концерта, где зрители приветствовали артистов стоя, с Игорем Зеленским встретилась обозреватель "Известий". вопрос: С успехом, вас, Игорь Анатольевич. Только почему не было заключительного дефиле с трюками и поклонами? ответ: Вот-вот. Артисты ко мне тоже подходили, спрашивали: "Анатольич, будет концовка?" Я им сказал со всей определенностью: этого цирка нам не нужно. Вы уже проявили свои умения. Какой смысл в том, если кто-то кого-то перепрыгает? Балет не шоу. в: Но зрители привыкли к такой форме актерского соревнования. о: Ничего, отучим. Будем воспитывать вкус, приучать к культурному зрелищу. У Новосибирского балета богатые традиции, мы в состоянии сделать его компанией мирового уровня во всех отношениях, начиная с танца и заканчивая техническим оснащением спектакля. Ноябрьская премьера "Баядерки" - первый успешный шаг на этом пути. Теперь моя задача - все классические спектакли "почистить". в: Кстати, в фойе многие удивлялись: почему в афише фестиваля нет любимого "Лебединого озера"? о: Мы его немножко придержали, надеемся показать с открытием следующего сезона. Готовим большой международный проект - костюмы и декорации будет делать художник театра "Ла Скала" Луиза Спинателли. В следующем сезоне планируем еще и "Спартака". Ставить приедет Юрий Григорович. Потом будем делать совершенно новые балеты. в: В "Спартаке" мощные мужские сцены. Кордебалет их осилит? о: А почему нет? Обязательно осилит. Если, конечно, в армию не уйдет. Согласно новому закону. Не хочу употреблять грубых слов, но ведь что получается? Восемь лет учим, тратим государственные деньги, потом уходит артист служить - и все, прощай, балет. Меня молодые спрашивают: "Как насчет армии?" Что я должен отвечать? Что пишу генералам и тем, кто принял этот закон? в: Вы в свое время с армией разошлись. Хотя, если судить по послужному списку, нагрузки у вас были потяжелее армейских. о: Это правда. Я раньше, когда мотался по миру, сумасшедшие вещи делал. Двенадцатичасовой перелет, спускаешься с трапа, в машине гримируешься - и на сцену. До тридцати лет я убивал себя по полной программе. Сейчас заранее прикидываю нагрузку. По три-четыре часа в день приходится заниматься своим организмом. А когда спектакль - так целый день. Естественно, за все платишь, все болит. На этом фестивале я не хотел выступать. Не хочу никому составлять конкуренцию. Но директор сказал: "Игорь, надо!" в: Когда же вы руководите? о: Приходится совмещать. Самое трудное - потеть вместе с артистами у станка как коллега и тут же с них требовать как руководитель. Я понимаю, что я последняя инстанция, что на мне лежит ответственность за все: чтобы в зале были свет, тепло, чтобы были стиральные машинки, сушилки... Конечно, никакое занятие не принесет мне такой эйфории, как танец. Но мое искусство лимитировано, есть возрастной ценз. Поэтому не лучше ли вложить весь свой человеческий капитал в дело, которое я люблю и знаю? в: Тем не менее зрители продолжают ждать Зеленского-танцовщика. Где и когда вас можно будет увидеть? о: В июне, в Большом, на фестивале в честь Марины Семеновой. Алексей Ратманский попросил меня станцевать в "Тенях". А вот на петербургском фестивале "Белые ночи" выступить, к сожалению, не смогу - будет Сибирский детский конкурс, приедут ребята со всего края, я должен их просмотреть. в: Ваша жена Яна Серебрякова в Мариинке была не последней солисткой. Она собирается выйти на новосибирскую сцену? о: Танцующая жена худрука? Не уверен, что это правильно. Да и Яна сейчас больше тяготеет к педагогике, у нее хорошо получается учить. в: Вашу дочку зовут Мариямия. Откуда такое красивое и странное имя? о: Это итальянское имя, но оно есть в русских святцах. Когда дочь родилась, я взял святцы и посмотрел имена на этот день. Мариямия - умница. В пятимесячном возрасте смотрела спектакль на музыку "Битлз" - мы взяли ее с собой, дома не с кем было оставить. Она и "Баядерку" смотрела - не плакала. Не хочу, чтобы она пошла в балет, но театральным человеком она будет обязательно. в: Как долго вы намерены оставаться сибиряком? о: У нас с директором театра Борисом Мездричем джентльменский договор: я здесь, пока работается. Но работается сейчас хорошо. Много планов, в том числе и на следующий Сибирский фестиваль. Ведем переговоры с компанией Пины Бауш. Мариинка обещает привезти балет Форсайта. Возможно, будет Нидерландский театр танца - тогда одно отделение полностью посвятим композициям Иржи Килиана. Конечно, фестиваль с таким составом будет стоить дороже. Но Новосибирск, слава богу, способен выплатить вознаграждение на достойном уровне. Театр в силах приглашать лучших из лучших.
Карина: источник Ирма Ниорадзе: «У нас с Петербургом похожие характеры» У примы Мариинского театра Ирмы Ниорадзе с Петербургом особые отношения. «У нас похожие характеры», — улыбается балерина. — Мои родители не имели отношения к искусству, — вспоминает артистка. — Мама — врач, отец — инженер. Нас шесть сестер. Но, как это принято в грузинских семьях, постоянно звучала музыка. Одна сестра пела, вторая играла на арфе, третья — на фортепиано. Я же любила скрипку и песню. Однажды пришла на выпускной в хореографическое училище, где занималась еще одна сестра, и решила, что стану балериной. — У вас были легендарные учителя… — В Тбилиси я занималась с Вахтангом Чабукиани — партнером Улановой и Дудинской — и Серафимой Векуа, ученицей Вагановой. Мои педагоги считали, что продолжать учебу надо только в Ленинграде — столице классического балета. Однако разрешения на это пришлось добиваться у министра культуры Грузии! Когда приехала сюда, с распростертыми объятиями никто не встретил. Год оттачивала мастерство в Ленинградской академии русского балета, затем вернулась в Тбилиси. — Говорят, ради Петербурга вы отказались от выгодного соглашения за рубежом. — Представьте: признание на престижном балетном конкурсе в Джексоне. Бронзовая медаль и предложение четыре года поработать в крупном театре США. В руках многообещающий контракт, авиабилет. И вдруг — телефонный звонок. Солист Мариинки, с которым я едва знакома, приглашает в Петербург. В качестве партнерши. Всего на один концерт. И я… отказываюсь от заманчивых перспектив. Конечно, меня все отговаривали, но Петербург был моей мечтой, и я не колебалась ни минуты. К счастью, риск оправдался. После концерта мне предложили остаться в труппе. — Сегодня у вас — карьера, семья, красивый дом на набережной Робеспьера. Знаю, что у вас очень гостеприимная натура, а в доме собирается много и грузин, и русских. — С соотечественниками часто общаюсь, иногда расходимся в 6 утра. Мы поем, танцуем, обсуждаем различные проблемы. В семье говорим на русском и грузинском. Сын Илико ходит в русскую школу. Стараюсь воспитать у него твердый характер. Он должен уметь постоять за себя. Хочу чтобы он верил в красоту и добро. Кстати, Илико с увлечением учится и первый класс окончил с хорошими отметками. Как-то отдыхали с ним в Грузии, забрались в самую глухую деревню. Дышали горным воздухом, слушали тишину, смотрели на вершины, еще не растаявший снег… Мне хочется, чтобы он впитал эту гармонию и умножил ее на совершенство Питера. — Для вас Петербург и Тбилиси одинаково родные. Но отношения между Грузией и Россией натянуты… — Думаю, время все расставит на свои места. Не может быть, чтобы наши народы всерьез ссорились. Общие семьи, дети, вера. Я много занимаюсь благотворительностью, даю концерты в помощь детям, только что приехала из Беслана. Готова танцевать 24 часа в сутки, лишь бы все жили в мире и любили друг друга. Елена ИВАНОВА
Карина: источник Этот хрустальный голос В рамках фестиваля «Звезды белых ночей» известная масштабными культурными проектами немецкая фирма Montblanc объявит обладательницу премии «Новые голоса Montblanc». Голосом 2008 года станет солистка Мариинского театра Анастасия КАЛАГИНА. С обладательницей хрустального сопрано и фантастического обаяния встретилась наш корреспондент Светлана РУХЛЯ. – Настя, на фестиваль приезжает французский классик Анри Дютийе, и именно вам доверено исполнить его вокальный цикл Correspondances, в котором использованы письма Рильке, Ван Гога и даже фрагмент письма Солженицына к Ростроповичу и Вишневской. Не страшно? – Сердце и вправду замирает. Произведение это не из легких, и я до сих пор в процессе его освоения. До меня Correspondances исполняли две певицы, но Дютийе захотел, чтобы была и русская исполнительница, и Валерий Абисалович Гершев предложил меня. Ответственность – огромная! – Помню, вы были очаровательной Гердой в опере Сергея Баневича «История Кая и Герды», не она ли была вашим дебютом на сцене Мариинки? – Моим первым выходом на сцену Мариинского театра стала Барбарина в опере Моцарта «Свадьба Фигаро». В ноябре 1998 года. Время очень сложное было – я совмещала учебу в Академии молодых певцов и на третьем курсе вокального отделения Консерватории. Третьим курсом я, правда, и ограничилась... – Анне Нетребко незаконченная консерватория не помещала стать настоящей звездой, а у вас Консерватория по классу скрипки закончена, да и занятия в Академии не кружок самодеятельности. – Да, в Академии мне была предложена плотная образовательная программа. И мне очень повезло с педагогом! Именно Грайр Грайрович Ханеданьян и сделал из меня певицу. – Вы – дочь дирижера Сергея Калагина. О музыкальной карьере с детства мечтали? – Я артисткой хотела стать, обожала выступать, пела на всяких праздниках, вечеринках, где угодно. В музыкальной школе училась по классу скрипки, но искренне надеялась, что, когда отыграю последний экзамен, заброшу свою скрипку куда-нибудь на шкаф (смеется), и этим все закончится. – Но продолжили образование в училище, а потом и в Консерватории... – В училище я попала к фантастическому педагогу и так была очарована его персоной, что не могла с ним расстаться, думала, он так много вкладывает в меня, ну как я уйду от него, может, и выйдет из меня какая-никакая скрипачка. Училищем хотела ограничиться, но стало неудобно перед родителями, педагогами... А когда отдала «долг» до конца (закончила Консерваторию по классу скрипки), была зачислена на вокальное отделение, где до получения «скрипичного» диплома занималась факультативно. – Все-таки в оперные певицы пошли, а не в драмтеатр. Сказались, наверное, театральные впечатления раннего детства? – Наверное. Когда я родилась, папа работал в Малом оперном, мама преподавала теорию в музыкальной школе. Бабушек, теть, нянь – никого не было, как и места в детском саду. Папа брал меня на все репетиции. Как сейчас помню: мне ставили стульчик около режиссерского пульта, давали яблоко... – А первое детское ощущение от театра запомнилось? – Неповторимый запах кулис... И гордость от того, что оркестром дирижирует мой папа... «Волшебник Изумрудного города», который я смотрела бессчетное количество раз... «Умница» Карла Орфа, где пела потрясающая певица Татьяна Новикова. Мне было 3 – 4 года, но этот голос хрустальный, чистейший, теплоту необычайную я на всю жизнь запомнила. – Вы много работали со своим отцом. – Мы работали с ним постоянно, и его мнение было для меня ценным и конструктивным. Он не говорил мне: «Какая же ты у меня замечательная, как спела гениально», а мог сказать: «Вот эти 2 – 3 такта у тебя прозвучали очень хорошо, а над остальным надо работать». Я могла прибежать к нему за помощью в любую свою паузу. Он открывал ноты, брал остро отточенный карандаш и расчерчивал трудное место в партитуре: «Вот тут не надо торопиться, здесь надо считать на три...» И все становилось просто... Его любовь, его энергетику я чувствую до сих пор, такое впечатление, что он всегда рядом. – Многие певцы негативно относятся к выступлениям в детских операх, не хотят разучивать партии, которые нигде в мире не пригодятся... – Но я не учу партию по принципу, сколько мне за нее заплатят или предложат ли спеть ее за границей. Следуя этой логике, я и от Памины в «Волшебной флейте» должна была отказаться, ведь на русском языке она нигде в мире мне не пригодится. Но я чувствую себя русской певицей, я здесь родилась и училась. А певцы, которые разучивают партию по принципу: выездная-невыездная, конечно, встречаются. В детских же операх я, наоборот, хотела бы побольше участвовать, дети – самые благодарные слушатели. Когда я беру на репетиции свою дочь, то, наблюдая ее реакцию, вижу, насколько дети открыты классике, академическому искусству, и понимаю, что завтра на «взрослые» оперы придут именно те, кого водили на детские. Просто те артисты, у которых пока нет детей, не осознают это в полной мере. – Но некоторые вокалистки отказываются от материнства, чтобы не испортить голос. Хотя у Ольги Бородиной – мировая карьера и трое сыновей, двое детей у «золотого стандарта» сопрано Рене Флеминг, а у прославленной Медеи Фигнер детей вообще было шестеро... – Да голос, наоборот, расцветает! А беременность я вспоминаю как один из самых счастливых моментов в жизни, причем именно в творческом плане, просто творчество из театрального показного переместилось во внутренний мир. И появилось ощущение, что я реализую свое прямое предназначение. А рожать не хотят, я думаю, потому что боятся, что во время декрета кто-то займет их место. Но я уверена, что твое собственное место никто никогда не займет. Светлана РУХЛЯ
Карина: источник Ирма Ниорадзе: В семь лет Ирма Ниорадзе пришла в музыкальную школу на конкурс. Уже тогда каждый, кто хоть раз слышал пение Ирмы, девочки из поющей грузинской семьи, испытывал восхищение. Но после прослушивания Ирме сказали, что у нее нет слуха. В тот день девочка проглотила слезы и пообещала про себя: «Я вам докажу!» Сейчас заслуженной артистке России, кавалеру ордена «За заслуги перед Грузией» и лауреату Государственной премии Грузии уже никому ничего доказывать не приходится: Ирма Ниорадзе добилась и уважения, и признания. Как сказала балерина, она просто не любит видеть перед собой горы: она их раздвигает, и это у нее получается. Римские каникулы - Ирма, вы недавно вернулись из Рима. Как давно вы работаете в Италии? - С Римским театром оперы и балета я сотрудничаю четвертый год. Такие у меня своеобразные римские каникулы, хотя отдыхать там невозможно. У меня очень напряженный график. В 10 часов утра вхожу в балетный зал и выхожу оттуда в 10 вечера. Каждый день репетиции, потом генеральный прогон. Но тем не менее Рим для меня - новое дыхание. Я получаю вдохновение от того, что могу показать там уровень русского балета, уровень Мариинского театра. В Риме поставлен балет «Корсар», и на главную роль Медоры приглашена я. Эту партию я танцую очень давно, с 1993 года. Именно Медора была первой моей партией на сцене Мариинского театра. Меня к этому спектаклю в Мариинке готовила Ольга Николаевна Моисеева, за что я ей очень благодарна. Был большой успех. Когда я вернулась из театра - сидела с цветами, прокручивала в голове спектакль, мне, увы, не с кем было поделиться успехом. Я была счастлива, но я была одна, и не в роскошной квартире, а в шестиметровой комнате в общежитии Мариинского театра. А когда я танцевала этот спектакль на сцене Римского театра оперы и балета - со мной были мой ребенок, мой супруг, мои поклонники из разных стран. Вот как все изменилось с 93-го года... - Вы часто говорите, что вам пришлось много пережить в Петербурге, чтобы Мариинский вас принял. Тогда для девушки из Тбилиси была необходима петербургская школа: такие нюансы, как ракурс поворота кисти, например, играли большую роль. Как вас приняли поначалу в Риме? - Да, когда я приехала в Петербург, первые три года занималась только учебой, совершенствовалась, хотя приехала туда, уже будучи лауреатом международного конкурса в Америке! Тогда ведь были и другие соблазнительные творческие предложения, на которые я махнула рукой, ответив, что мне нужна сцена, которая является первой в мире. А когда Андрис Лиепа восстанавливал четыре года назад балеты «Жар-птица», «Шехеразаду», «Петрушку», меня пригласили в Рим. Я сошла с самолета, взяла балетные вещи и сразу пошла в зал. Хотя балерине положено отдохнуть после перелета хотя бы семь-восемь часов, чтобы ноги отошли. Но контракт есть контракт. И когда я пошла репетировать, на полу сцены сидела вся труппа и ждала меня. Началась репетиция: увертюра, вступление, и когда я закончила первую вариацию - вся труппа зааплодировала! Мне так было приятно! Эта вариация длилась, по-моему, полторы минуты, и за эти полторы минуты меня приняли! Когда я приезжаю теперь в Рим, я приезжаю как к себе. Я люблю Италию, итальянцев! Когда душа хочет танцевать, а тело может - Вспомните ваши первые ощущения на сцене. Вы ведь обратились к балету рано? - У нас очень музыкальная семья, когда родители или тети за столом пели, у меня ноги всегда танцевали. В балет я пришла в девять лет. А до этого я ходила в кружок народных танцев. Педагог хвалил меня и предложил маме отдать меня в балет: «У девочки красивые ноги, координация хорошая и подъем красивый». А моя старшая сестра тогда ходила в балетное училище. И когда я посетила ее выпускной вечер и потом сходила на балет в театр - мне так захотелось закружиться! Я вышла на сцену, начала кружиться, мне очень понравилось танцевать на пальцах, я ведь становилась выше! - Вы бы хотели, чтобы сын пошел по вашим стопам? - Я бы не хотела. По одной причине: у танцоров карьера заканчивается очень рано. Когда душа хочет танцевать, а тело уже не может, это очень грустно. И трудностей, через которые я прошла, я бы не пожелала моему сыну. Хотя в каждой профессии свои трудности! Каждый день начинаю с «Отче наш» - Балет, сын, семья - это ваше счастье! Что еще? - Завтрашний день. Не буду скрывать, что у меня каждый день начинается с того, что я читаю «Отче наш». Надо каждый раз благодарить бога за то, что он дарит светлое небо. Когда я была в Риме, у меня был десятиминутный перерыв, мне сварили кофе, и я с ужасом увидела новости из Китая. Какое было сильное землетрясение! Столько людей гибнет из-за каких-то катаклизмов... А мой сын... Я - слабая мама, не могу на него накричать, сделать лишний раз замечание, хотя нужно. Каждый раз, когда я на него смотрю, хочу его обнять, я так давно его ждала. После рождения Илико я очень быстро вышла на сцену. И в первые мои гастроли, когда я улетела в Мексику, весь свой гонорар я спустила на телефон. Я хотела услышать хоть какие-то звуки, которые он произносил, я часами стояла у телефона и слушала его. Когда говорят, что искусство требует жертв, имеют в виду, наверное, такие жертвы. Я очень хотела вернуться скорее на сцену - и общения с ребенком мне не хватало. Очень хочу, чтобы моему сыну везло, чтобы ему попадались добрые люди в жизни. - А в вашей жизни какие добрые люди встретились? - Я бесконечно благодарна своей семье, родителям за свою судьбу. Мой дедушка снабжал продуктами питания людей через Ладожское озеро. Это был героический поступок. Наверное, такая семья - с положительным, позитивным отношением к жизни - это очень важно. После родителей - мои педагоги. Это те же родители! Наталья Викторовна Золотова, ее нет уже в живых. Она ездила со мной на конкурс в Америку. Она внушила мне, что я - первая, и я действительно стала лауреатом. Хотя у нее в то время сердце болело, она нуждалась в операции. Можно сказать, что тогда я родилась заново. Она моя вторая мама. Вахтанг Михайлович Чабукиани... Я у него училась два года и счастлива, что этот великий мастер мужского танца внес определенную лепту в мое творчество. Это счастье, что я еще успела у него поучиться. А сейчас я работаю с Нинелью Александровной Кургапкиной, которая каждый день мне не дает спуску! Она очень строгий педагог. Несмотря на то что я уже мать и мне не 15 лет, я все равно ее слушаю, потому что обязана слушать таких мастеров, как она. Я всегда говорю, что у меня две жизни - балетная и реальная, то есть моя семья. я встретилась в Петербурге со своим супругом и мы здесь обвенчались - я и за это благодарна судьбе. - Уже совсем скоро ваш бенефис в Петербурге... - Да, 22 июня на сцене Александринского театра. Никогда еще там не выступала. Я уже давно хотела сделать такой подарок моему любимому городу, без которого не представляю свою жизнь. Куда бы я ни уехала, меня тянет сюда. Наш город я всегда называю красавицей, принцессой! 8 марта у меня родилась идея показать здесь балет, премьера которого и состоится 22 июня. Новый балет на музыку Балакирева «Тамар». А во втором акте - «Шехеразада». Я от всей души хочу пригласить на мой бенефис, который проводится при спонсорском участии ювелирной группы «Смоленские бриллианты», всех, кто любит балет. Беседовала Антонина РОСТОВСКАЯ
Карина: источник Ирма Ниорадзе: «Живу одним днем» Прима Мариинского театра жалеет, что не научилась играть на гитаре и не может покататься на лыжах Завтра в Александринском театре состоится бенефис Ирмы Ниорадзе. На суд публики будут представлены два одноактных балета хореографа Михаила Фокина – «Тамар» (композитор Милий Балакирев) и «Шахеразада» (Николай Римский-Корсаков). Партнерами бенефициантки выступят Илья Кузнецов и Николай Цискаридзе. С разговора о предстоящем бенефисе и началась беседа корреспондента «НВ» с балериной. – Ирма, это правда, что изначально вы планировали подарить поклонникам свой творческий вечер в преддверии 8 Марта? – Это действительно так. Я давно мечтала сделать творческий подарок любимому городу, который представляю прекрасной женщиной и называю красавицей или королевой. Я и программу назвала «Жизнь для тебя и жизнь ради танца». К сожаленью, выступить с ней в марте не получилось. Но лучше поздно, чем никогда. Хотя и сейчас то время, когда ощущается запах весны. – С вами сотрудничал великий хореограф Вахтанг Чабукиани, сейчас сотрудничают Андрис Лиепа, Юриус Сморигинас… – Я благодарна судьбе за то, что она посылает мне интересных и талантливых людей. Я горда тем, что успела поучиться у Вахтанга Чабукиани. Хотя он являлся мастером мужского танца, но при этом был пронзителен и в женском. Именно он научил меня, как нужно держать руки, танцуя партию Умирающего лебедя. До сих пор танцую его «Баядерку». – Вам и в дальнейшем везло на учителей и партнеров… – Я вообще богата своими педагогами. Очень благодарна Наталье Золотовой, которая в 1990 году готовила меня к Международному конкурсу артистов балета. Помню, как на последнем туре она из-за кулис пыталась меня поддержать. Танцуя, слышала ее возглас: «Держи руки!» Такая поддержка на том сложном этапе была необходима. На этом конкурсе из всех советских артистов только я стала лауреатом. Я также обязана Людмиле Сафроновой, Ольге Моисеевой, Нинель Кургапкиной. – Если говорить о классике и модерне, то можно ли сравнивать эти направления в балете? – В основе лежит классика. Если артист балета владеет классическим искусством, то тогда ему подвластны и другие направления. В модерне больше свободы и возможности раскрыть свою индивидуальность, там можно сымпровизировать. А в классике нужно быть более точным, соблюдать строгие позы и движения, при этом твой образ должен быть драматически оправдан. – Это правда, что помимо балета вы с детства занимались музыкой и вокалом? – Занималась в хоре, в танцевальном кружке, а в итоге попала в музыкальную школу в класс скрипки. В грузинских семьях вообще развито музыкальное воспитание. Наверное, это заложено природой. До сих пор, когда у меня хорошее настроение, я пою для себя. – И поете грузинские песни? – Не только. С удовольствием напеваю и английские, и русские песни. Очень люблю романсы. Но на гитаре играть, к сожаленью, не научилась. – Зато умеете играть на скрипке. Что вам дал этот инструмент? – Гармонию с танцем. Я очень предана скрипке и до сих пор музицирую в домашних условиях. Семилетний сын Илико порою просит меня что-нибудь сыграть. – На скрипке можно играть различный репертуар? – Думаю, что только классику. Я не очень понимаю современные течения в скрипичной музыке, не принимаю для себя электроскрипку. – Как в семье восприняли ваше решение стать балериной? – Папа был против этого. Но после моей удачи на Международном конкурсе он сменил гнев на милость. Вообще, я была семейным ребенком. – В чужом городе легко адаптировались? – Были свои сложности, потому что не было рядом поддержки. Кстати, мои корни связаны с этим городом. Мой дедушка был блокадником. – Петербург и Грузию роднит очень многое. Достаточно назвать имя Георгия Александровича Товстоногова. Что, на ваш взгляд, общего между грузинской и петербургской культурами? – Наши культуры очень созвучны. Тот же Вахтанг Чабукиани танцевал на сцене Кировского театра с Натальей Дудинской. Олег Басилашвили – это неотъемлемая часть и грузинской культуры, и петербургской. Через таких людей и произошло это родство. – Что, на ваш взгляд, первично в балете – техника или драматический образ? – Техника и драматический образ находятся на одном уровне, и одно не может существовать без другого. В этом и есть тайна балетного спектакля, которая притягивает публику. – Отсутствие столь сильного инструмента воздействия, как слово, затрудняет задачу балетного артиста? – Слово можно держать в душе и в голове. А пластику нужно отрабатывать. Мышцы нужно постоянно тренировать в верном направлении и не давать себе спуску. В противном случае разрушаются и драматизм, и линии. – Наверно, есть и свои ограничения для артиста балета? – Конечно. Я люблю пробовать многое, но никогда не стану пробовать то, что может повредить мне как балерине. Мои муж и сын часто катаются на лыжах. Мне тоже хочется попробовать покататься. Но в балете ноги стоят в первой позиции, то есть выворотно, а на лыжах, наоборот, скользят прямо, поэтому катание на лыжах может оказать негативное воздействие. Здесь приходится себя ограничивать. – А в питании? – Прислушиваюсь к своему организму и знаю, что нельзя позволять себе лишнего. Мой плюс в том, что я равнодушна к сладкому. Правда, люблю пить чай с вареньем, но без сахара. – Когда вы начинали свой творческий путь, осознавали, что век балетного артиста недолог? – Тогда не осознавала. Сейчас, конечно, понимаю, но не задаюсь вопросом, сколько еще смогу танцевать. Можно сказать, что живу одним днем. На все воля Божья. Мое дело – быть в хорошей форме. – О педагогической деятельности не задумываетесь? – Люблю давать мастер-классы. Думаю, что смогла бы работать репетитором, потому что хорошо помню то, что мне передали мои учителя. – А выступать перед детской публикой также волнительно, как и перед взрослой? – В детские спектакли каждый раз пытаюсь привносить что-то новое. Мне, например, нравится партия Мачехи в «Золушке». В этом спектакле постоянно импровизирую. Мне было бы скучно танцевать эту партию каждый раз одинаково. Моя героиня должна быть смешной. И я в каждом спектакле нахожу какие-то краски, чтобы рассмешить публику. – Когда вы работали над этой партией, вам не вспоминалась Мачеха в исполнении Фаины Раневской? – Как не вспоминалась! Постоянно этот образ мне представлялся. Я очень люблю тот фильм и частенько его пересматриваю. Особенно обожаю фразу: «Королевство маловато, разгуляться негде!» Даже во время танца я вспоминаю Раневскую. – К сожалению, зачастую балерины ради карьеры жертвуют главным предназначением женщины – материнством. Вы являетесь исключением… – Я даже не представляла, насколько это интересно – сочетание семьи и театра, этих двух, казалось бы, разных миров. Нельзя отказываться от такого счастья. Во время моих недавних гастролей в Риме на одном из выступлений я вдруг почувствовала, что спектакль идет на подъеме. Пыталась понять, что же такое происходит. А по завершении спектакля увидела среди зрителей своего сына. Его присутствие мне очень помогло. – Вы много выступаете в России и за рубежом? А на своей Родине выступаете? – Да, и каждое мое выступление в Грузии является благотворительным. Чем я могу помочь той стране, которая меня вырастила? Своей профессией, своим искусством. // Беседовал Константин Глушенков 21-06-2008
Карина: источник Фарух Рузиматов: «В день рождения буду работать в Японии» Накануне 45-летия знаменитый танцовщик ответил на вопросы «КП» Алена КАМИНСКАЯ — 26.06.2008 На свой юбилей, 26 июня, Фарух Рузиматов собирается уехать в Японию и отыграть два спектакля. Он не оченьлюбит шумные торжества и предпочитает отмечать дни рождения на работе. Перед отъездом танцовщик пообщался с журналистом «Комсомолки». «Мы не конкурируем с Мариинкой» - Сейчас и губернатор, и жена президента - все в первую очередь идут в Михайловский театр. Была ли у вас цель сделать достойную конкуренцию Мариинке? - Я думаю, дело не в конкуренции. Просто в городе, помимо горячо любимой мной Мариинки, в которой я проработал 25 лет, слава богу, появился еще один хороший театр. Хотя он и раньше был. Просто сейчас все по-другому. Год назад, в мае, мы пришли сюда. Психологическое и эмоциональное состояние труппы тогда и сейчас - это очень большая разница. Такое ощущение, что многие поменялись кардинально. Именно по отношению к работе. - Пришлось ли кого-то уволить? - Ходили разговоры, что много увольняем. Но мы ни одного человека не уволили. Некоторые ушли по собственному желанию. Наверное, потому, что не видели возможности работать в таком непростом ритме. - Балет «Спартак» наделал столько шума… - Мне нравится, что «Спартак» у всех ассоциируется с тигром. (Идея принадлежит Рузиматову. - прим. ред.) Безусловно, это достаточно яркая краска. Но «Спартак» не делали просто потому, чтобы пригласить тигра или создать, как говорят, «дешевый пиар». Спектакль изначально создавался прежде всего на труппу Михайловского театра. И мы будем делать спектакли, которые не идут ни в России, ни где-либо еще. - Недавно Гергиев на презентации книги о нем довольно критично высказался о постановке «Спартака» и вообще о переменах в Михайловском. - Я думаю, что в любом случае надо всегда быть более корректными в отношении кого-либо. А если человек не видел ни «Спартака», ни вообще самого театра… - Но они зато пригласили в оперу Шнурова. Как вам такие эксперименты? - Мариинский театр уже такой бренд, который имеет право на любые эксперименты. Они имеют право на это. А к Шнурову я отношусь хорошо. Читал его интервью, мне кажется, он человек адекватный и неглупый. «Кехман хорошо поет» - Что у вас в ближайших планах? - На следующий год у нас в планах сделать «Ромео и Джульетту» Виноградова. По всей видимости, поставим «Щелкунчика» и будем редактировать «Корсар». Большой работы, такой как была со «Спартаком», наверное, не получится. Будем модернизировать классический репертуар. - Нынешний успех Михайловского театра связан с тем, что Кехман хороший менеджер? - Думаю, что год назад о Кехмане мало кто слышал в Петербурге. А теперь если не все, то многие знают, кто такой Кехман. Его большая заслуга в том, что он вернул публику в Михайловский театр. Был сделан ремонт, поставлен ряд новых постановок, оперных и балетных. - Есть ощущение, что ему хочется и чего-то творческого, - его фото уже печатают на афишах. Может, скоро он станет петь или танцевать? - Могу сказать одно: творческое начало у него однозначно есть. Это не только бизнесмен, который вкладывает деньги, чтобы потом получить прибыль. Нет, он как раз интересуется всем: и оперой, и оркестром, и балетом. Петь очень любит. Он даже исполнял песни на наших корпоративных мероприятиях. Очень душевно. «На юбилей уеду» - Фарух, у вас ведь через несколько дней юбилей. - Я уезжаю в это время в Японию на два концерта: танцевать «Кармен» с испанцами и один японский номер. - А в театре творческий вечер не будете устраивать? - Может быть, в октябре выйду на сцену Михайловского театра. Я считаю, что у меня сейчас не та дата, чтобы широко отмечать. Вот балерина Марина Семенова отметила 100-летие. Это дата, я понимаю. И 78 лет работы в Большом театре. Это уникальный случай. Вот это называется юбилей! - А вообще вы любите широко отмечать дни рождения? - Я достаточно камерный человек, и круг знакомых у меня очень-очень узкий. Поэтому никогда больших застолий не устраиваю. Обычно я провожу гала-концерты. Но если проснулся в день рождения и захотелось позвать гостей - всех зову, и все приходят. Это как Новый год: как себя ни настраивай, если нет настроения, праздника не получится. Выпьешь в 12 часов шампанского и пойдешь спать. Собственно говоря, последние годы я это и делаю. - Фарух, чем увлекается ваш младший сын? - Далеру в октябре будет пять. Его не вытащить из театра, он пересмотрел все спектакли по нескольку раз. И оперу послушал уже. Но балет, конечно, пока на первом месте. - А что означает имя Далер? - Мужественный. - А ваше имя что-то значит? - Что-то значит, но родители мне так и не рассказали (смеется). Что-то из той же серии - храбрый, кажется. - А ваш старший сын Станислав? - Он в поиске, как это обычно бывает с 20-летними молодыми людьми. Сейчас учится на юридическом. Потом будет искать работу, определяться, как дальше жить. О ФУТБОЛЕ «У игроков появилось желание побеждать за Россию» - Сейчас самая главная тема в России - футбол. А поскольку вы даже в балетной раздевалке играли в футбол, то, наверное, болеете сейчас за наших? - Безусловно, болею. Я всегда болел за зрелищный, красивый футбол. Когда я вижу отдачу на поле, когда я вижу само по себе зрелище, которое люблю… Это подкупает, это вызывает колоссальную эмоцию! Вот за такой футбол я и болею. Очень не люблю коммерческий футбол. - Это когда деньги получил и можно не играть? - Сейчас футбол уже стал колоссальным бизнесом. И часто бывают игры, когда люди просто катают мяч по полю, и ничего не происходит. Это все равно, что смотреть какой-то скучный спектакль, - никаких эмоций. Такие вещи я не смотрю. А за сборную болею, безусловно. Колоссальный, я считаю, сдвиг произошел с нашей командой после первой игры. Как будто поменяли команду напрочь. Появилось желание побеждать за Россию. Так что чудеса бывают. Футбол прекрасен как раз тем, что он непредсказуем. Кто будет чемпионом? Не знаю. Кому больше повезет. Элемент удачи должен сопутствовать. - А вы с кем-нибудь из футболистов знакомы? - Нет. Но на какой-то презентации я вручал приз Кержакову года два назад. Вот и все. ДОСЬЕ Фарух Рузиматов родился 26 июня 1963 года в Ташкенте. Окончил Академию Русского балета им. А. Я. Вагановой. С 1981 года Рузиматов выступает в труппе Мариинского театра, а в 1986 году становится солистом театра. Исполняет ведущие партии практически во всех балетах академического репертуара: «Сильфида», «Жизель», «Баядерка», «Корсар», «Спящая красавица», «Щелкунчик», «Лебединое озеро», «Дон Кихот», «Раймонда», «Легенда о любви», «Витязь в тигровой шкуре» и др. В числе последних работ - балет «Григорий Распутин» петербургского хореографа Георгия Ковтуна. Участвовал в драматических спектаклях «Идиот», «Повенчанный Богом» (2002) о В. Нижинском, «Ты, Моцарт, бог!» О самом Рузиматове снимали фильмы «Если звезды зажигают», «Все прекрасно». С мая 2007 - художественным руководителем балета Михайловского театра. Народный артист России с 2000 года. Имеет множество наград Лауреат международных конкурсов. Женат, имеет двух сыновей.
Карина: источник Юрий Смекалов - Как вы относитесь к наградам? - Безусловно, хорошо, что отмечают твой труд, которому ты отдаешь абсолютно все силы и время. Но сама награда не может быть приоритетом или самоцелью. Результат появляется только тогда, когда занимаешься своим делом. Все остальное приходит, если ты этого действительно заслуживаешь. - Но получать премии всегда приятно: самому награжденному, театру, коллегам… - Мне, конечно, приятно. Но то, что это приятно театру, я не почувствовал. - Почему?! - Ну, у нас непростая обстановка в коллективе… - Завидуют, что ли? - Артисты, конечно, нет. Я, естественно, не имею права никого судить, но в театре Бориса Эйфмана моя «Золотая маска» – возможность лично для меня стать внутренне более независимым. Как мне кажется, ценность этой премии в том, что мой успех признали не просто друзья и родственники: это профессиональная оценка людей, которые разбираются не только в балете, а вообще в искусстве. Значит, их что-то тронуло. А сама маска – ну, лежит она у меня дома, нравится моей маме. Она мне всегда говорила, перефразируя песенку старухи Шапокляк: «Хочу, чтоб твой портрет застенчиво и строго смотрел со всех газет»! Для мамы это большая радость, а для меня – стимул двигаться дальше, делать что-то новое. У меня есть силы, есть возможности, есть потенциал. - Вы как артист балета в полном расцвете сил: 30 июня вам исполнится 28 лет. - Я не считаю это расцветом, хотя, по сути, по становлению личности, он как раз начинается. Но вы знаете прекрасно, что артист балета работает 20 лет максимум. - Сколько сейчас длится балетный век? Пенсия по-прежнему в 35 лет? - Зависит от театра, в котором ты работаешь, от нагрузки, которую ты испытываешь. В театре Эйфмана организм изнашивается очень быстро. У меня, например, уже несколько операций. Была травма спины, после которой я год вообще не ходил. В колене железные штифты стоят. Это все – последствия колоссальных нагрузок. Но чтобы я жалел об этом – ни на секунду! Никогда! Мой старший брат – врач, работает в реабилитации, и очень много в меня вкладывает: следит не только за моим здоровьем, но и за духовным развитием. Когда мне нужно было делать лечебную гимнастику два раза в день целый год, именно брат со мной занимался. Приходил вечером с работы, мы пили чай, а потом два часа делали специальные упражнения. Поздно ночью заканчивали, а в семь утра он меня уже будил. Если я ругался, он обливал меня холодной водой... Как у него хватало на это сил, я не понимаю, но только благодаря ему я выправился. А недавно, на прогоне "Спартака" перед премьерой, я получил от брата из зала смс-ку: «Мое существование на этой земле уже оправдано, потому что есть ты и твое искусство». Я чуть не заплакал в гримерке. - Некоторые танцовщики танцуют до 40-50 лет и внешне отлично выглядят. - Я считаю, что в каждой профессии есть свои издержки, и сетовать на судьбу или на здоровье просто глупо. Артисты балета выглядят хорошо, потому что у них строгий режим, ежедневный тренинг. Это естественно: любые постоянные нагрузки делают человека здоровее и продлевают его жизнь. Занимайся спортом, хотя бы спортивной ходьбой, и будешь до ста лет жить! У моего наставника (кстати, учителя Эйфмана) Георгия Алексидзе есть девиз, которым я пользуюсь уже на протяжении многих лет: «Чем больше человек занят, тем больше у него свободного времени». Это основной двигатель моей судьбы. Ничего нет лучше, чем умение правильно распределять свое время. Тогда и на отдых оно остается, и на личную жизнь, и на увлечения. Перед выпуском «Спартака» я три месяца работал без выходных. Я даже не помню, когда отдыхал в последний раз. А недавно я был номинирован на «Бенуа де ла Данс» – это самая престижная танцевальная премия, наш «Оскар» в балете. В ночь перед церемонией у меня поднялась температура под 40. Я был в таком состоянии, что вставал с кровати – и падал в обморок. Но это была не простуда, не грипп, не мандраж – нервное истощение и перенапряжение. Я себя загнал. - Сколько часов в день вы работаете? - Не знаю, сбился со счета. Я же работаю не только у Эйфмана, а еще и в Михайловском театре, и над собственными проектами, и с фигуристами, которым я ставлю хореографию. - Как к фигуристам-то попали? - Волею случая. Тренер Алексей Мишин захотел, чтобы Эйфман поставил номер для Евгения Плющенко. Эйфман, в силу своей занятости, этим заниматься отказался, да и потом, лед – это совершенно другая специфика. Психологически, я думаю, очень трудно прийти и почувствовать, что ты чего-то не знаешь и не умеешь, тем более, если находишься на таком уровне, как Эйфман. Пригласили меня: я как раз не танцевал после очередной операции. Я молодой, без комплексов, мне все как с гуся вода. Мы встретились, все обсудили, понравились друг другу и начали работать. Мишин – это просто класс! В нем есть стержень и безграничный педагогический талант. У нас отношения изумительные – и с ним, и с его командой. - А как вам работалось с Анастасией Волочковой? - Интересно. Она очень хотела танцевать хореографию Эйфмана. У нас было несколько концертов в Мариинке, в Александринке, во МХАТе. У Насти тоже прекрасная команда. Она собрала вокруг себя таких ребят классных – начиная от своего мужа и заканчивая рабочими сцены. У каждого артиста есть своя ниша в искусстве. Волочкова честно занимает свою. Она, кстати, сама себя адекватно оценивает. У нее есть свой зритель, и ее это устраивает. - Но Антон Сихарулидзе в проекте «Звезды на льду» был от нее, м-м, не в восторге. - Он сам знаете, какой «острый»? С Настей нужно иметь колоссальное терпение. Она очень трудолюбивая, всегда внимательно слушает. А у льда особая специфика. Если в балете нужно быть на вытянутых ногах, то в фигурном катании – на согнутых. Настя привыкла все время тянуть стопы. Естественно, ей было в проекте трудно. А Антон же нетерпеливый, горячий, импульсивный товарищ. И, конечно, его бесило, если он просил сделать плие, а она обещала – и не делала, или делала через раз. Мне было проще. Тоже были проблемы, но Настя старалась. Она дарит море позитива, и это людям нравится. - Вы тоже излучаете позитивную энергетику и производите впечатление абсолютно счастливого человека. Чем подпитываетесь, кроме работы? - Кино очень люблю, книги, театр. Катаюсь на виндсерфинге на Финском заливе. Когда ты один на этой доске, ветер, скорость, ты несешься, и нужно справиться с управлением – это такой адреналин! В шторм когда катаешься, волны, шквальный ветер до 20 метров в секунду – убиться можно. - Это же травмоопасно! - Да, и страшно. Зато борешься со своим страхом. Я это обожаю. Преодоление необходимо, чтобы развиваться. Нужно все время преодолевать в себе какие-то вещи, в чем-то себе отказывать, лишать себя чего-то, доказывать. - А вы похожи на спортсмена. На хоккеиста, если честно. - Это работа у Эйфмана делает нас такими. Ну, и на коньках я, конечно, катаюсь. В детстве, до поступления в балетное училище,играл за хоккейный клуб "Котлин" в городе Кронштадте. Я, кстати, думал: как хорошо было бы мне продолжать играть в хоккей профессионально. Сейчас бы в НХЛ зажигал, играл бы за сборную России на чемпионатах…Я всегда любил проявления мужественности больше, чем проявления каких-то, знаете, таких чисто женских штучек: грим, трико… - Вот тут я не могу не спросить вас про бурные проявления гомосексуализма и нетрадиционной сексуальной ориентации в балете и в искусстве в последнее время. - Давайте поговорим об этом. Я вам сейчас объясню. Привязка «голубизны» к балету или к искусству – это очень условно. Сейчас нетрадиционной сексуальной ориентации вообще много везде! Пойди на завод – и пожалуйста тебе. - Да ладно – завод. В театре этого явно больше! Почему? - Ну, как «почему»? Потому что «боге-ема»! Вся жизнь в искусстве. На сцене постоянный контакт друг с другом: и тактильный, и визуальный. Плюс потные, оголенные люди… - Но у вас на репетициях и мальчики, и девочки потные и оголенные. Почему же так неприятен вдруг становится именно противоположный пол, и так тянет к своему? - Видимо, кого-то не удовлетворяет только противоположный пол, ищут разнообразия. Когда у тебя в основном «эстетско-физическая нагрузка», то мысленно и духовно себя как бы перестаешь развивать. Ты все время думаешь о ролях, готовишь свои партии. А в свободное-то время хочется и отдохнуть, расслабиться! А еще существуют и примеры наших великих танцовщиков… - Если вы имеете в виду Нуреева, то у него была просто неуемная жажда жизни: он хотел попробовать все и сразу. - Понимаете, есть люди – экспериментаторы, которым это необходимо, которые живут только так. Для них нет определенного табу. Они хотят набрать опыт и сделать выводы, впитать, чтобы затем выдать в творчестве. Может быть, Нуреев и отличался этим: все хотел прощупать, понять… А для Эйфмана главное – не твоя ориентация, а то, как ты выражаешь себя. Хотя он как-то сказал мне, что голубые танцуют интереснее. - Пластика другая? - Да, женственные, манерные нотки появляются… А я буду всегда доказывать обратное. - «И никогда не буду голубым»? - Судя по моей бывшей красавице-жене, наверное, нет, но никогда не говори «никогда» – всякое бывает... Именно мужской танец может быть гораздо интереснее. И потом, артистов можно развивать и иными способами. По-моему, нашу труппу необходимо модернизировать, приглашая мастеров другой пластики, которые бы нам преподавали то, чего мы еще не знаем. Разные стили и направления сейчас существуют в современном танце: например, уличный, джазовый, хаус, хип-хоп. Все это даст возможность из нас что-то новое вытаскивать и применять в его хореографии. - И что, Эйфман противится? Или ему не нравится, что не он это предложил? - Мы сами стараемся быть более развитыми. Мне кажется, искусство нужно не для того, чтобы прославлять имя театра, а для того, чтобы производить яркий продукт. Конечно, спектакли Эйфмана – потрясающие, их многие любят. Но везде, в основном, фигурирует «Борис Эйфман». Артисты чаще всего остаются в тени. Я не могу этого понять. Есть Мариинский театр, есть Большой. Сами по себе они – брэнды, но все знают их звезд поименно. В нашем театре столько достойных артистов, которые заслуживают признания, а брэнд у нас – Эйфман. Но он и так уже знаменит! - Наверное, он хочет славы Мориса Бежара. - Зачем к этому стремиться? Невозможно проделать чужой путь. Есть Бежар, есть Килиан, а есть Эйфман. У каждого своя ниша и своя слава. Нужно быть самим собой. - Может, вы хотите в будущем свою труппу создать? - Почему бы нет? Я всегда стараюсь что-то делать по мере сил и возможностей. Не знаю, насколько хорошо это получается, но мне кажется, что я на правильном пути. У меня есть внутреннее ощущение счастья. - А «мечта-идея» у вас есть? - Пафосно может прозвучать… Но если глобально, то мечтаю сделать что-то, что поможет вернуть России звание передовой державы балета. Я люблю свою страну. Я раньше хотел уехать куда-нибудь, чему-то научиться, а потом подумал: а зачем уезжать для этого? Лучше двигать все изнутри. Можно оттуда черпать, а отсюда – двигать. Как говорится, где родился, там и пригодился.
Светлана: русский перевод Михаил Барышников: 'Я - продвинутый дебютант' ("Le Monde", Франция) Я не позволял запирать себя в рамках одного жанра Розита Буассо (Rosita Boisseau), 20 июля 2008 Мы встретились cо звездным танцовщиком Михаилом Барышниковым на фестивале в Афинах, где он выступает с начала июля. Одет он был как отпускник - рубашка-поло и короткие брюки в бело-синюю полоску, - но сидел за компьютером. Этот приемный сын Америки раздавал автографы подросткам, которым он известен в основном тем, что снимался с Сарой Джессикой Паркер в телесериале 'Секс в большом городе'. 'Пришло время сделать что-то, что могли бы смотреть мои дети', - так объяснил этот свой шаг 'Миша' американским журналистам. В свои 60 лет это танцовщик, чья потрясающая пластичность заставляет позабыть о его небольшом росте, готов к новым приключениям. - Что побуждает Вас выбрать тот или иной артистический проект? - Мне повезло, что я могу себе позволить не работать ради куска хлеба. А это коренным образом все меняет. Я соглашаюсь на несколько предложений в год, но не делаю безумное количество проектов. Я поддерживаю свою физическую форму. Самый большой вызов - это проблема свободы выбора, которая, кстати, лежит в основе демократии. Без выбора жизнь становится ужасной. Правда и противоположная ситуация не легче. Мне предлагают принять участие в фильмах, спектаклях, театральных пьесах . . . Партнеры Слишком широкий выбор требует подходить к проектам с осторожностью. А если Вы хотите получить от работы удовольствие и сделать проект успешным - задача становится еще сложнее. Я научился беззаботнее относиться к будущему, не быть слишком агрессивным в поисках проектов. В одном можно быть уверенным наверняка - я никогда не оглядываюсь в прошлое. Жизнь слишком коротка. Зато, я думаю о зрителях, когда для программы, наподобие афинской, придумываю тандем из маститого шведского хореографа Матса Эка (Mats Ek) и молодого Дэвида Ньюмана. - Ваш актерский, даже клоунский, дар хорошо проявляется в дуэте с Ньюманом. Вы не подумываете, перейти в драматические актеры? - У Дэвида бездна юмора, он меня часто смешит. Мы познакомились этой зимой, когда работали над спектаклем 'Короткие пьесы Беккета (Beckett Shorts), поставленным Джоан Акалайтис (JoAnne Akalaitis) в Нью-Йорке. Мы часто дурачились, импровизировали. Именно так родилась идея дуэта. Дэвид родился в известной в Нью-Йорке актерской семье - Филип Гласс (Philip Glass), который написал музыку к пьесе, знал его еще ребенком - и, до того как стать танцовщиком, он был актером. Его компания называется Advanced Beginners Group. Продвинутый дебютант. Я себя им практически ощущаю (смеется). Дэвид - мальчишка по сравнению со мной, человеком, как говорится, зрелым. (Он встает и, смеясь, изображает дряхлого старца). - Когда Вы бежали на Запад в 1974 году, у Вас за спиной уже был весь классический репертуар. Создается впечатление, что с тех пор Вы станцевали почти во всех значимых в истории балета спектаклях, как классических, так и современных. - Не знаю, стоит ли рассматривать это под таким углом : Это - вопрос любопытства и инстинкта. Я - танцовщик, хотя сам термин меня несколько раздражает. Согласно традиции XIX века, есть благородные танцовщики, а есть характерные, которым лучше удаются выразительные или фольклорные сцены. Я не позволял запирать себя в рамках одного жанра. Я действую по-другому: я знаю, на что способен, но так же и то, что хочу сделать, пусть это не совсем мое. Роль может мне не подходить, но главное, чтобы я был в ней убедителен. - Вы создали Центр Искусств (Baryshnikov Arts Center), чтобы поддерживать творческих людей. Вы помогаете французским хореографам, например Алену Бюфару (Alain Buffard) или Борису Шармацу (Boris Charmatz). Расскажите об этом поподробнее . . . - Мой центр не является коммерческим предприятием. Нам помогают меценаты, мы устраиваем бесплатные вечера. Идея состоит в том, чтобы действительно помочь молодежи. Что же касается Франции, то безумно интересно наблюдать, как постановщики 'новой волны', например, Борис Шармац, вдохновляются творчеством американских экспериментаторов, таких как Симона Форти (Simone Forti) или Стив Пакстон (Steve Paxton). - Какой Ваш самый любимый современный хореографический спектакль? - Постановка Дэвида Гордона The Matter Ouverture, на музыку Минкуса, написанную к сцене 'Теней' в Баядерке(1877). Гордон проводит по сцене людей всех возрастов, в том числе и детей. В этом такая простота, я обожаю такие вещи. - А любимый классически балет? - (Морщится). Скажем так - 'Жизель' на музыку Адольфа Адама (1841), романтический балет, я его много танцевал. Мужичина может интерпретировать роль Альбрехта на любом отрезке своей жизни. Этот балет будет жить вечно. Из него всегда можно сделать совершенно новую и свежую историю. Это как хорошая театральная пьеса. Последний раз я танцевал в 'Жизели' в конце 1980-х годов в Парижской Опере. У Нуреева был СПИД. Он позвонил мне в Нью-Йорк и попросил его заменить. Я сел на Конкорд, исполнил свою партию и в тот же день улетел обратно, чтобы участвовать в программе New York City Ballet. Полное сумасшествие. Когда я сегодня об этом вспоминаю, поверить не могу (Изумленно смеется). - В Вашем центре висят русские гравюры. Вы все еще ощущаете себя русским? - Я живу в США уже тридцать пять лет. В глубине души русским я себя никогда не чувствовал. Даже ребенком я не чувствовал себя дома. Родители уехали из России: мой отец был военным, служил в Риге (Латвия), где я и родился. Моя мать . . . (она покончила с собой, когда ему было 12 лет). Я говорил по-латышски, мои родители - нет. В 15 лет я уехал учиться в Ленинград (Санкт-Петербург), но это ничего по сути не изменило. - Недавно вышла Ваша книга 'Merce My Way' ('Мерс, как его вижу я') с фотографиями постановок хореографа Мерса Каннингема (Merce Cunningham).Почему изображения на фотографиях такие размытые? - Фотографией я занимаюсь уже двадцать пять лет. Я попросил у Мерса разрешения бывать на репетициях. Мне нравятся расплывчатые изображения, потому что эта техника позволяет передавать движение. По-моему, это придало некоторую эмоциональную окраску хореографии Мерса, которую считают слишком абстрактной и холодной.
Карина: Юрий Григорович: «ИСКУССТВО ТАНЦЕВАНИЯ НА МЕСТЕ НЕ СТОИТ» Пятый год подряд Мариинский театр отдает в межсезонье свою сцену Краснодарскому театру балета под руководством Юрия Григоровича. Жест отчасти символичный – именно здесь Григорович начинал свою карьеру танцовщика, а потом и хореографа. Оставалось менее часа до начала спектакля «Ромео и Джульетта», и, несмотря на то, что Юрий Николаевич торопился делать какие-то последние замечания своим танцовщикам, он согласился поговорить с вашим корреспондентом. Когда в прошлом году отмечали ваш юбилей, вы сказали, что прожили «два раза по сорок»… Два раза по сорок – это как две жизни, не такие уж маленькие: первая – ленинградская, вторая – московская. В Ленинграде, на Моховой, я и родился. А последняя моя питерская квартира была на Мойке, рядом с Пушкиным. Я люблю этот город и привязан к нему. Слава богу, семнадцать лет протанцевал на Мариинской сцене. Тут я начал работать и как балетмейстер… Есть еще люди, которые помнят, как замечательно вы в «Князе Игоре» танцевали половчанина… Половчанина, должен заметить, танцевал еще мой дядя, Георгий Розай, и Фокин его очень хвалил. Так что эта моя любовь к половецким пляскам наследственная… А ставить вы, кажется, начали в 20 лет, совсем мальчиком. Да, сразу после окончания училища. Втянул меня в это дело балетовед Юрий Слонимский – привел в детский коллектив ДК Горького, и там я поставил свой первый спектакль, «Аистенок». Кажется, он шел там до недавнего времени. Почему вы в свое время уехали в Москву? – ведь у вас, здесь, в Кировском, были такие победы: «Каменный цветок», «Легенда о любви»… Ой, это долгий разговор, отдельная тема. Да многого я уже и не помню... Ну, возникли обстоятельства, заставившие меня из Кировского уйти, хотя у меня тут были замечательные единомышленники – Ирина Колпакова, Алла Осипенко, Анатолий Грибов. Потом Министерство культуры пригласило меня в Большой театр. С тех пор живу в Москве. Сейчас было сорок лет, как я поставил в Большом «Спартака». Уже какое поколение его танцует! – от Васильева Владимира до Васильева Ивана. Что-нибудь за это время в спектакле изменилось? Немножко. Вообще говоря, если спектакль живет десятилетия подряд, перемены неизбежны. Искусство танцевания на месте не стоит. Ни «Спящая красавица», ни «Баядерка» не идут так, как они шли во времена Петипа. Вот, скажем, пантомима – какое место она занимала в балетном спектакле XIX века, и какое сейчас? Ну и вообще весь этот архаический антураж - фанерные слоны и плюшевые тигры в «Баядерке» - как это может существовать на сегодняшней сцене? У меня «Баядерка» идет без слонов и без тигров. Хотя в главном классика не стареет. Думать иначе – это все равно что предпочитать Сальвадора Дали – Рембрандту только на том основании, что первый родился на сколько-то сот лет позже второго. И еще раз скажу: классика не стареет. Потому она и классика. А уж кто как ее интерпретирует – дело другое. У нас были две грандиозных балетных труппы, и они таковыми и остались – труппа Большого и труппа Мариинского. У меня, когда я работал в Большом, было в распоряжении 250 артистов – где еще такое найдешь? В Гранд Опера, где я недавно ставил, – всего 170. Что значит управлять балетной армией в 250 человек? Что для этого требуется? То, что требуется, называется словом «дисциплина». Никакой анархии. А вот сейчас балерины ходят к руководству и говорят, чтобы такую-то, например, в театр не приглашали… К вам с таким можно было бы придти? Я не знаю, кто это ходит, у кого?.. Хотел бы я посмотреть, как бы с этим пришли к Станиславскому, или к Мейерхольду и сказали: «Знаете, мы бы хотели…». Вас, вроде бы, как-то назвали «Сталиным русского балета»… Это глупо. Я просто делал то, что считал нужным. И дирекция меня поддерживала. За это мне и деньги платили. Вот говорят, что я в Большом театре все ставил сам, и больше никому ничего не давал… Не так: за те 33 года, что я там проработал, у меня перебывало сорок балетмейстеров, ставивших помимо меня. Да и как бы я мог со всем справиться? – ведь, кроме постановочной, у меня была большая административная работа. А какая труппа, по-вашему, лучше – московская или петербургская? И какая школа? Ой, не надо ничего сравнивать и расставлять по номерам – номер один, номер два… Есть разные особенности, характеры – как у людей. Петербургская школа, может быть, более холодная и более чистая. Московская – более темпераментная. Но они похожи. Балетоманы наши говорят, что петербургская школа свой стиль теряет. Может быть. Руководителей нужно хороших назначать, чтобы стиль не терялся. Вот и все. Знакомы ли вы с сегодняшней ситуацией в Мариинском театре? Смотрите ли их спектакли? Нет, не знаком и не смотрю. У меня времени нет. Когда я сюда приезжаю на гастроли, мариинские уже в отпуске. Что будет с вашей краснодарской труппой теперь, когда вы приняли приглашение Большого театра? В Большом мне работы хватит, но и краснодарцев я не оставлю. Это все мои дети, мы работаем вместе больше десяти лет. И Волочкова… Она в Краснодарском театре не работает – только приезжает на спектакли. Волочкова человек удивительно трудолюбивый и способный. Сейчас она в очень хорошей форме. Я с удовольствием с ней работаю, хотя определенные ограничения имеются, – в балете, как и вообще в театре, существует понятие «амплуа». Не знаю, как бы Волочкова станцевала, например, «Тщетную предосторожность». Наверное, никак. Как сочиняются балеты? Это вопрос трудный. Не знаю. Какого-то разработанного метода на все случаи у меня нет. Скажу только, что сначала нужно изготовить какой-то драматургический скелет, а уж потом обтягивать его танцевальным мясом. Как вы относитесь к тому, что танцовщики сейчас меняют, упрощают канонический текст, танцуют как им удобно? Тот, кто разрешает это делать – плохой руководитель. Как можно менять балетмейстерскую работу? Балетмейстер сам может что-то поменять. А актер – исполнитель, и должен следовать тому, что поставлено. Ну, Петипа уже ничего не в силах изменить… Понимаете, нужно с одной стороны сохранять традицию… А с другой стороны модернизировать. Вообще, как вам сказать? Это все равно, что реставрировать старую икону… Один – богомаз – сделает плохо, а другой – хорошо. Вот и все. Вы не возражаете против того, чтобы и модерн, и классика в репертуаре соседствовали? Некоторые хотят, чтобы и драмбалеты вновь шли на Мариинской сцене. Все жанры хороши, кроме скучного… если это будет интересно, почему не восстановить? Это продолжение классической традиции. Важны пропорции, национальные достоинства важны, а не так просто, чтобы как обезьяны… Что из модерна вам нравится – можете назвать? Ну, что-то нравится, называть не буду конкретно – что-нибудь обязательно забудешь… Хотя, модерн – на десять-пятнадцать минут, это еще можно, а вот так, чтобы держать внимание на весь вечер – трудно. Я, по крайней мере, не видел, хотя знаком с творчеством всех западных балетмейстеров. И с Баланчиным, и с Бежаром, и с Роббинсом – со всеми встречался и разговаривал. И многое, из того, что они делали, мне нравилось. Ну, они использовали и классическую лексику – это естественно. Изменился ли балетный артист за последние десятилетия? Сейчас совсем другая телесная культура – все растянуты, как гимнасты, очень атлетичны… Да все меняется, и профессиональные навыки в том числе. Мы же тоже берем отовсюду: многое пришло из бытового танца, из спорта. И все это, врастая в классическую систему танца, дает ему новую жизнь. Да, сейчас очень большое внимание уделяется чисто технической стороне дела. Техника, внешнее, трюк и блеск идут на первом месте. Когда Павлову спросили, что она чувствует, когда танцует, она сказала: «Я хочу, чтобы через мои движения было сказано о моей душе». Сейчас этого мало. Душевность почему-то уходит из балета – мне так кажется. Вы считаете, что можно простить, если что-то недоверчено и недокручено? Или неряшливые стопы… Ну, это вопрос школы… А количество туров – не самое главное. Есть же что-то другое в искусстве танца – выразительность, которая должна дать ощущение того, что персонаж вам что-то рассказывает… Но спрос изменился. Изменилось качество публики – теперь очень необразованная публика. Надо ведь много знать – музыку, сценографию, движения. Но мы не можем рассчитывать на то, что в театр буду приходить люди, прослушавшие краткий курс истории балета… Тем не менее – это синтетическое искусство, которое надо уметь воспринимать. Та публика, которая это умела, уже ушла, а новая еще не пришла… Может, придет еще… Может быть… Вы это, наверное, застанете, а я уже нет… Марианна Димант «Вечерний Петербург», 6 августа 2008, № 142
Карина: источник Василий БАРХАТОВ в эфире радио «Культура» Василий Бархатов - режиссер-постановщик, Мариинский театр 06.08.08 14-00 Гость: Василий Бархатов театральный режиссер, постановщик премьерной оперы «Братья Карамазовы» в Мариинском театре Тема: современная опера, Достоевский на оперной сцене Ведущая – Е. Чишковская Василий Бархатов: Мне уже давно понравилась книга Достоевского «Братья Карамазовы». Когда Валерий Гергиев предложил поставить оперу, написанную специально для Мариинского театра, мне показалось это заманчивым. Конечно, я опасался. Я еще не видел материала, но сразу согласился. Существует достаточное количество оперных опытов на Достоевского. Они рассказаны своим композиторским языком, и мне стало интересно, что же выйдет на этот раз. Когда я посмотрел материал, конечно, я и художник Зиновий Марголин приняли решение участвовать в этом проекте. Мы не пожалели об этом. Василий Бархатов: Конечно, репетиции – это физический труд, тяжелая «пахота», как в шахте. Репетировать с утра и до вечера – это физически и психологически очень сложно. Я относился к ряду тех людей, которые считали произведение Достоевского не театральным и, тем более, не оперным. Это, как при переезде с квартиры на квартиру. Существовала опасность безвозвратно посеять дорогие читателю вещи. Опера выстроена несколько иначе, чем книга, и мне хотелось сохранить какие-то вещи, факты, события. Это можно сделать с помощью сценического языка и вернуть содержание Достоевского. Когда говорят, что опера – это нечто условное, эти высказывания вызывают у меня жуткое неприятие и просыпается мой юношеский экстремизм. Василий Бархатов: Я хочу осуществить еще одну мечту – поставить Достоевского «Записки из мертвого дома». Это достаточно сложное произведение. Это, скорее всего, фестивальное и разовое произведение. На территории России, конечно, никто не решиться его оформить. Оно достаточно большое, странное и требует определенной зрительской подготовки и собранности. В Мариинском театре маэстро Гергиев занимается политикой просвещения во всех отношениях. Это сказывается на том, что мне, например, человеку в 25 лет уже удалось поставить «Братьев Карамазовых».
Карина: источник Выпуск № 146 от 08.08.2008 Михаил Мессерер: «Мастер обслуживает танцовщиков» Светлана РУХЛЯ Сын блистательной балерины Суламифи Мессерер – Михаил Мессерер родился в Москве, окончил Московское хореографическое училище, начал карьеру танцовщика в труппе «Молодой балет» под руководством Игоря Моисеева, продолжил в Большом театре и... поменял судьбу. Спасаясь от косности и несвободы, Михаил оказался «невозвращенцем» и искренне полагал, что путь на родину заказан навсегда. К счастью, его «пророчество» не сбылось, и сегодня самый востребованный в мире балетмейстер-репетитор, педагог лондонского Королевского балета – желанный гость в российских театрах. С Михаилом МЕССЕРЕРОМ, который провел серию мастер-классов в Михайловском театре, встретилась наш корреспондент Светлана РУХЛЯ. – Михаил Григорьевич, как вам работалось в Михайловском театре? – Я счел за честь давать здесь мастер-классы, работать с этой труппой. Всемирно известный танцовщик Фарух Рузиматов – деятельный, ищущий художественный менеджер. Надеюсь, театр создаст ему все условия для того, чтобы он поднял труппу на очень высокий уровень. – С чем, на ваш взгляд, был связан кризис, с которым столкнулся советский балет в последние десятилетия прошлого века? – Узость репертуара и недостаточно вдумчивое отношение к классике способствовали тому, что некоторые элементы школы были упущены. Но я не стал бы обвинять кого-то конкретно. Порой дело в стечении обстоятельств. Бывают попытки сделать что-то хорошее, а в итоге «то нос увязает, то хвост вылезает»... Например, я, бывший москвич, помню гастроли Большого театра в Лондоне, которые производили удручающее впечатление, помню, как Большой выступал на неподходящих площадках, при полупустых залах. В моих глазах – и как профессионала, и как обожателя искусства Большого – то был провал. Но это осталось позади. К слову, самым дорогим для меня периодом Большого – я застал это юношей – всегда был период первых зарубежных триумфов театра: 1950 – 1960-е годы. – Русский балет возродился? – Однозначно. Во всяком случае в Мариинском и Большом театрах. В России столько блестящих балерин! Самое же главное, что в руководстве театров оказались очень талантливые люди: Махарбек Вазиев, Борис Акимов, Алексей Ратманский. Важно, что у руля стоят люди прогрессивные, и именно благодаря им русский балет вернулся на первое положение в мире. – Интересно, почему он изначально на первом положении оказался? – Нигде в мире не было столь длительной традиции, и почва была хорошая: царский двор поддерживал балет, потом коммунисты. – Вы изнутри знаете все ведущие балетные труппы мира. Можно ли сказать, что они кардинально отличаются друг от друга? – Труппы становятся все более и более похожи, происходит «взаимопроникновение». Но все же есть различия. Порой в каких-то сугубо профессиональных вещах, которые обыкновенному человеку могут быть даже и незаметны. – Это хорошо или плохо? – Индивидуальность, безусловно, стирается. И как зрителю мне жалко, что я не могу приехать в Данию и увидеть чисто датскую школу, а в Лондоне чисто английскую. Ведь интересно было бы получить какой-то бонус «национальный» к спектаклю. Сегодня же, если попадете на удачный состав исполнителей, датский репертуар в Большом театре станцуют не хуже, чем в Дании, и готов засвидетельствовать, что Баланчина в Мариинском театре танцуют лучше, чем в Америке. А, например, в шведском Королевском балете вам великолепно исполнят английский репертуар (опять же, коль повезет с составом). Это связано еще и с тем, что сейчас артисты – «перемещенные лица». В английской, например, труппе вы с трудом найдете англичанина. Правда, в России и во Франции большинство «своих». – А как отражаются на исполнении классики изменившиеся тела артистов балета? Между пропорциями Анны Павловой и Ульяны Лопаткиной – пропасть. – Эстетика классического балета, без сомнения, изменилась. Сильное влияние на нее оказывает спорт, но это не может быть ни плохо, ни хорошо – это просто развитие. Что-то замечательное было раньше, теперь оно, к сожалению, ушло. А создавая новое, не хочется, конечно же, терять хорошее старое. Но что-то очень важное пришло именно сейчас. К тому же, не забывайте, что восприятие во многом зависит от вкуса. – Как вы относитесь к мнению, что поэтическая сущность искусства Галины Улановой не оказалась бы сегодня востребована, физические же параметры не позволили бы ей сегодня вырасти в великую балерину? – Если бы «готовая» Галина Уланова перенеслась вдруг в сегодняшнее время, то можно предположить, что ее искусство показалось бы странным... Хотя, кто знает, может быть, она произвела бы революцию и все сказали бы: «Вот так надо танцевать!». Спрогнозировать подобные вещи невозможно. А если бы сегодня она только начинала занятия балетом, не исключено, что занятия эти пошли бы по другому сценарию и ее данные развивались бы иначе. Вспомните известных балерин-«ассолют». Ни Марго Фонтейн, ни Майя Плисецкая, ни Алисия Алонсо не имели «абсолютных» данных: или не обладали исключительными стопами, или у них не было такого шага, как у сегодняшних исполнительниц, такой, как у них, длины рук и ног. Но это были фантастические балерины. Или возьмите мужчин: у гениального Михаила Барышникова красивые стопы, но нельзя сказать, что у него идеальное сложение. А Владимир Васильев? Слава богу, что его приняли в балетную школу с такими данными, но он, на мой взгляд, самый великий из виденных мною танцовщиков. Хотя уверен: изначально невозможно было предположить, что ребенок разовьется в «Васильева». – Наверное, немало достижений кануло в Лету вместе с непринятыми в балетные школы и отчисленными «за профнепригодность». – Не исключаю, что потери очень большие. Тут многое зависит и от чутья педагога, и от существующего кадрового расклада. Школы ведь заинтересованы, чтобы их выпускники получали работу, и уже при приеме педагог может учитывать, какая балерина в сегодняшнем театре будет востребована, а какая – нет. – Вы не жалеете о том, что предпочли работу педагога танцевальной карьере и ушли со сцены несколько раньше, чем могли бы? – Помню, как это произошло. Меня позвал Валерий Панов работать ведущим танцовщиком в бельгийский Королевский балет. И в то же время меня пригласили преподавателем-хореографом в лондонский Королевский балет, плюс с предложениями преподавать ко мне обратились труппы Мориса Бежара, Ролана Пети, Австралийский балет. И всю эту педагогическую деятельность реально было совместить. Я и подумал, ну потанцую еще немножко, а вдруг потом преподавать меня никто не пригласит?! Но это не было «жертвенное» решение, я ведь и ГИТИС окончил по соответствующей специальности, да и вообще педагогика меня с самого детства привлекала. Еще в училище я «давал классы», когда наш педагог пропускал занятия. И я уже тогда видел, что ребятам они нравятся, и получал от этого удовольствие. Рано сформировался и мой основной принцип: «мастер обслуживает танцовщиков», для меня всегда важно, чтобы мой мастер-класс нравился артистам, был, как мы выражаемся, «по ногам». – Можно ведь быть блестящим танцовщиком и... никаким педагогом. – Профессии разные. Существует много примеров, когда хорошие танцовщики не становились хорошими педагогами, и наоборот. Причин много. Например, чтобы стать успешным педагогом, важно понимать, как сделать движения «правильно», а многие талантливые исполнители делают что-то интуитивно. Хотя, конечно, замечательно, когда и балерина великая, и педагог прекрасный. Такие случаи в истории были, хотя и не очень часто. Мой дядя Асаф Мессерер был великим танцовщиком и великим педагогом. Марина Тимофеевна Семенова – великая балерина, много десятилетий успешно преподававшая в Большом театре. – А кризис хореографов все еще продолжается? – Он, конечно, есть. Идей много, но необходимо иметь талант, чтобы идею воплотить. Например, мало кто верил, что получится восстановить «Светлый ручей» Лопухова, что кто-то сможет сделать спектакль, который прозвучит сегодня. Но вот выдающийся современный хореограф и умнейший человек Алексей Ратманский создал замечательное возобновление «Светлого ручья» – я был потрясен! Просто не ожидал такого: ведь возобновленный вариант должен быть лучше оригинала: требования-то возросли. Мы стали более избалованы – нам ведь во всем подавай «владычицу морскую», хотим, чтобы в одной звезде сочетались поэтика балерины Х, шаг балерины Y, прыжок балерины Z... – Есть музыка, которую вы мечтали бы увидеть воплощенной в хореографии? – «Юпитер» Моцарта, но в постановке, адекватной гению композитора. ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА
Карина: источник Виктория Терешкина: «Звездная болезнь - это глупо» Елена ПЕТРОВА Опубликована: 13 августа 2008 02:22:15 Статья из АИФ №33 от 13 августа 2008 00:00:00 Мариинский театр закрыл юбилейный, 225-й сезон. Важнейшее свидетельств того, что театр жив и здоров, - появление новых звезд. Одна из них - Виктория Терешкина. В Мариинском она всего с 2001 года, но уже танцует все ведущие партии, завоевала известность в мире, стала Заслуженной артисткой России. «Не зазвездись!» - Когда узнала, что удостоена звания Заслуженной, у меня невольно вырвалось: «А не рановато ли?!» Подруга мне сказала: «Пока ты так относишься к наградам, с тобой все будет в порядке». - Симптомов «звездной болезни» не ощущаете? - Мне кажется, это было бы глупо. Хотя, конечно, надо знать себе цену... Наши костюмеры все время предупреждают: «Викуля, смотри не зазвездись!», но добавляют: «За что мы тебя и любим, что ты этим не болеешь». - Балерины Мариинского танцуют в основном классику, которой 100, а то и больше лет. Но ведь ярче всего индивидуальность может проявиться, если повезет стать «первой исполнительницей» партии. Есть ли в вашем репертуаре хоть один номер, поставленный специально для вас? - С этого и началась моя карьера. Алексей Ратманский ставил «Золушку», и я вдруг увидела в списках себя - в партии Худышки, сестры Золушки. Думаю, ну надо же! Первый сезон работаю, и Ратманский меня заметил. Танцевала премьеру с Вишневой, Махалиной, это было очень ответственно. - И страшно? - Самым «страшным» спектаклем был другой - «Лебединое озеро», которое выпало танцевать уже на второй мой сезон. У Лопаткиной была травма, у Захаровой и Вишневой - гастроли, и тогдашний заведующий труппой Махар Вазиев решил отдать мне «Лебединое озеро». Первый раз я вышла в этом спектакле на гастролях в Манчестере и, честно скажу, чуть не умерла, у меня тряслись руки и ноги... - Сколько туфель вы снашиваете за спектакль? - В том же «Лебедином озере» - 2 или 3 абсолютно новых пары. У нас уже 90% труппы перешли на американские туфли, которые месяц могут прослужить, их даже в стиральной машине стирают. А мне они не подошли - адская боль в пальцах. И я осталась, наверное, единственным фанатом отечественных туфель. Как и положено, сама пришиваю тесемки, подшиваю пятку. Вот, кстати, иногда в рекламе показывают «балерин» - туфли завязаны на бантик, сама полновата - это ужасно. - А случались ли у вас на сцене «ужасы»? - Как-то танцевала Раймонду: ей трубадуры дают в руки лиру, она садится и играет. Беру лиру, «играю», но чувствую, как-то неудобно мне ее держать. Потом один оркестрант сказал, что инструмент-то был вверх ногами! Жизнь в кредит - Успех успехом, но многие молодые звезды Мариинки живут в общежитии. У вас появился свой угол? - В этом году приобрела квартиру, в кредит. А до этого тоже жила в общежитии, я ведь не коренная петербурженка, приехала в Академию балета из Красноярска. Честно сказать, я не хозяйственная, может, из-за занятости. - Какие еще жертвы требует от вас искусство? - Не могу завести домашнее животное. Я все время в разъездах. Иногда по месяцу гастроли бывают. - Закончен труднейший сезон, сколько времени позволите себе отдохнуть? - Еще поеду на «свои» гастроли, а от всех других предложений отказалась, потому что если не отдохну, не знаю, как дальше выдержу. Дней десять мне нужно ничего не делать, чтобы организм полностью расслабился: отсыпаться, загорать, купаться. А потом буду постепенно входить в норму, потому что с 11 сентября у театра гастроли в Испании. - Вы сказали о «своих» гастролях. У вас есть импресарио, который их организует? - Нет, мне просто звонят из-за границы, приглашают. Или вот танцую с такими звездами, как итальянец Роберто Болли, испанец Анхель Корейя, они берут мой телефон, чтобы договориться о новом выступлении. - У вас успешная карьера, что не может не породить зависть. Вы ее чувствуете? - Как-то я сказала, что в Мариинском театре не может быть друзей, но сейчас убедилась в обратном. А уж рассказы про старые времена, когда песок на сцену сыпали, гвозди в туфли подкладывали... даже не верится, что такое может быть. - Вы достигли высшего положения в театре. О чем еще мечтаете? - О семье и ребенке. Потому что когда закончится карьера, можно остаться одинокой. Сейчас балерины не боятся рожать, быстро худеют. Тяжело с нашей профессией иметь личную жизнь.
Светлана: источник [url=http://www.inopressa.ru/faz/2008/09/26/15:01:11/gergiev]перевод[/url] "Как будто Цхинвали не хотели стереть с лица земли" 27 сентября 2008 Керстин Хольм Валерий Гергиев, один из самых незаурядных дирижеров современности, – осетин. Во время концерта в разрушенной столице Южной Осетии по взмаху его дирижерской палочки на сторону жертв встала сама музыка - Валерий Абиссалович, когда вы в прошлом месяце вместе с оркестром Мариинского театра выступали в разрушенной южноосетинской столице Цхинвали, вы исполняли Чайковского, а также 7-ю симфонию Шостаковича, получившую название "Ленинградская", в которой отразились война и страдания людей. Только в таком месте, перед такой публикой, которая пережила ночной удар и потеряла родных и друзей, можно услышать и понять, для чего была написана такая музыка. - Этим концертом я попытался немного облегчить этим людям горе, обрушившееся на них. Мы играли 5-ю и 6-ю симфонии Чайковского, а между ними первую часть симфонии Шостаковича. Все эти три произведения великолепны, и все они связаны с Петербургом. В пятой Чайковский дает зазвучать всему прекрасному, что есть в жизни, а шестой – ужасу смерти. Сначала она озаряется светлыми силами, затем темными. Симфония таит в себе мистическое предчувствие смерти, она стала последним произведением Чайковского. "Ленинградская" симфония Шостаковича несет в себе программу, которая не выступает на передний план, не отдает банальностью – и подразумевает не только Сталина и Гитлера. Жизнерадостная мелодия, звучащая вначале, ассоциируется с готовностью жить в мире. Ужасные события в Европе и Советском Союзе как бы перекатываются через нее. 7-я симфония – это протест против убийства невинных, как это произошло и в Цхинвали. Город маленький. Ночью все спят. Все спали и тогда, когда грузинские танки вошли в город и Цхинвали подвергся огню из гранатометов. - Искусство может сделать человеческие страдания трагедией, придав им тем самым выражение и сделав их достойными. Но на Западе вас подвергли критике из-за концерта в Цхинвали. - Писали даже, что концерт стал политическим манифестом или даже символом победы. Это полный абсурд. Концерт не нес ни политического, ни военного послания. Но я же осетин. Осетинский народ пережил в августе второй ужасный удар за короткий период. Ужасная резня в школе североосетинского Беслана произошла всего четыре года назад. Этот теракт коснулся не Москвы, не Чечни и даже не Грузии, где из него сделали бы национальную трагедию. - Вы думаете о том, что осетины не имеют ни своего собственного государства, ни своей собственной республики. - Это стало потрясением. Я собирал тогда средства для Беслана, давал благотворительные концерты. Мои друзья – среди них принц Чарльз, Михаил Плетнев – не остались в стороне от трагедии. Плетнев предложил устроить концерт прямо там. Но я не смог этого сделать. Я не смог выступать перед людьми, которые потеряли в результате теракта своих детей. Теракт – это то, что предвидеть нельзя. Противодействовать этому невозможно. Военная операция – нечто другое: здесь кто-то отдает приказ, отправляя солдат, самолеты и ракеты. - Как удалось организовать концерт в разрушенном Цхинвали? - До этого я обсудил с президентом Южной Осетии Кокойты вопросы, связанные с безопасностью. Я не имел право ставить на кон безопасность своих музыкантов. Думаю, наш концерт многим впервые открыл глаза на то, что произошло в Южной Осетии, и заставил задуматься о тех страданиях, которые пережил южноосетинский народ. В первые дни войны в Грузии по сообщениям в СМИ Германии, Великобритании и Швейцарии складывалось впечатление, что только русские направили танки, а грузины в этом конфликте – пострадавшая сторона. И как будто не было стремления стереть Цхинвали с лица земли. После концерта я заметил, что многие европейцы и даже некоторые американцы пытались выяснить, что произошло на самом деле. - Во время гастролей Мариинского театра, которые пройдут в Берлине в начале октября, вы привезете три русские оперы, в которых рассказывается о том, как человек постоянно уничтожается силой политической борьбы за власть или экономического расчета. "Хованщина" Мусоргского показывает распад общества, которое становится добычей сменяющих друг друга предводителей придворной клики; в "Пиковой даме" жажда наживы побеждает любовь; в "Носе" Шостаковича приличное общество превращается в сюрреалистическую неразбериху. - В Берлине мы представим историю нашего театра, а вместе с этим и историю самой России. Как вы, наверное, знаете, Мариинский театр будет праздновать в этом году свое 225-летие. Он зарождался в 1773 году при Екатерине Великой как придворный театр. Наша "Хованщина" – это историческая инсценировка, она была поставлена в середине ХХ века. Художник Федор Федоровский, который получил образование еще в царские времена, являлся приверженцем академической традиции с мизансценами на фоне роскошных декораций, которые были отреставрированы в начале этого тысячелетия. - Массовое самоубийство приверженцев старой веры в конце оперы актуально и в современном мире. - Я бы не стал абсолютизировать трагический конец "Хованщины" – самосожжение староверов. Опера повествует об эпохе большой нестабильности, когда друг с другом столкнулись притязания на власть трех противоположных политических фигур: князя Хованского, Голицына и игумена Досифея. В конце побеждает четвертая сила: молодой Петр Великий, который не улаживает спор, а просто берет власть в свои руки. Мусоргский рассказал о тех событиях в гениальной музыкальной драме, в которой не только показаны коронованные особы и конфликты их жизней, а в качестве важного действующего лица выступает и простой народ. - Как можно связать игрока Германа из "Пиковой дамы" Чайковского с темой "любовь против денег"? - Герман воспевает любовь Лизы в своем мечтательном ариозо "Я имени ее не знаю", при этом звучит тема, которая позднее будет связана с таинственными "тремя картами". В начале Герман говорит, что не хочет знать имени свой страсти – а название чудо-карт он хотел знать во что бы то ни стало. - Существует ли между этими тремя произведениями какая-то связь? - Все три оперы связаны с Петербургом, они были там написаны. Действие "Пиковой дамы" происходит в Петербурге. Действие "Хованщины" совпадает с окончанием эпохи Московской Руси, ознаменовывая начало новой петербургской эпохи. - "Нос" из-за своей гротескной энергии и жесткой инструментализации производит впечатление почти черно-белого произведения. Это стало первым написанным чисто для ударных произведением Шостаковича. - К музыкальному языку "Носа" надо, конечно, привыкнуть. Но я думаю, что немецкая публика сегодня к подобному уже привыкла. Партитура "Носа" весьма претенциозна. Обычному оркестру она будет не под силу. - Оперные театры Германии все чаще приглашают оперных певцов из Восточной Азии и из Восточной Европы. В последнее время найти достойных представителей среди молодежи непросто в том числе и потому, что в семьях петь стали все реже. Как Мариинский театр набирает новых солистов? - Мы набираем артистов отовсюду. Из Сибири, с юга России, из Украины, Белоруссии и Армении. Мы могли бы снабдить подрастающими талантливыми исполнителями многие оперные театры. У нас немецкий репертуар преподают педагоги из Германии, у нас есть и французские, и итальянские педагоги. Мы открыли международные площадки многим исполнителям. В их числе Анна Нетребко, Ольга Бородина, Владимир Галузин. В этом нам помогает и российское правительство, которое целенаправленно поддерживает такие стратегические культурные учреждения, как Мариинский театр. - Вы – страстный футбольный болельщик, каким был и Шостакович. Что этот спорт дает музыканту? - Футбол – тоже своего рода театр. Энергия этой игры завораживает, то, как выражается в ней характер и воля игрока. И у немецкой команды была эта воля к победе – в 1970-е годы
Светлана: источник Королева танца Прима-балерина Диана Вишнева танцует с белорусом Игорем Колбом Татьяна Хорошилова, Москва "Союз. Беларусь-Россия" №377 от 2 октября 2008 г. Диана Вишнева - мировая звезда балета, прима-балерина Мариинки и Метрополитен-опера, одна из лучших танцовщиц Европы и мира, лауреат премии "Душа танца" в номинации "Королева танца" - готовится к новому сезону из-за вынужденного перерыва. - Диана, ваше время расписано по годам и дням. Однако в этом сезоне, насколько мне известно, вы не так часто будете выступать на сцене Мариинского театра. Почему? - У меня была травма ноги, которая была вызвана сильными перегрузками. Сейчас буду входить в форму. Еду в Германию, в местечко рядом с Дюссельдорфом, на репетиции. Я буду танцевать в ноябре на фестивале "Вупперталь", которому уже более тридцати лет. Надеюсь, моя нога восстановится и позволит съездить с труппой на гастроли. Было открытие сезона в Мариинке. Будем готовиться к большим гастролям, которые в начале октября проводятся Миланским театром в Америке. - Кто ваш кумир из хореографов? - Морис Бежар. Мне удалось поработать с ним за два года до его смерти. Это было в Турине, в "Кольце Нибелунгов", которое он сделал лет 20 назад специально для Берлинского балета. Балет сейчас восстанавливался. - Майя Плисецкая утверждала: самая удобная сцена в Большом театре. А на ваш взгляд? - Нет. Сцен, на которых мне выпало огромное счастье, честь выступать, не так много в мире. В Лондоне - Ковент-Гарден, в Париже - Гранд-опера, а еще Мариинка, Большой, Метрополитен-опера, где я сейчас работаю. Когда ты танцуешь на таких сценах, об удобстве не может быть и речи. Для меня самая удобная сцена в Метрополитен-опера. - Почему? - Для меня очень важно расстояние между зрителем и сценой. В Большом театре ложи расположены близко к сцене. Ты в какие-то моменты даже видишь людей, сидящих в них. Для меня это не совсем подходит. Я должна знать, что танцую для зрителей, но между нами - мной и зрителями - должна быть воздушная стена, аура. Зритель не должен быть рядом, зритель должен как бы подсматривать за происходящим на сцене, будь то чья-то жизнь, сюжет из нее. - Кто ваш партнер на сцене, расскажите о нем? - Мой партнер из Беларуси, Игорь Колб. Я с ним давно танцую. Он из Пинска, учился в Минске, окончил Белорусское государственное хореографическое училище. После школы приехал на конкурс имени А. Вагановой, его после успешного выступления пригласили работать в Мариинский театр. В труппе Мариинки с 1996 года. Он - профессиональный партнер. Мы с ним танцуем уже десятый сезон и в начале октября вместе выступим в Америке в балете "Жизель".
Карина: источник Классика требует жертв Или почему балеринам нельзя загорать Интервью «Российским вестям» дала звезда отечественного балета Виктория Терешкина – прима-балерина Мариинского театра, заслуженная артистка России, обладатель всевозможных премий и наград, в числе которых высшие театральные премии Санкт-Петербурга «Золотой софит» (2005, 2006), приз журнала «Балет». Душа танца в номинации «Восходящая звезда» (2006). В числе ее ролей: Никия, Гамзатти в балете Л.Минкуса «Баядерка»; Одетта-Одиллия в балете П.И. Чайковского «Лебединое озеро»; Аврора, Фея золота, Фея бриллиантов в балете П.И. Чайковского «Спящая красавица»; Раймонда в балете А.Глазунова «Раймонда»; Китри в балете Л.Минкуса «Дон Кихот»; Одалиска, Медора в балете А.Адана «Корсар»; Мирта, Зюльма в балете А.Адана «Жизель» и многие другие. - Виктория, помните ли вы свои первые впечатления, когда приехали в Санкт-Петербург? - Когда я еще была совсем маленькой и жила в Красноярске, моя мама съездила в Петербург (тогда - Ленинград), Она приехала, конечно, под огромным впечатлением и восторженно рассказывала о Питере, Ее поразила красота и парадность этого города. Таким образом, у меня уже с детства осталось это мамино впечатление, и я всегда представляла себе Петербург большим и очень красивым. И действительно, когда я приехала сюда учиться (мне было 16 лет), я сразу влюбилась в этот город, И сейчас я чувствую, что это действительно мой город! Мне он очень нравится, несмотря на то, что здесь, может быть, не совсем благоприятный климат, и, возможно, кто-то вообще его не переносит, но мне кажется, что его стоит терпеть даже только ради «белых ночей». - Есть ли у вас любимые места в Питере? - Да, это Исаакиевская площадь. Я очень люблю и сам собор, и парк, находящийся неподалеку… Ну и, конечно, очень люблю гулять во время «белых ночей» по набережным каналов или вдоль набережной Невы… - Везде пишут о сложных диетах, на которых «сидят» балерины. Так ли это, и есть ли у вас особые предпочтения к какой-нибудь кухне? - Я ем все, что хочу и сколько захочу. Мы с друзьями, наверное, знаем все места, где можно вкусно поесть. Но все-таки предпочтение я отдаю итальянской кухне. Очень люблю макароны, какие-нибудь салаты с моцареллой, рукколой, помидорами. Люблю хамон…. - Вы предпочитаете отдыхать в городе или за городом? - Я все-таки городской житель. Но, конечно, за городом другой воздух, лучше спится, поэтому если у меня появляется возможность, я уезжаю на дачу. Что же касается лета – то я считаю, что любому артисту нужно ездить на юг, к морю. Хотя, балеринам нельзя загорать. - И что же, действительно балеринам нельзя загорать? - Конечно! Представьте себе – как будет смотреться на загорелом смуглом теле белая пачка, бретельки трико… Это выглядит, действительно, «дико». И директор нас ругает, если балерина загорела. Так же, кстати, как и за «нарощенные» ногти. Классика этого не терпит. - То есть и длинные ногти балеринам противопоказаны? - Да. Во-первых, это даже не удобно в дуэте с партнером, когда, например, он держит тебя за руку. Конечно, какая-то небольшая длина допускается, но все-таки не нарощенные. - Вы объездили, действительно, весь мир. А есть ли какая-то страна, где вы не были и где бы хотели побывать? - Я, наверное, счастливый человек – я побывала действительно везде. Где хотела и где не хотела. Из всех стран я особенно люблю Японию и Италию. Там мне особенно хорошо, и я люблю туда приезжать на гастроли. С Японией у меня связаны лучшие воспоминания. Там очень благодарная публика! Они такие трогательные в своей преданности артисту! Японские поклонники часто присылают открытки на Новый год на адрес театра. Это всегда бывает очень приятно. Причем, сами поздравления тоже довольно трогательны и наивны – они ведь не знают русского языка и часто пользуются электронным переводом, поэтому такой текст иногда бывает нелогичным и очень смешным. Но все равно, это очень приятно, и в таких поздравлениях тоже есть своя «изюминка». - А правда ли, что пуанты, в которых танцует балерина, - одноразовые? - Сейчас появились американские туфли, которые можно использовать в течение нескольких месяцев и их даже можно стирать в стиральной машине! У нас многие балерины ими пользуются, но лично мне они не подходят. Как-то не уютно себя в них чувствую. Поэтому я, что называется, «поддерживаю российского производителя» и предпочитаю известную российскую фирму «Гришко». Танцую в этих туфлях, а их, действительно, хватает только на один раз… Вот, например, на «Лебединое озеро» мне нужно три пары – то есть, на каждый акт новая. - Вы верите в судьбу? - Да, я верю в судьбу. Я верю в Бога. И в удачу. - А была ли в вашей жизни какая-нибудь судьбоносная встреча? - Да, это встреча с моим будущим мужем. Совсем недавно я вышла замуж. - Круг ваших друзей - люди только творческих профессий? - Моя жизнь – это балет, и мой круг общения, конечно, напрямую связан с балетом. И хотя говорят, что в театральной среде друзей быть не может, тем не менее у меня есть близкая подруга. Это Екатерина Осмолкина. Она тоже солистка балета, но это не мешает нашей дружбе. Мы с ней дружим уже 7лет. - Какие черты характера недопустимы для балерины? - Мне кажется, балерина не должна быть капризной. И еще артисту совершенно противопоказана «звездная болезнь». Это ужасно! Когда люди на глазах становятся «звездными» - это, на мой взгляд, совсем не хорошо. Даже, извините, глупо. - Вы, в числе других солистов Мариинского театра, принимаете участие в концертной программе Русского бала в Вене. Какие ваши ощущения по этому поводу? - Я, конечно, на сцене неоднократно исполняла роли, связанные с балом, и мне, конечно, очень бы хотелось побывать на настоящем балу. Почувствовать эту атмосферу сказки в жизни. Мне кажется, все будет красиво, элегантно, воздушно и волшебно. - Есть ли у вас правило, помогающее вам справляться с жизненными трудностями? - Думаю, нужно верить в себя. И еще, надо быть честным. Прежде всего перед самим собой. Вот я, например, не могу врать, и мне так легче жить. Автор - Беседовала Лада МЕРКУЛОВА.
Карина: источник Мариинка взяла Берлин Вчера в немецкой столице завершились гастроли Мариинского театра Сусанна Альперина, Берлин-Москва "Российская газета" - Федеральный выпуск №4768 от 9 октября 2008 г. Версия для печати Афиша берлинской Дойче Опера в первую декаду октября была заполнена сплошь русскими названиями: "Лебединое озеро", "Хованщина", "Пиковая дама", "Нос" Шостаковича, "Корсар" в хореографии Мариуса Петипа. На известнейшей оперной сцене Европы выступал знаменитый Мариинский театр, посвятивший гастроли в Берлине с 30 сентября по 8 октября своему 225-летию. В зале Дойче Опера на Бисмарк штрассе, конечно же, в эти дни было много русских. Цена билетов от 25 до 80 евро. Но немецкой публики на выступлениях Мариинки даже больше. Принимали спектакли тепло. После труднейшего "Носа" Шостаковича артистов на поклоны вызывали четыре раза. А когда на сцену вышел маэстро Валерий Гергиев, зал встал. "Я вчера видел "Нос" в третий раз. Дважды в Петербурге и вот теперь в Берлине, - рассказал "РГ" Питер Шунеманн - один из руководителей музыкального фестиваля Микелли (Mikkeli Music Festival). - Это очень тяжелое произведение и для постановки, и для восприятия - все-таки музыка Шостаковича сложна. Перед Мариинкой стояла нелегкая задача, потому что на сцене известные исполнители-мастера работали вместе с начинающими молодыми солистами, только что окончившими учебу". С не меньшим успехом шли и другие спектакли гала-артистов Мариинского театра, где публика восторженно принимала фрагменты из "Руслана и Людмилы" Глинки и "Очарованного странника" Родиона Щедрина, "Умирающего лебедя" в исполнении Алины Сомовой. В антракте же немцы активно раскупали диски с записями Гергиева, Анны Нетребко, Дмитрия Хворостовского. Корреспонденту "Российской газеты" удалось задать несколько вопросов маэстро Валерию Гергиеву: Российская газета: Валерий Абисалович, чем для вас особенны эти гастроли? Валерий Гергиев: Столица Германии сегодня крупный культурный центр. И визиты в Берлин для нас не менее важны и интересны, чем гастроли в Лондоне, Париже, Нью-Йорке, где мы, скажем прямо, выступаем чаще. Но у нас есть прочное "место прописки" и в Германии. Это Баден-Баден, где театр даже больше, чем Дойче Опера, - зал почти на 2800 мест. И весь он заполняется на наших спектаклях и концертах. Мы ежегодно выступаем в Баден-Бадене уже в течение десяти лет и являемся едва ли не главными визитерами в истории их фестиваля. В Берлине же мы только сейчас создаем свою публику. За мои годы работы в Мариинском театре - это наш четвертый или пятый приезд сюда. Это немного. Для сравнения: в Лондоне мы выступали раз тридцать. РГ: Вы действительно ждали этих гастролей два года, чтобы попасть в расписание Дойче Опера? Гергиев: Не могу сказать, что мы сидели и ждали. Мы все время что-то делали. Сегодня важно не то, сколько раз мы выступаем, а с чем мы приезжаем сюда. Когда мы привозим нашу "Хованщину" - великий спектакль из истории Мариинского театра в декорациях Федора Федоровского, мы напоминаем здешней публике, посещающей, как правило, спектакли современных режиссеров, эстетически удаленные от эпохи, заданной в опере, что есть еще и такое искусство. Мы показываем "Хованщину" и в Берлине, и в Метрополитен-опера в Нью-Йорке, и в Ковент-Гарден в Лондоне, и в Париже, и в Токио, и в Милане. При этом мы создаем также огромное количество новых спектаклей. На нашем гала-концерте в Берлине мы показали фрагмент из оперы "Очарованный странник" Родиона Щедрина, поставленной в Мариинском театре. РГ: Только что в Москве, представляя свою книгу, Родион Щедрин делился впечатлениями. Он видел вашу постановку в Санкт-Петербурге и, если можно так сказать, очарован вашим "Очарованным странником". Он поражен темпами вашей работы. А когда вы еще сказали Щедрину, что за полгода собираетесь поставить "Лолиту"... Гергиев: Мы много всего делаем. Для меня важным является сочетание: опора на лучшие традиции оперного и балетного театра плюс постоянное создание новых произведений для сцены. В частности, по нашему заказу композитор Александр Смелков написал для Мариинского театра новую оперу - "Братья Карамазовы". Опера еще дописывалась, а мы уже ее начали разучивать. "Очарованный странник" также моментально нашел отклик в сердцах артистов. И мы сделали все, чтобы эта партитура была поставлена на сцене, а не только исполнялась в концертной форме. Немцы должны знать, что у нашего театра есть не только прошлое, но и будущее. Потому что иногда - то ли из-за высокомерия, то ли из-за незнания - некоторым на Западе кажется, что в России есть только "Лебединое озеро" и "Спящая красавица", созданные более ста лет назад. Есть постановка "Борис Годунов" в Большом театре, "Князь Игорь" и "Хованщина" в Мариинском - вот, собственно, все, чем силен российский театр. РГ: По поводу "Лебединого озера". В этом году вы выступаете как главный миротворец. Я имею в виду ваши гастроли в разрушенном Цхинвале. И сюда вы приехали в непростой для нашей страны момент, когда западная публика относится к России после грузинских событий весьма настороженно и неоднозначно. Я смотрела сейчас немецкие газеты и видела статьи о России и Грузии. Вам выпала нелегкая миссия - формировать образ России на Западе. И опять - "Лебединое озеро". Что для нас этот спектакль - палочка-выручалочка? Чуть что - сразу он? Гергиев: Мы планировали показать здесь этот спектакль на гастролях два года назад. Никто тогда еще не думал ни про Грузию, ни про конфликт в Южной Осетии, ни про убийство мирных жителей. Совпадение. РГ: Но вы осознаете историческое значение этих гастролей? Гергиев: Конечно. В первые дни трагического для народов Кавказа конфликта, который был развязан ночным нападением на спящий Цхинвал, мы были уже в Европе. И именно в те первые 10-15 дней выступали в Германии, Великобритании, Швейцарии. Это были выступления на самых престижных площадках Европы. В частности, нас принимал крупнейший Эдинбургский фестиваль. Должен сказать - и к чести артистов, и к чести западной публики и музыкальной прессы - они не связывали ту одностороннюю информацию, которую получали из газет, по телевидению и в Интернете, с выступлениями Мариинского театра. Наши гастроли сопровождались восторженными откликами. Конечно, мне пришлось выступать в крупнейших изданиях. Я дал с десяток пространных интервью, стараясь спокойно, но твердо отстаивать наше право на честную и беспристрастную оценку этих событий. И я ни на секунду не рисковал ни своим именем, ни репутацией Мариинского театра, потому что знал, что могу говорить только о правах мирных жителей. Тем более что я сам осетин. РГ: Да, вас сегодня называют самым известным осетином в мире. И, когда вы выходите на сцену, вас принимают по-особенному. Когда вы вышли на сцену после спектакля "Нос", зал встал. Как вы считаете, это оценка ваших творческих заслуг или вашей гражданской позиции? Гергиев: Это оценка прежде всего Шостаковича и Мариинского театра. Аплодисменты, которые действительно были очень щедры (и нам приятно их слышать), адресуются и 225-летию истории театра, и гениальному композитору, и новому поколению мариинской молодежи, которая в тот вечер сверкала на сцене.
Светлана: источник Из Пинска - в Мариинку проделал путь белорус Игорь Колб Татьяна Хорошилова, Москва - Минск Этот сезон для премьера Мариинки Игоря Колба значим. Ведущий танцор Мариинского театра, он устроит свой первый бенефис в Токио, где его почитают и любят. Белорус Игорь Колб - лауреат Международного конкурса - родился в Пинске. Окончил Белорусское государственное хореографическое училище (класс А. Коляденко). Лауреат Международного конкурса Vaganova-Prix (1995 г.). В труппе Мариинского театра - с 1996 года, солист труппы - с 1998-го. В 2002-м состоялся дебют Колба в Римской опере в балете "Спящая красавица", а в 2006 году - в Венской опере. На днях Игорь вернулся из Чикаго, где с блеском станцевал в балете "Жизель". - Игорь, вы родом из белорусского города Пинска. Расскажите, как оказались в балетном Санкт-Петербурге? - Да, родом я из Полесья, там жила моя семья. К сожалению, родителей уже нет в живых. Они не имели никакого отношения ни к музыке, ни к искусству. Отец - дальнобойщик, мама - директор столовой. - Почему же связали свою жизнь с балетом? - Совершенно спонтанно. У меня было много свободного времени, а поскольку родителей весь день занимала работа, я был предоставлен самому себе. Я ходил в кружки, была и хореографическая школа. Я пошел в нее на пару недель, но так получилось, что именно отсюда уехал учиться в Минск. Так оказался в хореографическом государственном училище. Я опоздал, правда, туда по возрасту, но тем не менее меня взяли. - Как попали на конкурс имени А. Вагановой? - Мой педагог Александр Иванович Коляденко очень хотел, чтобы я попробовал силы на каком-нибудь конкурсе. Благодаря ему я поехал на конкурс имени Вагановой. - Какое место вы завоевали на конкурсе? - Третье место. Для меня это было победой. Я вернулся в Минск, чтобы доучиться. - Как вас пригласили в Мариинский театр? - Приглашения не было. Я атаковал театр. На протяжении полугода приезжал в Петербург и просматривался в театре. - Почему не поехали в Москву в Большой театр? - Москва меня пугала, а Петербург я знал. Член жюри Алла Евгеньевна Осипенко сказала: "Молодой человек, вам нужно решать, где вы будете работать в будущем". Меня это сподвигло на поступок ехать в Петербург. - Как произошло ваше воссоединение с ведущей балериной мира Дианой Вишневой? - На первом году работы в театре. Это был спектакль "Спящая красавица". - Ваша карьера в зените - не так ли? - Я танцую тринадцатый сезон, и мне предлагают сделать мой бенефис. Этот сезон для меня один из самых значимых. - Какие мечты еще не воплотились? - Их много, хочется востребованности, интересной работы. Я в том возрасте, когда осознал, что делаю на сцене и в жизни, хочется, чтобы была отдача затраченным силам и эмоциям.
Карина: источник Балерина Ульяна Лопаткина: "Участь бывших танцовщиков - психологическая смерть" Светлана Наборщикова У примы-балерины Мариинского театра Ульяны Лопаткиной юбилей. Гордости русского балета исполнилось 35 лет, но торжеств по этому поводу не предвидится. Артистка, чья требовательность к себе уже вошла в легенду, встречает день рождения в работе. Полным ходом идет подготовка к грандиозным гала-концертам в Москве. Обозреватель "Известий" встретилась с Ульяной Лопаткиной в перерыве между репетициями. "Все мы носим в себе святость" вопрос: Представьте, пожалуйста, московские гала-концерты. ответ: Их будет два. 11 ноября состоится вечер, посвященный предстоящему 85-летию всемирно известного французского хореографа Ролана Пети. В Европе уже состоялись подобные празднества, и сейчас маэстро с радостью согласился приехать в Россию, активно участвовал в создании концепции вечера и подборе танцовщиков. На следующий день будет показана программа под названием "Великие классические па-де-де". Ее цель - представить танцовщиков лучших на сегодняшний день театров мира. Приглашены солисты Большого театра, балетов Гранд-опера, Берлинской и Римской оперы, театра "Ла Скала", Американского театра балета, Английского национального балета и Королевского балета Великобритании. в: Что вы будете танцевать? о: Не хотелось бы говорить об этом сейчас. Должен быть элемент неожиданности... в: Но есть надежда, что мы увидим какой-то совершенно новый номер? о: Я исполню композиции Ролана Пети, которые российский зритель еще не видел. Все они входят в золотой фонд его хореографии. в: Вы собираетесь встречаться с маэстро? о: В моем графике запланировано несколько репетиций с его участием. Мы уже встречались и расстались близкими друзьями. С нетерпением жду новой встречи. Она состоится уже в ближайшие дни. в: У вас юбилей. Небольшой, но юбилей. То, что вы сделали за это время, хорошо известно. Поэтому спрошу вас о несделанном. о: Давайте не будем называть эту дату юбилеем. Просто день рождения. А по поводу несделанного... Очень хочется спектаклей, связанных с современной пластикой балета. Она позволяет мощнее выразить переживания человека. Сейчас много синтетических зрелищ, включающих в себя различные искусства. А хотелось бы открыть для экспериментов и балет. Классический балетный спектакль - жесткие рамки красоты. Внутри них томится масса нереализованной энергии. в: Вас называют иконой русского балета, и не всегда это журналистский штамп. Вы себя таковой ощущаете? о: Я думаю, то, о чем идет речь, - образ. Это предположение, надежда, желание, предпосылка, тоска по высокому... Вообще, если углубляться в тему, каждый из нас иконообразен. Мы носим в себе святость. Она проявляется в разной степени, но потенциально заложена во всех нас. Может быть, поэтому люди, особо чувствительные к искусству, говорят об иконе. Так они формулируют ощущение, которое, возможно, пережили во время спектакля. в: Вы практически всю свою артистическую жизнь живете в этом образе. Вам легко? о: Соответствовать высокой планке всегда сложно. Для этого нужно работать и душой, и телом. И когда перед тобой есть ориентир, когда тебя награждают доверием, естественно, легче собрать воедино усилия и волю. Выбрать путь. Не разбрасываться. Всегда важна внутренняя цель. А в данной ситуации именно эта планка, этот идеальный образ совпадает с моими внутренними стремлениями. Но у меня нет цели соответствовать чужому идеалу, а есть простая человеческая задача жить и двигаться вперед. в: Сами вы склонны творить себе кумиров? о: Сотворение кумира - необъективное мироощущение. Как болезнь. Когда человек слепо обожает кого-то или что-то, его действия направлены только на этот предмет. Все остальное отсекается. Мне бы не хотелось впасть в такое состояние. Я стараюсь уважать талант каждого человека. Хотя тоже могу перед кем-то с восхищением преклоняться. в: Вспомните, пожалуйста, свои последние "восхищения". о: Дайте подумать, их много... Музыка Родиона Щедрина. Альт Юрия Башмета. Михаил Николаевич Барышников - уже не как гений танца, а как человек, который продолжает свою творческую жизнь, открывая таланты других. Я была в его нью-йоркском Центре искусств. Молодые режиссеры и хореографы имеют там возможность бесплатно ставить спектакли, репетировать. Впечатления остались неизгладимые. "В Питере я чувствую себя гостьей" в: У многих зрителей ваш танец ассоциируется с Петербургом. Меня тоже удивляет, насколько точно вы воплощаете его ауру. А каковы ваши личные взаимоотношения с этим городом? о: Я ведь на самом деле не петербурженка. Я родилась в Крыму. И мои отношения с Питером складывались сложно. Когда я приехала сюда в начале 80-х, город выглядел неприветливо. Нарастающая нищета, ветшающие здания, наводящие ужас дворы - вот мои первые нерадостные впечатления. Плюс усугубившее их детское одиночество. Все восемь лет обучения в хореографическом училище я жила в отрыве от родителей. Более светлый этап наших отношений начался с возрождения города. Им стали заниматься с любовью, и в его облике появились новые оттенки и необычные полутона. Но и сейчас красота Петербурга поражает меня неизживаемой грустью. Я не перестаю ощущать его отстраненность. в: Он так и не стал для вас домом? о: Мой дом там, где люди, которых я люблю. А Питер живет своей жизнью. В нем я чувствую себя гостьей. Иногда - после поездок и гастролей - мне бывает тяжело возвращаться. Я разговаривала об этих ощущениях с людьми, которые боготворят Петербург и умеют найти с ним контакт. Они считают, что такое восприятие Питера вполне естественно. Он ведь не просто так возник, не от спонтанного радостного решения и ощущения света. Скорее наоборот. Судьбы его обитателей часто сложны и трагичны, и эта история витает в воздухе. в: А какое впечатление производит на вас Москва? о: Москву просто люблю, но устаю от ритма и озабоченности ее жителей. Московские расстояния наваливаются дополнительным количеством минут. Туда добежать, там перейти, здесь обогнуть - и время потеряно. в: Я видела вас в Малом зале Московской консерватории, когда Майя Плисецкая и Родион Щедрин праздновали золотую свадьбу. Какое влияние - творческое и личное - оказала на вас эта пара? о: Для меня этот союз уникален. Две легенды в одной судьбе. История полна примеров, когда одна яркая личность разрушала другую. А в данном случае два уникальных человека смогли сосуществовать, взаимодействовать, вдохновлять друг друга. То, что я живу с ними в одно время, могу с ними общаться, слышать, как композитор исполняет свои произведения, - уже счастье. Так получилось, что мое место находилось рядом с тем, где в первом отделении сидела Майя Михайловна, а во втором - Родион Константинович. Интересен был опыт прикосновения к их человеческой энергии. Интересно было почувствовать, какие они вблизи. Вот так - на уровне плеча к плечу... Я убеждена, что Щедрин - абсолютно современный гениальный русский композитор. Сложный для восприятия, но очень глубоко отражающий суть сегодняшнего российского человека. Мы не можем дать определения - какие мы, а в сочинениях Щедрина оно есть, и ему не требуется словесных объяснений. в: Майя Плисецкая танцует в 82 года. Вы представляете себя на сцене в таком возрасте? о: Пока не думала над этим. Я стараюсь жить сегодняшним днем. в: Но все-таки - что дальше? Сейчас вы в расцвете, но настанет день, когда балет для вас закончится. о: Это непростая тема и для меня, и для многих моих коллег. Начиная с 10-летнего возраста, наша жизнь - балет. Все поставлено ему на службу. И когда срок действия инструмента, которым является твое тренированное тело, заканчивается, встает вопрос: как свои профессиональные качества применять дальше? Кем быть? Педагоги в таком количестве не требуются. Профессия хореографа - особый талант. И что в итоге? Психологическая смерть. Я всю жизнь мечтала заниматься живописью, дизайном, иностранными языками, но времени не хватало. А сейчас я уже не в том возрасте, чтобы эти стремления сделать профессией. Получается, что ты - израсходованный материал, который переработке почти не подлежит. На Западе ситуация обстоит благополучнее. Например, Гранд-опера просит своих этуалей ставить какие-то несложные номера и оформлять сценические костюмы, как в школе, так и в театре. В Голландии из зарплаты танцовщика ежемесячно удерживается некоторая сумма, а после выхода на пенсию человек получает эти деньги на обучение другой специальности. У нас же трагедии оттанцевавших артистов остаются незамеченными. Как трагедии пенсионеров. Как невостребованность специалистов с уникальным высшим образованием, вынужденных работать не по специальности. В этой ситуации остается надеяться на частную инициативу. Вот Жене Миронову в союзе с другими актерами удалось создать Фонд помощи престарелым артистам. И я с удовольствием буду участвовать в его акциях. Пусть один фонд не решит всех проблем, но хотя бы поддержит тех, кому неоткуда ждать помощи сегодня и сейчас. "Любовь внутри тебя и любовь к тебе" в: Долгое время ходили слухи, что вы возглавите балетную труппу Мариинского театра. Они имеют под собой почву? о: Слухи есть слухи. Что касается конкретных фактов, то на сегодняшний день я прима-балерина Мариинского театра. У нас есть художественный руководитель театра Валерий Гергиев и есть исполняющий обязанности заведующего балетной труппой Юрий Фатеев. Сейчас вопрос стоит о том, чтобы у балета был еще художественный руководитель. Предполагается, что им должен стать хореограф. в: Вам лично не хватает художественного руководителя? о: Конечно, не хватает. Отсутствие худрука сказывается на уровне художественного процесса. Вопросов много - как идут спектакли, какова режиссура на сегодняшний день, каков уровень танцовщиков как актеров. Именно как актеров. Иначе балет разрушается при видимом его благолепии. Из него уходит смысл. Он становится похож на спортивное мероприятие, но без присущего спорту азарта и стремления к победе. Так зачем тратить время на это зрелище? Мне, например, танцевальная сторона балетов известна. Меня больше интересует их эмоциональная наполненность, актерская отдача всех без исключения участников спектакля. Следить за тем, чтобы балет оставался искусством, волнующим человека, входит в рутинные, повседневные обязанности худрука. И это помимо его главной цели - создания новых спектаклей, поиска интересных хореографов... Словом, того, что составляет объемное понятие "художественное руководство". в: Странная ситуация. Худрук остро необходим, а его нет. Может быть, Валерию Гергиеву не хочется делить полномочия? о: У меня не создалось такого впечатления. Он в поиске. Найти художественного руководителя, соответствующего масштабу Мариинского театра, - тяжелая задача. в: На прощание позвольте короткий блиц-опрос из анкеты Марселя Пруста. Какие слабости вы готовы себе простить? о: Нетерпеливость. в: Качество, которое вы больше всего цените в женщинах? о: Доброта, мудрость, терпение. в: Качество, которое вы наиболее цените в мужчинах? о: Ум, великодушие, ответственность. в: Ваше представление о счастье? о: Любовь внутри тебя и любовь к тебе.
Карина: Полная версия интервью, записанного 30-го сентября 2008-го года и опубликованного с сокращениями в «Деловом Петербурге» 24 октября 2008 года. ВИКТОРИЯ ТЕРЕШКИНА: «БЕЗ ДУШИ НЕИНТЕРЕСНО…» Прима-балерина Мариинского театра выкроила кусочек времени для встречи с вашим корреспондентом еле-еле – в этот день у нее было три репетиции. Кое-как втиснулись между второй и третьей. Вы открывали сезон «Баядеркой» - и, как случалось уже не раз, вам пришлось заменять объявленную ранее Ульяну Лопаткину… С артистом всякое может случиться, но, к сожалению, в афишах долго висят прежние составы. Конечно, поклонники Ульяны очень расстраиваются, и тут – как ни танцуй, все равно они будут недовольны. Помню, где-то за границей вместо заболевшей Дианы Вишневой объявили другую балерину, и в зале раздалось: «Уууу». А она ведь выручала театр… А ваши отношения с публикой как складывались? Знаете, не просто – я прошла трудный путь. Я в театре восьмой сезон, и, кажется, сейчас меня уже приняли, даже встречают аплодисментами – значит ждут. А если нет аплодисментов? А если нет, то расстраиваюсь. Кстати, у нас, когда крутишь фуэте, с се-редины уже начинают хлопать, а в Японии, например, молчат – боятся по-мешать. Мы раньше не понимали. Вертишь и думаешь, почему они не хло-пают? Вы успеваете о чем-то думать на сцене? Ой, о многом! Иногда всякая чепуха лезет в голову – кажется, что те-семка вылезла, и ты думаешь об этой тесемке – торчит она или нет. Вы начинали, как большинство – с кордебалета… Да, в кордебалете здорово укрепляются и ноги, и нервы. Но уже на вто-ром году работы мне рискнули дать «Лебединое озеро», и сразу же пошли слухи: «А чего это Терешкиной так быстро дали «Лебединое»? Наверное, она чья-то любовница…». Помните тот первый спектакль? Ощущения были страшные – у меня ноги тряслись. Главным было сде-лать первый выход – вот эти первые арабески… Все движения тогда у меня были резкие, это было ужасно!… Прошло лет пять, прежде чем я поняла, что могу быть Одеттой. Меня еще в школе закомплексовали, – мол, большие ли-рические партии не мои. Вы видели фильм «Пленники Терпсихоры»? Там педагог балетного училища оскорбляет и чуть ли не бьет детей – так бывает? Это ненормально, но такое происходит. В начальных классах мы про-сто дрожали от страха. Когда учительница уезжала на три дня, она ударяла по ноге так, что пятерня отпечатывалась, и говорила: «Чтобы помнила обо мне!» И еще: если не вспотела на уроке, то в дневник ставили двойку – плохо старалась. Какие-то ужасы вы рассказываете… А в Вагановском как вас приня-ли? Вы ведь были чужаком. Я сюда приехала в 16 лет из Красноярска – меня Игорь Бельский заме-тил на фестивале. Помню, пришла в класс 8-го сентября – шел урок истории. Я спросила: «Привет, куда мне можно сесть?». Все молчат. Потом одна де-вочка все-таки сказала: «Ну, садись рядом». В общем, не очень ласково встретили. Но мой педагог Марина Васильева не дала меня затюкать, хотя я бы и сама не позволила себя затюкать. Мне еще родители, когда сюда от-правляли, говорили – «Вика, запомни, здесь ты лучшая, а там все такие бу-дут». Но как-то постепенно прижилась. Вы теперь прима-балерина – взята последняя вершина? Ну, что вы! Хотя в театре уже поговаривают, что у меня началась «звездная болезнь». Бывает, идешь по коридору, ни на кого не смотришь, и человек, вроде бы, тебя не замечает, а потом в спину: «Вика, здравствуй!», намекая, что не поздоровалась первой… Из-за звания, наоборот, нельзя рас-слабляться – все время надо его подтверждать, ни шагу назад! Я только не-давно научилась наслаждаться танцем. Сейчас танцую «Корсар», и улыбаюсь не просто, чтобы зубы показать, а оттого, что удовольствие получаю. Меня вот спрашивают – а почему ты никогда не волнуешься? А это неправда, я волнуюсь…Просто теперь я даже могу посмеяться перед спектаклем, пошу-тить. А раньше целый день ходила вся в себе – не трогайте меня… Есть ли у вас ритуалы, которым вы следуете в день спектакля? Есть, но я очень хочу от них избавиться. Раньше у меня было все рас-писано – встать обязательно с правой ноги, пойти на урок, попробовать там то-то и то-то, обязательно в этом порядке, потом придти во столько-то, взять ключ от гримерки... Я заставляю себя не зацикливаться на этих вещах, – на самом деле, от них ничего не зависит. А от чего зависит? Просто от настроя. Даже бывает, что ноги плохие, если перезанималась накануне, но надо настроиться. Бывает, думаешь, как я буду танцевать? – но-готь болит или мозоль мешает, а на сцене вся боль улетучивается, все прохо-дит. Сны страшные снятся? Снится, что уже третий звонок, а ресница не приклеивается, когда при-клеилась – нет костюма, или, например, выталкивают на сцену, а я не знаю порядка… Есть ли кто-то из балерин, на кого вам бы хотелось походить? Кумиров у меня не было никогда – даже одно время хотелось, чтобы хоть кто-то был… Но впечатления иногда бывают сильные. Как-то сидели с ребятами у компьютера, вошли в You Tube и наткнулись на ролик с Софиан Сильви из «New York City Ballet». Смотрим – она делает шесть пируэтов, по-том алезгон, потом еще шесть, у нас отваливаются челюсти. Молчание. И вдруг кто-то торжественно произносит: «Зато у нее нет русской души!». Все грохнули. А если серьезно, «русская душа» все-таки как-то помогает? Без души неинтересно. Можно обладать гениальной техникой, но если изнутри ничего не идет… Все ли вам удалось в последней «Баядерке»? Три тура из-под шарфа в акте Теней сделали? Сделала! Эту вариацию с шарфом не любит никто – я не знаю ни одной балерины, которая бы ее любила. Но в этот раз я просто заставила себя ее по-любить. Еще на репетиции себе говорила – я хочу, я хочу. Гипнотизировала себя. И у меня получилось. Можно сколько угодно в зале репетировать – а на сцене партнер на миллиметр шарф потянет – и ты уже не на ноге… Все влия-ет – и покат сцены, и то, что кордебалет за тобой наблюдает… Смотрите ли свои спектакли в записи? Обязательно – это необходимо, чтобы исправлять ошибки. Иногда смотрю и думаю: «Какой кошмар!». А иногда, вроде, ничего. Но такого ощущения – ах, как я хороша! – нет. Знаете, в рекламе конфет «Рафаэлло» – там такие полупрофессиональные девочки танцуют, тесемочки у них на бан-тик завязаны, веночки на голове, - так вот, мне моя подруга Катя Осмолкина говорит: «Викочка, если я буду плохо танцевать, ты мне скажи: «Катя, Рафа-элло!». И она мне пусть то же самое скажет. Вика, правда, что вы вышли замуж за солиста Большого театра Артема Шпилевского? Правда. Поздравляю. Значит ли это, что ради устроения семейной жизни вы уедете в Москву? Вот все меня мучают, все меня спрашивают, а я ничего не загадываю. Пока что я здесь, в Мариинском театре. Хочу станцевать «Жизель»… Марианна Димант
Карина: источник Фарух Рузиматов: Я не возвращаюсь на сцену - я с нее и не уходил Выдающий танцовщик, художественный руководитель балетной труппы Михайловского театра Фарух Рузиматов после года перерыва вновь возвращается на сцену: в ноябре Михайловский театр представит петербуржцам новую постановку "Отелло" с его участием. О новом проекте и о творческих планах Рузиматов рассказал в интервью "Санкт-Петербург.ру". "Отелло" важен для меня самого Год назад Вы говорили, что не хотите продолжать артистическую карьеру, а будете заниматься административной работой в театре. Почему Вы решили сейчас выйти на сцену? - Я попался на ту же удочку, на которую попадаются все артисты, которые говорят, что они никогда не будут ни петь, ни танцевать. Впредь буду очень осторожным с такими заявлениями. Дело в том, что когда я пришел в театр в качестве руководителя балетной труппы, там был такой объем работы, что артистическая деятельность, действительно, ушла на второй план. К тому же за 25 лет выступлений я очень устал. Можно сказать, что это у меня был годовой отпуск. Но к концу прошлого сезона я встретился со своими испанскими друзьями, и они мне предложили поставить "Кармен", которую мы с успехом исполнили в Токио. Я вновь почувствовал вкус к сцене. 16 ноября на сцене Михайловского театра мы в моем гала планируем совместить "Павану Мавра", "Кармен" и дивертисмент. Что это за новая постановка - "Павана Мавра"? - "Павана Мавра" или - как привычнее для слуха - "Отелло" - один из шедевров американского хореографа Хозе Лимона. Он поставил балет еще в 1949 году. При продолжительности спектакля в 25 минут, постановка выглядит полномасштабным действием, несмотря на то, что на сцене находятся всего 4 человека, и нет никаких декораций. Когда я увидел эту постановку в первый раз, она произвела на меня колоссальное впечатление. Насколько это большое событие для Петербурга? - Этот спектакль - важное событие прежде всего для меня самого. Я не люблю оценивать масштаб влияния и роль того, что я делаю. Для меня намного важнее находиться в гармонии с самим собой на сцене - это и есть тот стимул, который заставляет меня выходить на сцену. А насколько Вам близок главный персонаж - Отелло? Исполняя партию, я никогда не учу внутреннюю роль героя и не превращаю себя в него. Скорее, я всегда исполнял самого себя. На сцене есть только мои переживания, эмоции и чувства. Это мой внутренний мир, который я выношу на сцену, и насколько он будет убедителен, не мне судить. Сейчас больше или меньше отдаете времени созданию новой роли? - Отношение к каждой роли осталось прежним. Другое дело, что сейчас надо больше заниматься. Если в 20 лет было достаточно сделать получасовой урок и часовую репетицию, чтобы мышцы пришли в тонус, то сейчас надо прозаниматься 2 часа и репетировать 2-3 часа, иногда больше. Тело уже не такое восприимчивое. - То есть можно в полной мере сказать, что Вы возвращаетесь на сцену? По большому счету, я и не уходил. Михайловский нельзя сравнивать с Мариинским Вы говорили, что Москва стала неким Вавилоном, и Вы не стремитесь там выступать. В Михайловском театре вы чувствуете себя свободно? - Я думаю, что свобода это такое состояние, которое либо есть, либо нет. Оно не дается и не отбирается кем-то. Это внутреннее состояние. Можно и в тюрьме быть свободным. Не могу сказать, что я полностью внутренне свободен. Но ведется непростая работа над возможностью быть наедине с самим собой. После года работы художественным руководителем Вы можете сказать, где себя свободнее чувствуете: в административной работе или на сцене? - Однозначно на сцене. Но при этом за этот год я получил огромный опыт руководства. Когда под твоим началом находится огромная труппа в 120 человек с множеством проблем, которые необходимо решать, - это очень ответственная работа. Но, прежде всего, в театре нужно было сформировать профессиональный и ориентированный на успех состав педагогов. Я практически полностью заменил педагогов, 90% преподавателей сейчас у нас - это те люди, которые были звездами, ведущими танцорами не только российской, но и мировой балетной сцены, ставшие очень грамотными и профессиональными педагогами, облагораживающими труппу. Какие планы строит театр на будущий сезон? - В ближайшем будущем мы покажем "Ромео и Джульетту" в постановке Олега Виноградова, потом - "Павана Мавра" Хосе Лимона. Затем будут гастроли в Венеции и Японии. А дальше в моих планах сделать двухактную редакцию "Корсара" в новых декорациях. И в конце сезона - новая постановка австралийского хореографа Грэхема Мерфи "Жизнь Клары". Это балет о русской иммиграции, современная вариация на тему "Щелкунчика" Чайковского. При этом используется полная партитура знаменитого балета. Параллельно мы постоянно работаем с труппой, приглашаем педагогов, в том числе из-за рубежа, для проведения мастер-классов. В этом сезоне к нам приедут Франческо Зюмбо и Михаил Мессерер. Очень важно хотя бы раз в месяц приглашать в театр педагогов со стороны, в этом мне очень помогает мой Фонд, имеющий долгосрочные контракты с балетной школой Губэ в Париже, и Фондом Хосе Лимона в Нью-Йорке. Можно ли сказать, что Михайловский театр стремится за Мариинским или соперничает с ним? - Я бы их никогда не сравнивал. Михайловский театр всегда был самостоятельным, никогда не пытался, да и не мог последние годы конкурировать с Мариинским. Даже сейчас о современной истории балета в Михайловском еще рано говорить, а чтобы соревноваться с Кировским - это просто пока невозможно. А на каком уровне сейчас балет в Мариинке? - Мариинский театр имеет право на эксперименты. Но я никогда не был сторонником "одноразовых" спектаклей на сцене Кировского театра. Я готов посмотреть это на экспериментальной площадке, но давать карт-бланш молодому постановщику, который ставит спектакль на одно выступление… Это мне непонятно. Осталось не так много вещей, которые меня потрясают Как проводит свободное время Фарух Рузиматов вне театра? - Кроме балета я могу сходить на драму, но только если это что-то выдающееся. Артистам балета очень непросто воспринимать драму, мы выражаем эмоции через пластику. Хорошее кино иногда смотрю дома, больше в поездках, а остальное все время в работе. 45 лет - это такой возраст, когда определенный этап накопления впечатлений уже пройден. И поэтому осталось немного вещей, которые меня потрясают. В основном, самые яркие и сильные впечатления были получены после 20-ти лет, как у всех, я думаю. Антонио Гадес в "Кармен", Нуриев, Барышников, Бежар - вот мои потрясения. Что запало в последнее время в душу кроме балета, например, в литературе? - Кто-то сказал, что если книга не стоит того, чтобы ее прочесть дважды, то ее не стоит вообще читать. С литературой у меня тесная дружба с детства. Люблю американскую, французскую, итальянскую, немецкую и, естественно, русскую литературу. Из поэзии нравится XIX век и Бродский. А тяготеете больше к классике, или к чему-то новому? - Когда меня спрашивают, слушаю ли я что-нибудь, кроме классики, я всегда говорю, что это зависит от настроения и от желания. Так что это не вопрос выбора между классикой и новым, а вопрос выбора качественного, ведь что такое классика, как не испытанное временем новое? Беседовала Александра БОЙКОВА
Карина: источник Валентин Барановский: Балетные уходят мгновенно Выставка, расположенная на последнем этаже-студии, невелика (потому что фотографии тщательно отобраны), но очень разнообразна. Тут рядом и портреты рабочих людей на какой-то стройке 70-х годов, и балерины Мариинского на репетиции, а в соседней комнате - первые официально выпущенные плакаты с рокерами. Видно, что автору было не скучно снимать и тех, и других, и третьих. Ему вообще, похоже, не скучно. Когда мы встретились с ним за день до открытия выставки - он, энергичный, ходил по студии и проверял, на месте ли все фотографии, сделаны ли к ним подписи. Так все интервью и получилось - беседой на ходу. - Практически все эти фотографии - моя ручная печать, сделанная в 90-х годах. Как сейчас это модно писать - «бромо-серебряная бумага». Ну любая фотобумага состоит из бромида серебра, это понятно. Но так звучит красивее. Это все уникальные, в общем-то, кадры. Я считаю, что не имеет смысла выставлять какие-то стандартные рекламные фото. Что об этом говорить? Такие вещи необязательно демонстрировать - это должен уметь делать любой профессионал. А я был профессионалом и остаюсь им. Но есть что-то еще - и вот это самое как раз интересно показать на выставке. Творческие, уникальные работы. - Но с чего все началось? - Сначала я работал в АПН - Агентстве печати «Новости». В 80-м оттуда ушел. Пустился в свободное плавание. Сотрудничал с «Мелодией», с другими издательствами... Работал с Мариинским - тогда Кировским - театром. До сих пор, собственно, и продолжаю. Вообще балет я начал снимать в 1973 - 1974-м. Это были репортажные фото для того же АПН - премьеры, творческие вечера... Снимал и общался, когда был информационный повод. Сколько же поколений балетных я застал - начиная с Барышникова... Они все мгновенно уходят. Страшное ощущение, особенно - как это было во время «совка». Представьте, после всех этих заграничных поездок ты возвращаешься - а потом тебя списывают. Одни спиваются. Ну, кто-то не ломается, преподает в Вагановке... Все зависит от человека, от его желания жить. Нуреев покойный в 89-м приезжал спустя 30 лет, я с ним неделю работал. Он уже знал, что болен СПИДом, - но танцевал «Сильфиду», общался, репетировал... Вот его фото. Но в 70-х рока, например, еще видно не было. Он проявился только в середине 80-х. До этого все было подпольное и неизвестное. А вот эти мои плакаты Шевчука, Цоя, Гребенщикова - первое, что вообще появилось. Мы бесплатно раздавали в рок-клубах. - Интересно. Получается, на протяжении всего этого периода вы зафиксировали самые разные «отражения» - от андерграунда до элитного искусства... - Ну когда я снимал рокеров - и балет не забросил. Просто эти фотографии тут не представлены. Я решил, что лучше будет сделать такие блоки. Одна эпоха - одна тема. Вот этот блок, например, я назвал «Оптимизм» 70-х». Именно так, в кавычках. Вот очередь в магазин фабрики «Большевичка» - это у меня во дворе, а вот - стройка платформы на Московском вокзале... Других таких кадров из 70-х я не знаю. И подобных фото рок-музыкантов в 80-х тоже не было. Для рок-клуба я экономил пленку с профессиональных сессий. Печатали тоже сами - покупали химию, травились ею. У меня руки от нее сводило. Конечно, даже не представить себе было, что через 5 - 10 лет будет «цифра» и все будет делаться мгновенно... Все здорово изменилось. - А сейчас над чем работаете? - У нас делается сейчас макет книги о Мариинском backstage. Закулисье то есть. Полкниги уже готово. Только что вышел большой альбом «Три века петербургского балета». Вот эта самая выставка - она для меня как подарок судьбы. И еще недавняя моя экспозиция в Италии. Беседовал Федор ДУБШАН, фото Натальи ЧАЙКИ P.S. 17 октября—15 ноября 2008 года Валентин Барановский «Река времени. Отражения» Россия, Санкт-Петербург Выставочный центр Фонда исторической фотографии имени Карла Буллы, Россия, Санкт-Петербург, Невский проспект, 54, тел.: (812) 312-20-83
Карина: источник НАШЕ ВСЕ КЛАССИЧЕСКИЙ БАЛЕТ В УСЛОВИЯХ ФИНАНСОВОГО КРИЗИСА ОСТАЕТСЯ СИМВОЛОМ СТАБИЛЬНОСТИ Два грандиозных балетных гала пройдут в Театре оперетты 11 и 12 ноября. Первый посвящен Ролану Пети. Второй - классическим дуэтам. Ради этого в Москву съедутся солисты ведущих балетных домов мира во главе с Ульяной Лопаткиной, которая ответила на вопросы Марины Борисовой специально для "Труда-7". В программе первого московского вечера - только Ролан Пети. Почему? - Идея была не просто сделать гала-концерт в Москве и показать какие-то интересные номера, а представить творчество хореографа. Поскольку в мире не так много хореографов с большой буквы, последний нюанс в принятии решения - 85-летие Пети. Весь год в Европе идут юбилейные концерты, поэтому очень хотелось представить такую программу в России. - Искала в интернете программу вашего вечера, но не обнаружила. - Да, пока она не представлена. Я буду танцевать номера, которые выбрал сам маэстро. Я не хотела бы раскрывать программу - пусть лучше она останется в секрете. Кое-что я танцевала раньше, но большую часть номеров разучила специально. - Вы танцуете два дня подряд: первый вечер - Пети, второй - "Великие па-де-де". Откуда столько энергии? - Я должна очень хорошо чувствовать музыку и знать ее. Изучаю по видео, а затем, в репетиционном зале, память ума превращаю в память тела. Даже в путешествия приходится брать с собой все материалы и "насматривать" то, что будешь впоследствии танцевать. Репетировать не в зале, а виртуально. От своих коллег я научилась репетировать умом, активно подключая воображение, когда танцевальные номера я уже вижу как готовые и могу как педагог корректировать себя как танцовщицу. Времени и возможностей для подготовки не так много, как хотелось бы. Я получаю репетиционный зал всего на три-четыре часа ближе к ночи. Театр работает в своем обычном режиме, и я не могу позволить себе поработать целый день. В условиях финансового кризиса проведение международных гала-концертов связано с определенными трудностями, но поскольку концерты были запланированы, мы не стали их отменять. Жизнь продолжается. - Кто будет выступать с вами в Москве? - Танцовщики парижской Оперы, Ла Скала, Американского театра балета, "Дойче Опер" (Берлин), Королевского национального балета, Английского национального балета, Бостонского балета, Большого и Мариинского театров. С некоторыми московская публика уже знакома, другие появятся впервые. - Как я понимаю, все это стоит огромных усилий. - Это очень сложный процесс: сейчас во всех театрах начался сезон, и танцовщики заняты очень активно. Понадобилось немало усилий, чтобы пары могли встретиться в Москве. - Кому из XX века вы бы еще посвятили вечер? - Меня восхищают Иржи Килиан и Ханс Ван Маненн. Это та хореография, которую я хотела бы более полно для себя изучить и в чем хотела бы участвовать как балерина. - Что в последнее время вызывало у вас восхищение? - Восхищение - это скорее из области обычных человеческих отношений. Это интересные люди. Музыка. Если говорить о сегодняшнем дне, даже о сегодняшнем утре, это Шуберт. "Девушка и смерть" в исполнении камерного оркестра Башмета. Переслушиваю заново и понимаю: эта музыка абсолютно совпадает с моим состоянием души. От нее исходит трагическая энергия, а оркестр играет так, что я чувствую ее усиление. Но это не разрушает, а, наоборот, рождает уникальные жизненные силы. Если в произведении трагическая история, это дает мне заряд. - Вы заряжаетесь с утра музыкой? - Музыкой я себя восстанавливаю, настраиваю и получаю от нее колоссальную жизненную энергию. - Какое человеческое качество для вас главное? - Их несколько. Порядочность. Доброта. И - как бы выразиться пообъемнее, чтобы слово включало в себя несколько качеств... Умение жертвовать чем-то своим ради другого. Великодушие - но это тоже доброта. Ответственность, надежность - тоже из области порядочности. Даже не знаю, как точнее сказать. Давайте так: великодушие и ответственность.
Карина: источник Этуаль "Ла Скала" Светлана Захарова: "Управлять методом кнута не удастся" Светлана Наборщикова Прокомментировать назначение Махара Вазиева обозреватель "Известий" попросила приму-балерину Большого театра и этуаль "Ла Скала" Светлану Захарову. вопрос: Насколько продуктивным для "Ла Скала" может быть директорство Махара Вазиева? ответ: Трудно сказать. При мне в "Ла Скала" дважды сменилось руководство балета. Система управления здесь совершенно иная, чем в Мариинском театре. Махар Хасанович практиковал жесткий, авторитарный стиль. А в "Ла Скала" очень сильны профсоюзы, следящие за тем, чтобы все права танцовщиков соблюдались и им было удобно и комфортно работать. в: Диктаторское начало будет трудно проявить? о: Я думаю, просто невозможно. Методы кнута там однозначно не пройдут. в: В официальном сообщении "Ла Скала" сказано: руководство миланского театра надеется, что помимо дисциплины Вазиев "привнесет в "Ла Скала" традиции великой русской школы, но прежде всего - внимание к современным тенденциям". Это, на ваш взгляд, осуществимо? о: В ближайшие несколько лет ему вряд ли удастся изменить репертуарную политику. Спектакли и график приглашения хореографов известны на годы вперед. Над этим уже поработали его предшественники. Что касается русских традиций, то они здесь и так присутствуют. "Лебединое озеро" идет в постановке Владимира Бурмейстера. "Баядерка" - в постановке Наталии Макаровой. В Италии ценят русскую школу и русских исполнителей. Я постоянно ощущаю это на себе. Но не думаю, что "русское" сюда нужно привносить насильственно. В "Ла Скала" слаженная труппа, и она будет сопротивляться. Здесь есть своя школа и свои очень давние традиции. Ведь итальянский балет значительно старше нашего. Представьте себе, что в Большой театр приехал бы американский директор и попытался внедрять американскую школу. Какова была бы реакция? в: Я вижу, вы не в восторге от назначения Вазиева. о: Дело не в моем отношении к Махару Хасановичу. Просто директор балетной труппы для меня как для этуали не играет большой роли. Согласно правилам "Ла Скала" танцовщики, занимающие это положение, оговаривают свои контракты непосредственно с арт-директором театра. Мой репертуар расписан на много лет вперед. Так что вряд ли наши интересы каким-то образом пересекутся.
Карина: источник Выпуск № 209 от 07.11.2008 Рыцарь собственного образа Татьяна ОТЮГОВА Завтра театру на площади Искусств, который теперь вновь называется Михайловским, исполнится 175 лет. И в этот же день свое семидесятилетие отметит человек, чье имя с этим театром было связано долгие годы, – народный артист России Никита Долгушин.Он проработал солистом здесь с 1969 по 1983 годы. Фарух Рузиматов, возглавивший Михайловский балет в прошлом сезоне, зная опыт и профессионализм Долгушина, позвал его на роль педагога-репетитора. Судьба к тому времени у Никиты Александровича складывалась, мягко говоря, непросто. Он согласился вернуться на площадь Искусств.Сто пять лет разделяет два этих юбилея. Руководство театра решило не объединять их и вечер восьмого «отдать» Долгушину. Собственный юбилей Михайловский отметит шестнадцатого – зрители увидят гала-концерт Фаруха Рузиматова.С Никитой ДОЛГУШИНЫМ встретилась наш корреспондент Татьяна ОТЮГОВА. – С кем из выдающихся балетмейстеров вам довелось работать? – Мое счастье, что «на меня» ставили Игорь Бельский, Олег Виноградов, Николай Боярчиков, Леонид Лебедев, на мой взгляд, недооцененный блистательный хореограф. Со мной работала Май Мурдмаа – номер на музыку Арво Пярта (не имею в виду свое исполнение), думаю, помнят многие любители балета. В моем «послужном списке» Касьян Голейзовский, Борис Эйфман, Леонид Якобсон, Георгий Алексидзе... – Вы заканчивали Вагановское училище? – И после него работал в школе Кировского театра с легендарной Наталией Макаровой. А затем, к удивлению поклонников и просто зрителей, уехал в Новосибирск – там был тогда уникальный театр, там ставил Юрий Григорович, там работал Олег Виноградов. Оба звали туда. Я поехал посмотреть и... остался там на шесть лет. Танцевал в театре классического балета Игоря Моисеева (никакого отношения к его Театру танца эта труппа не имела). Сам стал ставить свои творческие вечера. А потом пошли конфликты. Думал, мое балетное время закончилось. Не поверите, но пришлось работать водопроводчиком – даже разводные ключи купил. И мне за мою новую, очень нужную народу работу даже дали квартиру. – Но ведь вы вернулись на сцену? – Вернулся, уже в Ленинграде. Станцевал в Кировском театре три свои любимые партии. Правда, это длилось недолго. А потом были годы в Михайловском, который тогда назывался Малым театром оперы и балета. Уйдя со сцены, стал заведующим балетной кафедрой нашей Консерватории, руководителем ее балетной труппы. Ну а потом и оттуда пришлось уйти... И вот я снова в Михайловском. Мне доверили поставить «Жизель». С этим балетом я не расстаюсь уже 50 лет. В роскошном интерьере обновленного театра, с прекрасными декорациями и костюмами, мне кажется, балет производит впечатление. – А только что выпущенная Олегом Виноградовым премьера – «Ромео и Джульетта»? – Прекрасный спектакль. Олег ведь с ним тоже долгие годы не расстается. Сейчас это совсем другой спектакль – ушла обязательная в советское время социальная линия. Это красивый гламурный спектакль. Я, кстати сказать, в это слово вкладываю положительный смысл. – Каким вы видите будущее театра, в котором сейчас работаете? – Я в последние годы стал оптимистом, рефлексирую намного меньше. Театр ждет и ищет людей, которые на самом деле хотят работать. – Что увидят зрители на вашем юбилейном вечере? – Небольшой фильм-хронику. Поздравления артистов (естественно, танцевальные). Балет Хосе Лимона «Павана Мавра». – А вы хоть что-нибудь станцуете? – Маленький сюрприз будет...
Карина: "Вечерний Петербург", 7 ноября, 2008 НИКИТА ДОЛГУШИН: «У КАЖДОГО ДВИЖЕНИЯ ЕСТЬ СВОЙ СМЫСЛ…» 8-го ноября исполняется 70 лет Никите Александровичу Долгушину – замечательному танцовщику, хореографу, педагогу, остроумному мыслителю об искусстве и элегантному собеседнику. Никита Александрович, я хотела бы вас поздравить с большой датой… Благодарю вас. Я люблю говорить, что мне всего лишь 120: 70 по паспорту плюс 50 в профессии… А когда вы, простите, закончили танцевать? Десять лет назад, – я тогда станцевал два юбилейных спектакля. В том числе, «Жизель». Рассказывают, что вы тогда сделали 64 антрашасиса в коде… Ну, если строго, – 48. Но и это немало. «Жизель», насколько я знаю, сопровождает вас всю жизнь... Я с нею тесно знаком 50 лет. Прямо, как генерал Игнатьев: «50 лет в строю»! И до сих пор копаюсь, ищу… Помню, как в 1958-м мы с Наташей Макаровой готовили для выпускного вечера па-де-де из второго акта «Жизели», и сделали арабески чуть более протяженными. Нас вызвали «на ковер», отругали и потребовали неукоснительного воспроизведения традиционного текста. Мы, конечно, дали честное пионерское, но на выступлении все-таки выполнили то, что задумали. И это вдруг так понравилось, что, во-первых, нас не осудили – как победителей, а, во-вторых, этот вариант стал чуть ли не каноническим. Сейчас многие меняют хореографический текст очень активно и - ничего… Это другое. Теперь, действительно, всё кроят и перекраивают, кто во что горазд. И только ради внешних эффектов. Надо – не надо, долбают себе кабриоли... А я так скажу: в «Дон-Кихоте» долбай, а в «Жизели» не смей! Отчего же? У каждого движения есть свой смысл и своя уместность или неуместность. Ну, не должен Альберт у могилы выделывать гран пируэты! Это движение радости... Почему вам так хотелось танцевать Альберта? Потому что это человек, понимаете? Но ведь не очень хороший? Ну, да, не очень... А Зигфрид? Он, что, хороший? Что же в нем хорошего, если он предал любовь свою, изменил ей на глазах у всех, среди этих факелов пылающих?.. Правда, он потом покаялся, но как-то без толку, – все равно их всех потом Ротбарт уморил. А Дезире – вообще ничтожество! Ходит, понимаете, держась за юбку Феи Сирени, а она его по развалинам таскает, и шпагу подкладывает, чтобы он помахался с феей Карабос... Можно ли всерьез говорить о психологии балетных принцев? Совсем всерьез, пожалуй, нельзя. Но все-таки из каждого такого несмышленыша можно попытаться сделать интересную личность. Я поставил в Консерватории «Лебединое озеро», где сделал главным действующим лицом Зигфрида – не поменяв при этом ни либретто, ни хореографию. Ведь обычно он подставуха какая-то под балерину (как, впрочем, и все другие принцы). Вот вы приходите на дежурный спектакль «Лебединое озеро» и умираете от скуки, хотя Зигфрид навертит вам пируэтов и прочего. Чаще всего бывает, что танцуют ни про что – механически воспроизводят набор классических движений. А у меня Зигфрид – характер, и мальчишки просто рвались его танцевать. Это, что, всегда так в балете было, – что техничность стремилась вытеснить искусство? В 60-х я танцевал с Аллой Шелест. У нее были сложные ноги, не очень хорошая фигура. Фуэте она не вертела, туры по кругу не делала... Впрочем, это было не важно. Она создала себя сама, и всё появилось, – в том числе, видимость легких ног. Она была изумительна! С ней бывало трудно – с ее требовательностью, жесткостью правил, своеобразием жизненной философии. Она была – страшно сказать! – человеком необаятельным. Но такой силы, такого профессионализма, и, вместе с тем, такой содержательности, что хотелось упасть перед ней на колени. Молодые балетоманы сетуют, что кинокадры с былыми исполнителями им трудно смотреть... Не только балетоманы, но и исполнители из молодых. Они позволяют себе в голос смеяться над Чабукиани, над Дудинской, над Улановой... Конечно, Дудинская поднимала ногу всего лишь на 95 градусов. Но как музыкально и в каких темпах! А эта смеющаяся над стариками молодежь не может попасть в нужный темп – «сделайте мне помедленней»... Зато ноги дерут максимально, при каждом удобном случае. И даже неудобном. Балет – как вид спорта? В спорте, в самом деле, количественные показатели превыше всего. А в балете можно улучшать движение качественно, вычищать его, не завышая, допустим, ноги, потому что иногда это противоречит смыслу образа и архитектонике позы. Осипенко в Клеопатре поднимала ногу на 135 градусов, но как это было красиво! – вам казалось, что вы видите волны Нила, лепестки Сахары, какие-то иероглифы… «Лепестки Сахары» – это звучит таинственно… Вот. А теперь все по полкам разложено, все грамотно, а искусство ушло. Ушла искренность, ушла спонтанность, случайность... Нет, не совсем случайность, а «как бы» – понимаете? У Улановой все случайности были продуманы! Эти движения плечиками... Она из спектакля в спектакль идеально повторяла эти как бы случайные вещи, и вы верили, что она делает это впервые. А Макарова? Она тоже была спонтанной? Да, она была уникально непредсказуема. В нашем дуэте я всегда был стороной рациональной, а она – абсолютно спонтанной. Мы могли договориться, что она бежит влево, а она вдруг бежала в противоположную сторону… И мне приходилось ее перехватывать. Партнерство наше она ценила. Хотя своей неукоснительностью и рационализмом я ее и раздражал. Вас называют самым интеллектуальным танцовщиком... Ой, и не говорите... Притча во языцех... И все-таки это от вас неотъемлемо: рационализм, интеллектуализм… У меня отец был математик. А мать – замечательная оперная певица, пела в провинции... На сцене я ее не застал – нас разметала война, и познакомился я с мамой только в 6 лет. Она вернулась в Ленинград из Перми в 1944-м, и я ее долго называл на «вы»... А вы где были в войну? Всю блокаду пробыл в Ленинграде, с бабушкой, теткой и сестрой. Я под столом сидел – под столом было не страшно. Там я без конца перелистывал «Фауста» Гете, – читать в три года еще не получалось, но я вглядывался. Не только в картинки, но и в графику строк, в слова. И, кажется, угадывал, какую-то будущую пластику, будущую музыку… Когда же музыка и пластика начали становиться для вас реальностью? Я и в детском саду танцевал, и в пионерских лагерях. Даже ставил там что-то… Видел в детстве два балетных спектакля, «Дон Кихота» и «Спящую», поразивших меня сперва не танцами, а духом театральности – декорациями, костюмами… Родители эту мою склонность не одобряли, – наверное, хотели для меня какой-то более прочной профессии. И, как я узнал впоследствии, даже договаривались с руководством Вагановского, чтобы на вступительных экзаменах меня завалили. Но вы не завалились. Помню, как один из членов комиссии сказал: «Ой, смотрите, какие мужские ноги! Какие настоящие мужские ноги!» А я-то и не знал, что у меня настоящие мужские ноги, – откуда мне было знать? Такие ноги – это что, необходимое условие успеха? Знаете, в 1963-м я работал по контракту в Австралии, – был приглашен солистом в только что созданный австралийский балет. И встретился там с Эриком Бруном, знаменитым датчанином, тоже приглашенным. Так у него ножки были тоненькие-тоненькие. Но силы при этом совершенно необычайной. Он их развил специальным экзерсисом, по старинной датской методе, идущей еще от Бурнонвиля. Я у Бруна научился многому. Вы трудолюбивый человек? Не ленивый, во всяком случае. Мама всегда говорила: «Лень – мать всех пороков. Именно то, что тебе не хочется делать, делай обязательно». Я очень хорошо знал – по своим уродским ногам, может быть, – что, если пропущу урок, то будет... Постойте, у вас же, как только что было сказано, красивые мужские ноги... А потом мне стали внушать, что для классических танцев мои ноги не годятся – сухие, неправильные, не оттуда растут и все такое прочее... И, вы знаете, нет худа без добра – я стал свои ноги делать, или, как у нас принято выражаться, «выдавливать» их. И пришел к тому, что они стали как бы мягкие, как бы способные. Никита Александрович, откройте мне, пожалуйста, напоследок тайну «баллона», – когда танцовщик надолго зависает над сценой, это нам кажется или он на самом деле?.. Конечно, это природное. И, конечно, очень часто это иллюзия. Чабукиани не обладал высоким прыжком, но вам казалось, что он парит в воздухе как орел или, там, сокол. Когда Каплана спрашивали: «Как это у вас, Семен Соломонович, получаются такие чистые воздушные двойные туры?», – он преспокойно разъяснял: «Ну, это очень просто. Я подпрыгиваю вверх, потом пару раз поворачиваюсь, и потом, поразмыслив, приземляюсь». Кажется… не кажется... Главное, чтобы зритель почувствовал и пережил эту высоту и легкость, ощутил, что он так не может, но что мы не бравируем своим уменьем, а просто открываем ему возможность тоже прикоснуться... ой, сейчас скажу страшную вещь... к совершенному, к божественному. Беседовала Марианна Димант
Карина: источник Ульяна Лопаткина и Ирина Чистякова в гостях у Фёклы Толстой и Петра Фадеева В студии - прима-балерина Мариинского театра Ульяна Лопаткина и педагог-репетитор Ирина Чистякова. Слушайте в аудиофайле.
Карина: источник Директор балета Мариинского театра Юрий Фатеев: "По закону балетный танцовщик может работать до шестидесяти лет" Светлана Наборщикова В конце мая у Мариинского балета появился новый директор. Им стал балетмейстер-репетитор Юрий Фатеев. Однако формально прославленную труппу продолжал возглавлять Махар Вазиев. В ноябре наконец интрига разрешилась. Вазиев, приглашенный на должность директора балета "Ла Скала", объявил об уходе из Мариинского театра. А Юрий Фатеев, прервав долгое молчание, рассказал о своих тревогах и надеждах обозревателю "Известий". вопрос: Вы уже заняли кабинет Махара Вазиева? ответ: Если дирекция посчитает, что мне нужно переместиться в кабинет Махара Хасановича, я перейду туда. Он сейчас свободен. Но чисто этически меня можно понять - Махар Хасанович не был уволен из театра. Он был в отпуске, а я не так воспитан, чтобы прийти и занять чужое место. Я хочу быть на своем. в: С уходом Махара Вазиева из Мариинского театра приставка "и.о." в вашей должности исчезнет? о: Это прерогатива Валерия Абисаловича Гергиева. Его право решать оставлять меня исполняющим обязанности или переводить на должность заведующего балетом. Я думаю, что он ко мне присматривается. в: Так долго? Вы уже полгода руководите. о: Мне сложно делать прогнозы. Какой-то испытательный срок должен быть. Сейчас я веду абсолютно всю работу, которая подразумевает директорство балетной компанией. в: То есть работу, которую вел Махар Вазиев, но без его амбиций по поводу формирования репертуара? Насколько мне известно, именно они плюс диктаторское начало, свойственное Гергиеву, рассорили Махара Хасановича с Валерием Абисаловичем. о: Я не знаю глубины их конфликта, и вряд ли кто-то, кроме них, это знает. Думаю, вся проблема заключалась в общении. Нужно общаться. Валерий Абисалович - человек мира. Он достаточно гибок и прислушивается к советам. Не могу сказать, что Гергиев формирует репертуар всецело самостоятельно. Мы с ним много общаемся. Он сам выходит на связь и инициирует наши встречи. Некоторые мои предложения находят у него горячий отклик. В то же время у него есть свои пожелания. Несмотря на большую занятость в мире музыки и оперы, он хорошо знает балет. Единственное - у него не хватает на все времени. в: Вам не кажется, что в такой ситуации хорошо бы распределить обязанности: есть худрук театра и есть худрук балета? о: Гергиев говорил, что ищет худрука для балетной компании и ему хочется, чтобы им был Алексей Ратманский. в: Ратманский уже нашел себе место приглашенного хореографа в АВТ. Значит, худрука у Мариинского балета не будет? о: Все может быть. в: В октябрьском интервью "Известиям" Ульяна Лопаткина сказала, что лично ей не хватает художественного руководства. От его отсутствия страдает актерский уровень исполнения, и зрителю становится скучно. Вы согласны с этим? о: Категорически нет. Не могу согласиться с Ульяной, хотя глубоко уважаю ее, как личность, как балерину. Применительно к конкретным артистам ее слова, безусловно, имеют смысл. Но говорить, что с уровнем актерского мастерства стало хуже в целом, я бы не стал. За последнее время у нас появились замечательные актрисы - Виктория Терешкина и Алина Сомова. Подросли исполнители второго плана. В осеннем американском туре два прекрасных молодых танцовщика - Константин Зверев и Карен Иоаннисян - поочередно танцевали Эспаду в "Дон Кихоте". Настолько хорошо, что люди спрашивали: а почему этот артист не танцует в последнем акте? Мы хотим смотреть только на него. Параллельно у нас был британский тур, где мы показывали программы Форсайта и Баланчина. Клемент Крисп, старейший балетный критик Великобритании, поставил за эти спектакли пять звездочек. Мне потом сказали: это небывалый случай, чтобы два зрелища подряд получили у него такую оценку. А про исполнение Игорем Зеленским "Аполлона" в тандеме с Валерием Гергиевым за пультом он написал, что за последние 60 лет не видел спектакля лучше. в: Крисп часто пишет такие вещи. Он человек увлекающийся. о: Мне кажется, это хорошо. Творческие люди должны увлекаться. в: Безусловно, и вы тому примером. Но в данном случае вы говорите как худрук, следящий за качеством спектаклей. А директор балета - больше административная должность. В этом плане вы готовите какие-то новшества? о: Одно очень важное дело мы уже сделали. Во всех четырех балетных залах настелили специальные полы. Артистам стало легче работать. Кроме того, я начал проводить организационные реформы. Их можно назвать художественными, а можно - административными. Одно нововведение касается контроля над классическими спектаклями. Сегодня каждый репетитор отвечает за свой маленький кусочек. А я хочу, чтобы за весь спектакль отвечал один человек. Так, как сейчас принято в новых постановках. Это значит, что у балета появится хозяин, который будет следить за ним, как за собственной вещью, - вовремя чинить или менять то, что износилось. Ну и, наверное, самая болезненная реформа коснется распределения зарплаты. Я не считаю, что люди, которые числятся в труппе, но не несут большую репертуарную нагрузку, должны оплачиваться наравне с теми, кто дышит театром, не вылезает из репетиционного зала. Необходима дифференцированная оплата труда. Ввести ее в моей власти. в: Как определить, дышит артист театром или нет? Если, например, вы ставите человека в спектакль, а он выезжает на личные гастроли, то автоматически попадает в разряд "не дышащих"? о: С личными гастролями у нас больших проблем нет. Этот вопрос решается достаточно мирным путем. Во всяком случае, пока. Говоря о людях, не дышащих интересами театра, я в основном имею в виду артистов кордебалета, а он у нас достаточно обширный. При таком количестве народа мы можем иметь два, а то и три качественных кордебалетных состава. Их у нас пока нет. в: Зачем вам столько? о: Это важно, если мы хотим давать разнообразный классический репертуар. Возьмем лучшие западные компании. Там человек, получающий зарплату, качественно используется в каждом спектакле. Если в первом акте ты выносил поднос или подавал алебарду, то во втором надеваешь туфли и трико и танцуешь в полную силу. А у нас люди порой забывают о том, что они артисты балета, и перекладывают свою нагрузку на плечи других. Раньше у нас была действенная система переизбрания. Раз в пять лет собиралась комиссия, состоящая из балетмейстеров-репетиторов, педагогов, представителей руководства. И если комиссия считала, что человек не соответствует профессии, его могли просто уволить. Сейчас, если артист достиг 38 лет, ему можно предложить уйти на балетную пенсию. Но и это не всегда срабатывает - по российскому законодательству можно трудиться до шестидесяти. в: Я понимаю, почему исчезла комиссия по переизбранию. Было много курьезов. Например, в Большом такое собрание уволило вполне дееспособную Анастасию Волочкову, но оставило некондиционную дочку известного олигарха. Система дифференцированной оплаты - та же комиссия. Не нравится человек - платить не будем, и артист сам уйдет. Не боитесь скатиться во вкусовщину? о: Я, как все люди, наверняка ошибаюсь и не боюсь признаваться в своих ошибках. Но судить об артистах мне легче, чем кому-то другому. Я даю уроки и репетирую спектакли. В труппе нет танцовщика, с которым я не встречался бы в классе или репетиционном зале. Как артисты работают, на что они способны, я знаю не с чужих слов. в: Воспитываете в себе диктатора? о: Нет, не могу так сказать. По натуре я человек мягкий. Мне и хочется, чтобы все, кто работает в труппе, любили свое дело. Чувствовали, что руководителю с ними интересно. Таких людей немало. Я вижу девочек, которые приходят по выходным дням и занимаются самостоятельно. Они фанатики. Не замечают ничего, кроме балета. Мне кажется, это здорово. Русская балетная школа славится именно своей духовностью. Одухотворенностью. Тем, что дыхание неземное исходит со сцены в зрительный зал. Это чувство я испытал, когда мы показывали в Нью-Йорке "Тени". в: Чем Мариинский балет порадует отечественного зрителя? о: В декабре покажем возобновление "Темы с вариациями" Баланчина. В феврале - премьеру "Конька-Горбунка" в постановке Алексея Ратманского. Надеюсь, что возобновим "В ночи" Роббинса. Есть информация, что открыт к общению Ролан Пети, и я хотел бы вернуть в Мариинский репертуар "Юношу и смерть" и "Кармен". Думаю, что в этом вечере хороша была бы и его "Арлезианка". Если не помешает финансовый кризис, в конце сезона возможна премьера балета Кристофера Уилдона. Этот потрясающе музыкальный хореограф очень близок мне по духу. Он уже приезжал знакомиться с труппой. в: Директорство уже стало для вас любимым занятием? о: Привыкаю. Но репетировать и давать уроки мне нравится больше. в: Если завтра Валерий Гергиев скажет: "Спасибо. Вот вам преемник", вы закроете за собой дверь кабинета и отправитесь преподавать? о: Так и сделаю. Никаких проблем не будет. Справка "Известий" Юрий Фатеев родился в 1964 году в Ленинграде. По окончании Ленинградского хореографического училища им. Вагановой был принят в Ленинградский театр оперы и балета им. Кирова. На сцене выступал до 2003 года. В качестве балетмейстера-репетитора Мариинского театра готовил постановки балетов Джорджа Баланчина, Ролана Пети, Джона Ноймайера. Преподавал в Шведском королевском балете, в Pacific Nord-West Ballet (США), где поставил "Корсара" и "Раймонду". В Датском королевском балете осуществил постановку "Корсара".
Карина: источник Прима-балерина о диетах Стать примой-балериной Виктория Терешкина могла бы и со своего первого сезона в Мариинском театре, но тогда она была слишком юной. Только спустя семь лет, в прошлом году, ее здесь официально признали примой. Она привыкла побеждать с детства, когда под чутким руководством отца завоевывала всё новые вершины в художественной гимнастике в родном Красноярске. Спорт и балет в случае Виктории соприкоснулись вплотную: в хореографическое училище ее взяли сразу после занятий гимнастикой. Сегодня стиль танца примы-балерины Терешкиной отличает повышенный динамизм, невероятная выносливость и аэрокосмическая точность. За чашкой фруктового чая с чизкейком в ресторане Teatro, что рядом с ее любимым Мариинским театром, Виктория рассказала о своей непростой, но безумно интересной и обожаемой профессии. – Фигура балерины – притча во языцех с давних времен. – Внешний вид для нас имеет большое значение. Если вдруг в жизни ты выглядишь слишком хорошо, то на сцене уже смотришься, грубо говоря, толстой. Сцена безжалостна. Поэтому в обычной жизни приходится быть вдвое тоньше. В то же время слухи про диеты балерин преувеличены. У нас такая большая нагрузка в театре, что растолстеть мы фактически не успеваем. Во всяком случае, у меня такой проблемы нет: я ем все. – Если вам не грозят диеты, то каков ваш рацион? – Например, сегодня было так. Плотно завтракать я не люблю, мой организм того не требует. Поэтому я съела йогурт, приехала в театр, где были две длинные репетиции подряд. Они закончились около пяти часов дня – и это был первый момент, когда я смогла поесть. В буфете Мариинского театра съела куриную отбивную с гречневой кашей. При этом особенно есть не хотелось, но я знаю, что совсем не есть – неправильно. – Иногда замечаю вас в “Штолле”. Не прочь съесть что-нибудь мучное? – Конечно. Также не могу жить без шоколада, который всегда имеется дома. Или тортики какие-нибудь. Могу внезапно наесться на ночь, например, часов в двенадцать. Часто сразу после спектакля есть не хочется – могу только пить воду. Проходит часа два, и я вдруг понимаю, что жутко голодная. Часа в два ночи я могу сварить пельмени. Спать после спектакля все равно долго не хочется – адреналин переполняет. – Под присмотром врачей балетные артисты находятся постоянно? – Все зависит от имеющихся проблем. Вообще здоровье для нас – самая важная составляющая. Но иногда им приходится жертвовать – ходить к врачам зачастую просто нет времени. Мелких травм бывает много. Они случаются либо с уставшим, либо с недостаточно разогретым телом или тогда, когда тело работает на автомате, когда голова не контролирует, и нога внезапно подворачивается. Поэтому артисты балета просто обязаны ездить на море, на курорты, в санатории. В этом году я была на море только пять дней. И с наступлением зимы чувствую, что снова хочется в отпуск. На солнце и на море нужно проводить минимум две недели. Соленое море лечит все наши болезни. – На сцене партнеры меняются, а в жизни вам какой партнер достался? – О своем будущем муже я знала с шестнадцати лет. Мы вместе учились в Академии русского балета. Для меня он казался чем-то недосягаемым – мужчиной мечты. Но, как известно, мечты сбываются. После учебы мы встречались во время гастролей по миру, иногда в Москве на концертах. Позднее он мне признавался, что все это время и я нравилась ему. Но долгое время мы с ним никак не общались, кроме изучения друг друга глазами. И вот во время недавних гастролей Мариинского и Большого в Японии мы наконец познакомились, у нас завязалась переписка… – Е-mail’ом? – SMS-ками! Я давно знала, что он очень хороший. Для меня в мужчине важны не только внешние качества – красота и “высота”, но и то, какой он внутри. Потому что жить ведь не с красотой. Словом, минувшим летом я вышла замуж за солиста балета Большого театра Артема Шпилевского. – Как балерины решаются на семейную жизнь? – Мне замуж поначалу не слишком хотелось. Но в жизни часто многое происходит как бы само собой. Ты вдруг встречаешь человека и понимаешь, что сможешь жить с ним долго и счастливо. – Думаете о продолжении рода? – Был момент в жизни, когда я не могла представить себя мамой, казалось, что все еще очень далеко. Но сейчас уже настраиваюсь на это. А пока завела кошечку – русскую голубую. Мне ее подкинула судьба. Кто-то закрыл ее в нашем подъезде в щитке. Она так жалобно мяукала, что мы с мужем не выдержали и пригрели. Вот сейчас сижу с вами, а думаю о ней – она целый день сидит дома голодная и ждет меня. Она с такой укоризной во взгляде всегда провожает меня, зная, что я вернусь поздно. – В какой стране вы чувствуете себя комфортно, где все устроено на благо человека? – Нигде, кроме Петербурга, я себя не представляю. Все говорят о минусах климата, отсутствии солнца, но мне здесь комфортно. Возможно, моя привязанность к этому городу обусловлена привязанностью к любимому театру. Мне, например, никогда не хотелось работать на Западе, хотя предложения были. Даже если бы мне предложили там квартиру и большие деньги, я бы не уехала. Для меня важен внутренний комфорт – русское искусство, русская публика, наш любимый театр. – Жить в России, может быть, и хорошо, но вот почему-то все мы предпочитаем одежду западных марок. – Но это мелочи. – Но приятные… Какие у вас предпочтения в одежде по брэндам? – Иногда позволяю купить себе что-то от Boss или Guess. Но по брэндам с ума не схожу. Конечно, мне нравятся дорогие вещи, но запредельные цены иногда пугают: часто вещь не кажется стоящей висящего на ней ярлычка. Не могу сказать, что в чем-то ограничиваю себя, но купаться в роскоши себе не позволяю. К тому же сейчас задача номер один – расплатиться за квартиру, которую купила в кредит. – Есть ли в вашем расписании статья “досуг”? – Мечтаю сходить в кино. Мне интересны все премьеры – и Джеймс Бонд, и новые мультфильмы. Во время гастролей иногда посещаем казино. Однажды в Детройте я выиграла 200 долларов, поставив на “зеро-зеро” – знала, что повезет. – В какие страны нравится возвращаться? – Очень люблю Японию и Италию. В Италии нравятся климат и еда. Япония нравится и сама по себе, и благодаря самым преданным поклонникам. Например, на каждый Новый год я получаю в Петербурге поздравительную открытку из Японии от моих поклонников, написанную с ошибками на русском, но очень трогательно. Когда приезжаю в Японию, знаю, что меня будет ждать пачка фотографий – как с моих спектаклей, так и из жизни. У японцев к балету благоговейное отношение. Америку не очень люблю, за исключением Чикаго. В Америке, как правило, бывают очень длинные гастроли. А для меня долгая разлука с родиной – большое испытание. Я очень домашняя. Дома могу танцевать сколько угодно. А на гастролях тяжело – я скучаю. Неделю, максимум десять дней могу выдержать. – Вы смотрите на мир простыми глазами? – Да, на собственном опыте убеждаюсь, что все гениальное просто. Это касается всего, в том числе и нашей профессии. Когда видишь, как люди мудрят в желании быть непохожими на других, невольно задумываешься: зачем все это? – Все в вашей жизни происходит так, как задумываете? – Я стараюсь не планировать – жизнь настолько переменчива, что планы могут измениться три раза на дню. Владимир Дудин
полная версия страницы